Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Поначалу ответ СВР показался нам неправдоподобным. Неужели Йон по доброй воле отправился в Восточный Берлин, чтобы встретиться с советскими представителями? Если это действительно так, то что он мог ожидать и как его уговорили не возвращаться? Посмотрев телевизионную программу в ноябре, мы укрепились в наших сомнениях. Евгений Питовранов, бывший глава аппарата в Карлсхорсте, стремился придать программе некое благообразие, однако продюсер с помощью свидетельств бывших сотрудников КГБ опроверг мягкую версию событий, рекомендованную СВР. Пытаясь развеять наше недоумение, служба внешней разведки предоставила справку по настоящему досье Йона[470]. Сравнив ее с нашими собственными изысканиями, мы увидели самую поразительную шпионскую историю эпохи «холодной войны», где центральную роль играет КГБ.

ЙОН - ЗАПАДНЫЙ РАЗВЕДЧИК

Советское дело Отто Йона начинается не в 1950 году, после его назначения президентом BfV. Оно берет свое начало в 1939-м, когда Йон работал на германской авиалинии «Люфтганза», и прослеживает его отношения с адмиралом Вильгельмом Канарисом, шефом немецкой разведки (Абвер). Канарис обратил внимание на частые поездки Йона в Лиссабон и Мадрид и видел в них возможность поддерживать контакты с иностранными соратниками[471]. Судя по докладам, полученным СВР из резидентуры довоенного НКВД в Берлине, к 1939 году Йон уже имел контакт с американским корреспондентом Луисом Лохнером. Были также донесения о том, что немецкая оппозиция, с которой был связан Йон, видела в Лохнере связь с Франклином Д. Рузвельтом[472].

Советские источники в британской разведке, а именно Ким Филби, доносили о тайных связях Йона с британской разведкой и его обширных донесениях о разработке немецкого атомного оружия, развертывании подводных лодок, испытательном полигоне ракет и реактивных^ снарядов в Пенемюнде. Однако для Советов информация Йона о военной машине нацистов несравнима с его информацией о деятельности некоммунистической оппозиции Гитлеру. В досье Йона процитированы донесения, полученные британской разведкой, о визитах Йона в Лиссабон в декабре 1942 года и годом позже, где он излагал планы и проблемы антифашистского сопротивления, якобы им представляемого. Возможно, благодаря Филби, было высказано мнение, что «нет оснований для изменения отношения к действиям и беседам Йона, которые могут быть одобрены, если не продиктованы гестапо»[473].

Эта информация, переданная НКГБ Филби «из недр британской разведки», а также очевидное подозрение британской секретной службы, что Йон связан с гестапо, привлекли к нему внимание Советов и возродили их опасения насчет того, что, даже если немецкое Сопротивление отделается от Гитлера, Германия может заключить сепаратный мир с союзниками. У британской разведки не было реальных оснований подозревать Йона в сотрудничестве с гестапо, как явствует из его дела в архиве КГБ, оно отражает глубоко укоренившееся подозрительное отношение к британской теме — сомнения, превалировавшие во всем советском правительстве и получавшие резонанс каждый раз, как только дело Йона всплывало на поверхность[474].

После провала в Германии заговора 1944 года Йон бежал от Гестапо в Португалию, а оттуда был переправлен в Британию с помощью британской разведки. Несмотря на подозрения в связях с гестапо, — а иначе трудно объяснить, как ему удалось выскользнуть из Германии, — в советском досье утверждается, что Йон был на короткое время интернирован в комфортабельной квартире в центре Лондона, а к Рождеству 1944 года он из информатора превратился в сотрудника британской разведки. После предоставления обширных докладов о положении в Германии и о ведущих политических деятелях, после идентификации главных нацистов Йон был направлен в психологический отдел войны под начало Сефтона Делмера, и стал работать на радио в программе «Soldatensender Calais». Именно здесь он познакомился с Вольфгангом Гансом Эдлером фон и цу Путлитцем, бывшим германским дипломатом с пестрым прошлым, который также работал под началом Делмера и потом сыграл важную роль в разработке Советами операции Йона.

Советское досье почти не предоставляет информацию о работе Йона во время процессов над нацистами и о его переезде в Федеративную республику. Однако в нем отмечено его назначение первым президентом BfV — совершившееся, как сказано, благодаря «английскому влиянию». Интерес Советов к Йону вновь был подогрет в 1951 году, и не только из-за его поста в BfV, а из-за информации о его политических взглядах, поступившей из неизвестного источника. Петр Дерябин — в то время оперработник в австро-германском отделе внешней разведки МГБ — предполагает, что источником мог быть агент в BfV[475]. То, что такой агент в то время был в BfV, подтверждает интервью Ганса Фредерика с «полковником Карповым» из КГБ, хотя остается неясным, можно ли доверять его книге, написанной под влиянием MfS[476]. Этот источник характеризовал Йона как защитника идеи единства Германии, который с симпатией относился к усилиям Советов в этом направлении, и откровенного критика политики Аденауэра и привлечения нацистов в правительство.

Сотрудники КГБ в Берлине стали всерьез «разрабатывать» Иона, хотя делали это осторожно, подозревая в нем британского агента. Советские источники доносили, что Ион бесхребетен относительно чужого влияния; непоследователен в своих действиях, невыдержан в употреблении алкоголя и неразборчив в выборе друзей. Советы получили и другой портрет Йона, от его коллеги по «Soldatensender Calais», избалованного аристократа Путлитца, который подтвердил уже полученные данные об обстоятельствах жизни Йона, его прошлом и разочаровании правительством Аденауэра. Офицером КГБ, руководившим операцией, был Вадим Витальевич Кучин, то есть Карпов[477].

СОВЕТЫ ПЫТАЮТСЯ ЗАВЕРБОВАТЬ ЙОНА

Как сказано в архивном деле и в отчете Карпова в 1969 году, первый прорыв в этом деле был достигнут в конце 1953 года, когда Макс Вонзиг, советский агент в Германии с 1946 года, проинформировал советскую разведку о том, что некий плейбой и гинеколог Вольфганг Вольгемут из Западного Берлина является близким другом Отто Йона. «Во-Во» считал себя коммунистом — «банкетный партизан», как говорили берлинцы, который был склонен что-то сделать в советских интересах. Сестра Вонзига, работавшая медсестрой у Вольгемута в берлинской больнице, познакомила брата с врачом. (Йон познакомился с Вольгемутом во время войны в знаменитой берлинской больнице «Шарите», где тот лечил его раненого брата.) Вонзиг информировал об отношениях Йона и доктора Вольгемута, подчеркнув при этом недовольство Йона режимом Аденауэра и его желание познакомиться с советскими представителями. Вонзиг также предложил представить Вольгемута сотруднику КГБ. Этот доклад произвел бурю в Карлсхорсте, ибо предлагал в перспективе связь с главой западногерманской контрразведки и как раз в то время, когда КГБ едва приходил в себя после чуть было не развалившегося восточногерманского режима в результате июньских событий 1953 года. Вербовка шефа западногерманской контрразведки Йона предоставляла возможность взять реванш.

Судя по докладу Кучина (полковника Карпова) от 1969 года, Вонзиг и Вольгемут впервые встретились в восточноберлинском баре. Однако архивы СВР предлагают другой вариант. Встреча якобы произошла в одной из явочных квартир в Карлсхорсте 21 января 1954 года, после чего Вольгемут посетил Йона в Кельне. Вольгемут писал о Йоне как о человеке аполитичном, разочарованном жизнью и ностальгирующем по своим довоенным годам. На вопрос Кучина, мог бы Йон предоставить секретные документы, Вольгемут сказал, что это возможно, но не сразу. Роль Во-нзига в операции свелась к представлению Вольгемута сотруднику КГБ. Большего ему не доверили.

Теперь КГБ надо было напрямую выйти на Йона, для чего Вольгемут предложил использовать свою квартиру в Западном Берлине, но Карлсхорст отверг эту идею. А Йон отказался от секретной встречи в Швейцарии под предлогом отсутствия гарантий, что он будет иметь дело с серьезными людьми. Вольгемуту приказали передать Йону, что в советском секторе он будет представлен «важному политическому деятелю для обсуждения вопроса о прогрессивных группах в Западной Германии, которые в состоянии работать в единой Германии». Однако Йона сдерживал характер занимаемого им поста — шеф контрразведки не мог без объяснений уехать в Берлин и исчезнуть на несколько часов.

Случай для такой встречи представился в виде мемориальной церемонии в Берлин-Плотцензее 20 июля, в годовщину неудачного заговора против Гитлера. Йон имел полное право находиться там, более того, как раз его отсутствие на церемонии могло бы вызвать кривотолки. А для КГБ это было идеальным моментом для начала вербовки. Предложение пришлось Отто Йону по душе, и встреча с советским представителем была назначена. Когда об этом доложили генералу Питовранову, он ответил: «Поживем — увидим». Итак, вечером 20 июля Йон приехал на машине Вольгемута в Восточный Берлин, где пересел в оперативную машину КГБ и был доставлен^ Кучиным на явочную квартиру в Карлсхорсте[478]. Из дела Йона следует, что его приезд в советский сектор Берлина был добровольным, так как им двигало желание встретиться с представителями СССР[479].