Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Итак, парижская резидентура практически не ответила Москве, однако один из ее источников имел возможность опросить французского журналиста, заявившего, что побывал в Берлине в дни беспорядков и даже посетил Восточный Берлин вместе с Арно Шольтцем, западногерманским редактором газеты «Der Telegraf», принадлежавшей Социал-демократической партии. Рассказ журналиста, переданный в Москву резидентурой, содержал, по-видимому, именно то, что ждал от нее центр: «Почти достоверно известно, что представители и агенты Социал-демократической партии содействовали, по крайней мере, частичному изменению требований строительных рабочих из экономических в политические и выведению людей на демонстрацию... План действий был выработан задолго до событий в аппарате СДП.

Отсутствовала только дата. Она зависела от обстановки... 16 июня начались беспорядки, однако руководство СДП не назначало этот день заранее... Берлинские социал-демократы, не дожидаясь приказа своих лидеров, стали проводить их директивы в жизнь»[448].

АРЕСТ БЕРИЯ

Доклад из Парижа стал последним документом о положении в Германии среди имеющихся в архивах Службы внешней разведки и полученных до ареста Берия. Представители советской системы, на чьей бы стороне они ни находились в противоборстве сил между Берия и Хрущевым, стремились заявить о своей позиции. В памятной записке Хрущеву, подписанной Дмитрием Шепиловым, главным редактором «Правды», приводится донесение очевидца событий 16—17 июня П. Наумова, корреспондента этой газеты в Восточном Берлине. Наумов дал фактический, достаточно точный пересказ того, что тогда происходило, например, появление советских войск утром 17 июня и враждебное отношение к ним толпы. Он отмечает довольно частое появление около колонн мотоциклистов с западноберлинскими и американскими номерами, подозревая их в помощи мятежникам. На самом деле представители союзников имели полное право находиться в Восточном Берлине, и проверке народной полицией могли подвергаться лишь автомашины граждан Западного Берлина. Наумов делает упор на том факте, что в демонстрации принимали участие не только рабочие, но и многие граждане, как бы обязанные поддерживать режим, например, члены партии. Ему претит трусость СЕПГ и ее неумение понять настроение людей. Но вот что здесь интересно: финальный параграф, в сущности, противоречит всему, сказанному выше, и будто приписан второпях: «Нет сомнений, что вся операция была тщательно продумана... заранее и контролировалась из одного центра». Это мнение записано 22 июня и совпадает с той линией, которая доминировала в последующей оценке событий и была направлена против Берия[449].

Соколовский и Семенов, очевидно, не подозревали о готовящемся аресте Берия. Рекомендации, изложенные в докладе от 24 июня, отражают их решимость проводить в жизнь «новый курс», улучшать положение в ГДР, поддерживать реформистские силы внутри Центрального комитета СЕПГ[450].

Через два дня на заседании Президиума Берия был арестован. Эми Найт в своем подробном описании этого дня в книге «Beria: Stalin’s First Lieutenant» предлагает несколько противоречащих одна другой версий. Официальные протоколы заседания Президиума «отсутствуют», так что остаются только различные воспоминания победивших участников заговора по устранению Берия[451]. Что бы на самом деле ни происходило 26 июня, очевидно одно — Берия был захвачен врасплох. Остальные тоже остались неинформированными. 29 июня 1953 года, например, Иван Тугаринов, директор так называемого «малого» КИ, отправил заместителю Берия по внешней разведке, с надписью «Товарищу Кобуло-ву Б.З.», копию восемнадцатистраничной памятной записки «О позиции западных держав в отношении германского вопроса», подготовленную его группой. Основанная в первую очередь на открытых материалах, памятная записка заканчивалась следующим образом: «Приведенная информация показывает, какие серьезные разногласия существуют между США и Англией относительно переговоров с СССР по германскому вопросу в ближайшем будущем. Эти разногласия стали, очевидно, одной из главных причин отсрочки Бермудской конференции»[452]. Эта информация предполагала, что гибкость, проявленная Москвой по вопросу Германии, произвела впечатление на западных союзников. Берия эта памятная записка должна была заинтересовать, если бы он получил ее. То же относится и к Кобулову, арестованному в один день с Берия.

В обвинительном заключении, а также объяснениях, данных по поводу ареста Берия на июльском пленуме ЦК КПСС (1953 год), оппоненты Берия старались представить все так, что все его действия в МВД были основаны на его шпионской деятельности на благо «германской и английской разведок». Но, даже не принимая это во внимание и помня, что Берия стремился свести счеты с теми сотрудниками службы безопасности, которые были близки к прежнему руководству, как объяснить его удар по руководителям зарубежных резидентур в критический момент? Берия должен был отчаянно стремиться получить информацию о реакции Запада на сигналы, которые он посылал, в частности, по германской проблеме. И его действия поэтому кажутся бессмысленными — если только он, подобно другим в Москве, не подозревал о грядущих июньских событиях. Вероятно, он думал, что располагает достаточным временем для намеченной им реорганизации. Евгений Березин, один из старших офицеров аппарата в Карлсхорсте, отозванных в Москву, вспоминает, как Берия говорил его группе: «В Германии изменилась ситуация, значит, надо менять подход к ней. Мы должны привлечь для работы в Германии наиболее интеллектуально развитых людей. Вот причина реорганизации нашего штата в Германии, особенно в провинциях».

Тем временем в Карлсхорсте продолжали работать друзья Берия — Гоглидзе и Амаяк Кобулов, которые были заняты приведением в порядок дел после восстания 17 июня. Как рассказывает Судоплатов в книге «Secret Tasks», они были арестованы генералом Гречко и под охраной препровождены в Москву. В докладе ЦРУ говорится, что Семенов вызвал их по какому-то делу, и арест был произведен в его кабинете. Когда оба они не вернулись на свою работу, два оставшихся члена специальной команды Федотов и Ковалев узнали у не желавшего распространяться на эту тему Семенова, что они отозваны в Москву. Федотов позднее узнал, что арест производил 27 июня маршал Соколовский и что Гоглидзе и Кобулова связали и поместили в самолет, летевший в Москву[453].

30 июня Федотов и действующий представитель МВД Фадейкин телефонограммой доложили в московский центр о том, что 29—30 июня в Восточном Берлине и Восточной Германии спокойно. Остальная часть доклада состоит из высказываний немцев, принадлежавших к разным слоям населения, которые были приглашены высказаться о текущем положении и причинах беспорядков. Некоторые из этих высказываний в адрес СЕПГ и режима в ГДР носили в высшей степени критический характер. Цитаты из высказываний обычно использовались офицерами госбезопасности даже на уровне Федотова и Фадейкина, чтобы донести неприятную информацию до центра, не беря на себя ответственность за содержание»[454].

Сообщение об аресте Берия и его сподвижников было сделано только после закрытого пленума ЦК КПСС (2—7 июля)[455]. Как и других лидеров советского блока, Ульбрихта и Гротеволя ознакомили в Москве с результатами пленума Маленков, Молотов и Хрущев, после чего немецкие руководители вернулись в Германию и проинформировали лидеров СЕПГ (9 июля). Статья в «Правде» появилась на другой день[456]. События в ГДР развивались стремительно. Министр государственной безопасности Цайссер и Рудольф Херрнш-тадт были исключены из Политбюро СЕПГ. Очевидно, Хер-рнштадт не предполагал, что Советы предпочтут иметь дело с Ульбрихтом, на которого они, несмотря на все его промахи, могли положиться в малоприятном деле возвращения ГДР на прежний путь[457].

После сообщения об аресте Берия состоялось собрание во Втором Главном управлении (внешняя разведка), которое вел новый министр внутренних дел Сергей Круглов, представивший в качестве нового начальника управления и заместителя министра Александра Семеновича Панюшкина. Панюшкин был советским послом в Вашингтоне с 1947 по 1952 год и в это же время был главным резидентом КИ. В начале августа он провел совещание с участием началы!й-ков отделов и секретарей партийных организаций управления и поинтересовался соображениями по поводу переформирования их отделов. Необходимость перемен он обосновывал тем, что «в свою бытность министром Берия подорвал работу управления, беспричинно уволил большое число сотрудников и начал проводить совершенно неправильную реорганизацию управления»[458].