Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов

Л. Н. Киселева показала, что «пристрастие шишковистов к “корнесловию” объясняется их стремлением побороть условную природу языка, сохранить его “первобытность”. Вполне очевидно, что это стремление генетически связано с идеями Руссо»[444]. Но у старших «архаистов» (членов «Беседы любителей русского слова») эта связь если и присутствовала, то на самых глубоких, чтобы не сказать подсознательных, уровнях мышления и осложнялась вполне сознательной борьбой с демократическими идеями Просвещения, а влияние Руссо на Пестеля органически сливалось с его демократической позицией.

Теория общественного договора в ее радикально руссоистском варианте лежит в основе идей «Русской правды». Отражение идей Руссо можно проследить и в замене некоторых философско-политических терминов: монархия – самодержавие; аристократия – вельможедержавье; демократия – народодержавье; деспотизм – самовластье; олигархия – вельможевластье; охлократия – народовластье; тирания – зловластье. Эта замена была подготовлена для не дошедшей до нас главы «Записки о государственном правлении». Нетрудно заметить, что речь в ней шла о классификации форм правления. Как видно из «Словника», Пестель выделяет три нормальные формы: монархия, аристократия, демократия – и три аномальные[445]: деспотизм, олигархия, охлократия. Эти же формы рассматривал и Руссо в своей знаменитой книге «Об Общественном договоре». Демократия, аристократия и монархия – это законные формы правления, устанавливаемые народом (сувереном) в зависимости от размеров государств: «демократическое Правление наиболее пригодно для малых Государств, аристократическое – для средних, а монархическое – для больших. <…> Когда Государства распадаются, то злоупотребление Властью, какова бы она ни была, получает общее название анархии. В частности, демократия вырождается в охлократию, аристократия – в олигархию. Я бы добавил, что монархия вырождается в тиранию, но это последнее слово имеет два смысла и требует пояснения. В общем смысле слова, тиран – это король, который правит с помощью насилия, не считаясь со справедливостью и законами. В точном смысле слова тиран – это частное лицо, которое присваивает себе королевскую власть, не имея на то права. Именно так понимали слово тиран греки; они так называли и хороших, и дурных государей, если их власть не имела законного основания. Таким образом, тиран и узурпатор суть два слова, совершенно синонимичные. Чтобы дать различное наименование различным вещам, я именую тираном узурпатора королевской власти, а деспотом – узурпатора власти верховной. Тиран – это тот, кто противу законов провозглашает себя правителем, действующим согласно законам; деспот – тот, кто ставит себя выше самих законов. Таким образом, тиран может не быть деспотом, но деспот – всегда тиран»[446].

Понятия «тиран» и «деспот» расходятся и у Пестеля. Деспот – тот, кто властвует сам, не признавая законов. Отсюда – самовластье. Тиран – тот, кто использует власть во зло. Отсюда – зловластье. Таким образом, у Пестеля, как и у Руссо, понятие «тиран» более широкое, чем понятие «деспот».

Сложные греческие слова демократия и охлократия, в которых совпадают вторые части (власть) и расходятся первые (народ – чернь), Пестель заменяет русскими двукоренными словами с иной смыслоразличающей структурой. Он сближает первые части, переводя их обе как народ, и различает вторые, заменяя их существительными, производными от глаголов «державствовать» и «властвовать». В итоге получается народодержавье и народовластье. Если в греческих словах смысловой эффект зависит от того, в чьих руках находится власть, народа или черни, то для Пестеля вопрос решается не столько в плане кто правит, сколько как правит. Так же обстоит дело и с другими терминами. В переводе Пестеля смысловая антиномия этих слов раскрывается в противоположных значениях, придаваемых им глаголами «державствовать» и «властвовать». Для Пестеля эти слова – политические антонимы. «Державствовать» происходит от слова «держава» и означает законный, то есть санкционированный народом образ правления. Глагол «властвовать» следует понимать в значении «управлять властно, господствовать, распоряжаться»[447].

Различие между народодержавьем и народовластьем также восходит к Руссо. В первом случае имеется в виду демократия, когда народ, управляя сам собою, осуществляет то, что Руссо называл общей волей. Во втором случае имеется в виду охлократия, когда народ распадается на отдельные индивидуумы и стремится к воплощению того, что Руссо определял как волю всех. Аристократию, правящую в интересах общей воли, Пестель называет вельможедержавьем, а олигархию, осуществляющую правление в эгоистических интересах кучки аристократов, – вельможевластьем. Аналогичным образом он противопоставляет монархию и деспотизм. Самодержавье – это полномочия, переданные народом одному человеку для реализации общей воли, а самовластье – несанкционированное народом присвоение его прав в интересах одного правителя-деспота.

Наделяя вслед за Руссо народ высшей властью, Пестель стремится прояснить не характер власти, а характер народа. Власть абсолютна, и этим все как бы все сказано, а русский народ – это то, что еще предстоит создать. А пока это не произойдет, власть сосредоточивается в руках Временного революционного правительства, прообразом которого для Пестеля, как можно полагать, являлась якобинская диктатура.

С. П. Трубецкой привел в своих воспоминаниях любопытный эпизод из заседания Союза спасения: «При первом общем заседании для прочтения и утверждения устава Пестель в прочитанном им вступлении сказал, что Франция блаженствовала под управлением комитета общей безопасности. Восстание против этого утверждения было всеобщее, и оно оставило невыгодное для него впечатление, которое никогда не могло истребиться и которое поселило навсегда к нему недоверчивость»[448]. Это высказывание Пестеля привело в недоумение некоторых историков. М. В. Нечкина писала, что, с какой стороны Пестель восхвалял Комитет, «установить не удается»[449]. С. С. Ланда, полагая, что в 1817 г. Пестель был еще недостаточно революционен для такого рода высказываний, предложил считать, что Трубецкой ошибся и что в действительности Пестель произнес эти слова не в 1817, а в 1824 г.[450] Но тогда придется допустить, что Трубецкой ошибся как минимум дважды, так как в 1824 г. никакой устав не утверждался. Кроме того, в 1824 г., когда перед Пестелем стояла задача объединения Северного и Южного обществ на основе выработанной им программы, вряд ли он стал бы ссылаться на якобинскую диктатуру. Высказывать идеи в столь резкой форме означало бы добиваться противоположного результата. К тому же имеется свидетельство М. И. Муравьева-Апостола о том, что свою мысль о временной диктатуре революционного правительства Пестель высказал в более мягкой и в силу этого более приемлемой для большинства форме, приведя в пример вместо якобинцев Вашингтона. «Пестель доказывал, – писал в следственных показаниях М. И. Муравьев-Апостол, – что главная ошибка, которая препятс[т]вовала введению нового порядка вещей, состояла в том, что люди, которые делали переворот, полагали, что можно прямо из старого порядка войти в новый. Он доказывал свое мнение о сем успехом, который Северная Америка имела в достижении своей цели потому единственно, что она имела Времянно правление сильное и ничем не остановленное в своих действиях – что сие времянное Правление находилось в Особе Вашингтона, который был Военный и Гражданской начальник Америке»[451]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});