Лепесток красной розы (СИ) - Миланз Анна

― Что? ― неудоменно переспросила.

― Что мы с ним очень разные, и место в его жизни для меня нет.

Она откинула голову и громко рассмеялась. Смех девушки заполонил пространство аудитории, дрожь, ничем не сравнившаяся с неуверенностью, отозвалась по телу. Ей слова показались смешными?

― Прости, просто это такая глупость, ― пальцем протерев под глазами остатки влаги от слез, девушка вкрадчиво заговорила: ― Ты поменьше слушай разум. Он никогда не ведет к верному пути, вечно напортачит, потом страдай, плачь, бросайся из крайности в крайности и т. д. Главное, прислушайся к сердцу. Я вижу, что между вами не только химия, где легко можно взорвать класс; вы готовы всему миру кричать о вашей любви. По этой причине я уверена, Эрик не допустит того, чтобы свадьба между ними состоялась. К тому же…Лизи точно не беременна от него.

― Что? Откуда ты знаешь? ― не веря ушам, эмоционально спросила. И тут же сдержала себя.

Господи, почему я так завелась? Это же не она беременна от Росса.

― Эрик попросил моей помощи, и я действительно хочу помочь вам. ― Пожала плечами, будто для нее помогать людям повседневность. ― Лизи не могла забеременеть от него, так как Эрик подходил к сексу с полным контролем над процессом. Он боялся быть втянут в аферу одной из шлюх, потому что все мы знаем, как многие базарятся на деньги миллионеров и как хотят их статус искоренить. Так что…

― Ты в этом уверенна?

― Полностью. А ты ― нет. ― Я печально вздохнула, лишь подтверждая ее слова, затем заметила, как настороженно девушка посмотрела на часы в телефоне. ― Черт. Мне нужно идти. Я бы с удовольствием еще поболтала, ведь я не закончила, ― подмигнула она, ― но дела ждут.

― Тебе помочь дотащить все эти документы?

― Ой, что ты. Я сама. Не думаю, что ты пойдешь в другой корпус. Ладно, я побежала. Было приятно пообщаться с тобой, но ты все равно мне не нравишься.

Я усмехнулась.

Брюнетка торопливо в одну охапку взяла документы, свои вещи и сумочку и на высоких байкерских ботинках побежала в сторону выхода. Она неожиданно замерла, повернулась боком ко мне и изрекла:

― Ханна, не забывай о том, что я только что тебе сказала. Эрик бывает иногда козлом, но он любит тебя больше, чем кого-либо другого. Пожалуйста, не сомневайся в нем, выслушай его. Не думаю, что ваша история должна закончиться на глупости под названием «Бофорт и ее внеплановая беременность». Удачи.

Мельком улыбнувшись, Зара дернула за ручку двери и скрылась в коридоре, оставив меня одну в этой аудитории. Поправив нервно волосы, с непривычки ощущаю под пальцами укороченные пряди.

Я хочу разобраться со всем дерьмом. Даже прямо сейчас, хоть и убеждена, что из-за Бофорт многое поменяется. Поменяемся мы в первую очередь…

Укутавшись в свое зимнее пальто, вышла на улицу, и морозный воздух ударил по лицу, как вода, заволакивая в сети холода. Меня затрясло, стоило воздуху проникнуть под плотную одежду. На улице уже практически середина декабря, осталось две недели до окончания семестра, также до Рождества. Уф, я еще толком не знаю, как пройдет вся эта суета, и сможем ли мы передохнуть после многих ударов судьбы. Мама все еще не может отойти после моей встречи с отцом, подруги то и дело стараются меня взбодрить, так как отказываются принимать меня за чужеродную, я же не представляю вариантов отмечать Рождество без Росса или же проводить зимние каникулы, последние дни, с ним и людьми, без которых будет тяжело в Лондоне.

Хочется по щелчку пальца всех переселить туда, как будто обладаю магией, и все, больше не о чем переживать. Но не все так просто.

Спускаюсь по скольким ступенькам, от чего ноги находятся в тягостном напряжении, затем ступаю на заснеженный асфальт и делаю один шаг, как со стороны доносится низкий мужественный голос:

― Ханна!

Выпрямляюсь, так как знаю, кому может принадлежать этак голос, появившийся в моей памяти совсем не так давно. Поворачиваю медленно голову и сталкиваюсь с морскими глазами, чей данный примитив унаследовала я.

― Что ты здесь делаешь? ― провозглашаю с ярой ненавистью, увеличивая между нами расстояние.

26 глава

― Привет, Ханна, ― запыхаясь, выговаривает каждую букву мужчина и смотрит на здание. ― Я думал, ты еще учишься.

― У меня практика, ― отрезала я, не желая вдаваться в подробности, которые явно не нужны ему. ― Я задал вопрос, что ты здесь делаешь? Разве мы не обусловились тем, что ты больше не появишься в нашей жизни? Я не хочу подводить свою маму и тем более расшатывать ей нервы.

― Понимаю, мое появление ни для кого радужно, но я хочу объясниться. Сначала мне хотелось поговорить с тобой.

Я сделала такое удивленное лицо, будто не ожидала всемирного благородства со стороны мужчины.

― Мне вот, например, с тобой не хочется разговаривать.

― Упрямая, как я, ― фыркнул Джозеф, осматривая мой внешний вид, и я заприметила беспокойство в его глазах. ― Ты замерзла?

― Что ты хотел?! ― раздраженно спросила, игнорируя его заботу по отношению ко мне. ― Если ты не объяснишься мне за одну минуту, то я свободно развернусь и уйду.

― Вечно вы, женщины, создаете условия.

― Время пошло!

― Хорошо, ― устало согласился он, хотя видно было по мимике лица, как ему не нравится, когда ставят его в неловкое положение. ― Но давай поговорим уединенно.

― Мне и здесь удобно…

На самом деле нет. Стоя уже минуту рядом с мужчиной, ветер еще сильнее поднялся, подгоняя пронизывающую погоду до дрожжи в костях. Настроение погоды сегодня не радует. Но я не желаю от него никакого попечения и тем более быть с ним один на один. Пока мы здесь среди многолюдности, это успокаивает и делает меня защищенной. Мало ли что он может устроить. Я его не знаю. И не хочу узнавать.

― Ханна, я же вижу, что ты начинаешь замерзать. Погода портится, лучше будет, если мы окажемся в каком-нибудь кафе и без препирательств поговорим. Я долго задерживать тебя не стану. Прошу тебя.

― Я не…

К нам подъезжает черный лакированный, видимо, недавно купленный Rolls Royce. Со стороны водительского места выходит молодой парень лет так тридцати, поджарый и очень смуглый, словно перебрал с кремом для автозагара, подбегает к стороне пассажирских мест, открывая перед нами дверцу авто. Брови произвольно сводятся на переносице. Смотрю на своего отца, показывающий всем своим видом, что отказ ― для него не свойственен.

Отмечаю мысленно галочкой: мой отец прирожденный лидер с тончайшим честолюбием.

Дергаю ногой, находясь на распутье выбора ― принять или же послать его к чертям, ― и, не найдя лучшего притязания, чтобы отказаться, соглашаюсь с ним поговорить где-то в другом месте. Мама меня убьет, сначала наорет, потом убьет, затем в лесу закопает.

Принимаю лестный жест со стороны парня, слабо и одновременно благодарно улыбаюсь ему и сажусь в чертову дорогую машину, где в нос сразу же врывается свежесть от кожи и дорогих обделок великолепия и стандарта репутации моего биологического отца. Меня сразу же начинает воротить от всей этой безвкусицы, за которую следует принимать, как роскошь. Я не привыкла жить по материальным ценностям и считаю, что таким образом они только физически выглядят рационально, духовно ― полная гниль.

В глубине салона примечаю холодильник, из которого сразу же, стоило сесть в машину и немного ослабить узел галстука, потянулся мужчина, отыскав там бурбон. В такие часы пить алкоголь ― понятен ценз только для богатых.

Краем глаза слежу за каждым движением его огромных рук, стараюсь выявить хоть какой-нибудь подвох в этой нарочито деловом расположении к будущему разговору. Не может вести себя человек спокойно, когда спустя столько лет встретил свою кровную дочь, о существовании которой он не подозревал. Я сама не на своем месте, горло сдавливает спазм волнения, руки то и дело за что-то цепляются, лишь бы принять факт того, что это все реальность. Что я ― его дочь.

Автомобиль трогается с места сразу же, как только водитель занимает свое место, и мы мчимся по улицам Нью-Йорка; моя безучастность в рассмотрении картин за окнами Роялса привлекает внимание Джозефа, но он ничего не говорит. И хорошо. Лучше ехать в тишине, чем подвергаться насилию что-то вроде «отцовского внимания».