Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

Перечисленные факты не имели бы существенного значения, если бы не два взаимообусловленных события, произошедших с разницей в несколько лет. Речь идет о склонности Чэня и всего Шанхая к грандиозным проектам и о стремлении добиться быстрой динамики роста любой ценой, невзирая на диктаты Пекина, который не одобрял торопливых и дорогостоящих планов. Впрочем, еще раньше шанхайские власти оказались замешаны в скандале с местным риелторским магнатом по имени Чжоу Чжэнъи, свежеиспеченным миллиардером, какие расплодились в предыдущее десятилетие благодаря буму на рынке недвижимости.

Чжоу провинился отнюдь не тем, что был богатым и напористым девелопером: недостатка в таких людях Шанхай не знает. Нет, падение Чжоу было вызвано его алчностью и недальновидностью. Подобно прочим опальным бюрократам и бизнесменам в Китае, он совершил смертный грех, опозорив систему — вот почему система его наказала. По ходу дела он превратился в нечто еще более опасное и стал политической мишенью. Когда жалобы на Чжоу начали проникать в Пекин, многие столичные враги Шанхая увидели здесь отличный шанс. «Если бы не Чжоу Чжэнъи, — говорит ресторатор Сюй Хаймин, — мы вполне могли оказаться в еще более сложной ситуации».

Сын фабричного рабочего, Чжоу Чжэнъи начал свое быстрое восхождение в 1995 г., когда на деньги, вырученные от успешной торговли лапшой в уличном ларьке, купил акции госпредприятий, которые те выдавали своим сотрудникам непосредственно перед частичной приватизацией и выходом на биржу. Следующий бизнес-ход Чжоу был столь же своевременным и удачным: он вложил прибыль в шанхайские земельные участки, когда рынок частной собственность только-только стартовал. Вскоре Чжоу заработал яркую и рискованную репутацию как в Шанхае, так и в Гонконге, где приобрел себе «бентли», шикарную подругу (позднее ставшую ему женой) и ряд открытых акционерных обществ. Потакая своей страсти к торговле драгметаллами, он держал на письменном столе монитор с текущими котировками Лондонской биржи металлов. «Молодой, до крайности самоуверенный и гениальный трейдер, — говорит о нем шанхайский аудитор Руперт Хугверф, встретившийся с Чжоу во время составления списка самых богатых китайцев. — Все свои трейдерские позиции он держал в уме». В отличие о множества прочих предпринимателей, Чжоу с нескрываемым удовольствием узнал, что появится в списке Хугверфа. В зените своей деловой карьеры он занимал одиннадцатое место в этом рейтинге.

За несколько недель до ареста Чжоу побывал на банкете, где присутствовали сэр Кристофер Хам, тогдашний посол Великобритании в КНР, а также ряд представителей зарождающегося класса шанхайских предпринимателей. С очаровательной непосредственностью Чжоу рассказывал о проблемах китайских нуворишей; к примеру, в отличие от своих более искушенных западных коллег, им очень трудно научиться изящным манерам и сделать жизненный стиль более утонченным. «Когда я еще только разбогател, — признался он, — то понятия не имел о чувстве меры и разукрасил ванную комнату золотом». Поняв позднее, до чего это вульгарно, он сменил интерьер, обставив свой дом вещами лишь самых изысканных брендов. В ту пору его сын жил в Англии, учился там в платном интернате. Чжоу спросили: «А в каком именно?» Тут он запнулся, полез за мобильником, набрал гонконговский номер жены, но и она не смогла дать ответ. Тогда Чжоу позвонил в Англию сыну, который и сообщил название учебного заведения: Миллфилд, одна из самых эксклюзивных школ в Великобритании. Сотрапезники поинтересовались: «А почему именно Миллфилд?» «Потому что там самая высокая плата за учебу», — последовал ответ.

На публике Ху Цзиньтао и Цзян Цзэминь всегда подчеркивали свое cooperation, как на праздновании 18-летней годовщины основания Партии, однако на самом деле боролись друг с другом за влияние на людей и на политику

И Ху Цзиньтао, и Цзян Цзэминь усиленно добивались доверия военных. Оба взращивали Народно-освободительную армию на щедрых бюджетах, и оба соответствующим образом одевались для военных парадов

Во время банковского кризиса в США и Европе Ван Цишань, член политбюро, ответственный за финансовый сектор, читал Западу лекции о превосходстве китайской системы

Эдвард Тянь был успешным предпринимателем, когда согласился возглавить только что образованную государственную телекоммуникационную компанию. Сперва Тянь был раздражен, когда Партия отказалась предоставить ему тот же статус, что и аналогичным чиновникам. Покидая компанию, он уже пел хвалы партийному стилю руководства

© China Photos/Getty Images/Fotobank © Vladimir Rys/Bongarts/Getty Images/Fotobank

Для Чэнь Лянъюя не было достаточно крупного проекта, когда он возглавлял Шанхай. С Берни Экклстоуном, руководителем «Формулы-1», Чень курировал строительство в рекордные сроки великолепной гоночной трассы. «При демократии такое было бы невозможно», — поразился после инспекции трассы Джеки Стюарт, бывший чемпион мира по автогонкам в классе «Формула-1». Впоследствии Чэнь Лянъюй был посажен в тюрьму за взятки.

Визитная карточка Чжоу Хайцзяна, богатого предпринимателя из Цзянсу, как и у многих других бизнесменов, больше говорила о его политической лояльности, чем о его бизнесе.

Неугомонный Ли Жуй, один из самых видных критиков Партии, выжил благодаря своим былым революционным заслугам и связям, наработанным в бытность заместителем руководителя Орготдела ЦК.

Иностранцы потрясены панорамой Шанхая, устремившегося ввысь за несколько отчаянных лет, когда Пекин в начале 90-х позволил городу войти в рыночную экономику. Мало кто из поклонников Шанхая понимал, что для Китая это модель развития под руководством Партии

В бизнесе Чжоу отличался менее очаровательными повадками. Он и так уже едва выкрутился из коррупционного скандала вокруг Ван Сюэбина, одного из самых известных китайских банкиров. Разбирательство по этому делу вывело следователей на шанхайский филиал Банка Китая, который выдал Чжоу ряд сомнительных кредитов. Сам девелопер не пострадал, однако наглость Чжоу сыграла с ним злую шутку в его самом крупном бизнес-маневре — попытке получить права на застройку так называемого Восьмого восточного квартала в центре города. Этот участок Западной Пекинской улицы отличало множество невысоких особняков в стиле шикумэнъ («каменные врата»), модном в колониальную эпоху. Жилища подражали европейскому стилю конца XIX века, имели террасы и были украшены изящной каменной резьбой. Впрочем, по истечении семи десятилетий их элегантность изрядно поблекла. Как и весь город, эти дома пришли в упадок за годы коммунистического правления. Там, где раньше жила одна семья, сейчас обитали три, а то и четыре; во время «культурной революции» людей немилосердно уплотняли.

Чжоу одержал верх над самыми Опытными и могучими девелоперами региона, включая гонконгского Ли Цзячэна, одного из богатейших людей планеты, и добился права снести ветхие дома, чтобы застроить этот престижнейший район по-новому. Сделка, заключенная с шанхайским муниципалитетом в 2002 г., была вполне легитимной; Чжоу брал участок в аренду на семьдесят лет по невысоким ставкам, но в ответ был обязан уплатить местным жителям компенсацию и обеспечить их жильем в другом районе. Вскоре тысячи семей поняли, что Чжоу изначально не собирался держать слово: первые 2160 домохозяйств получили скудную денежную подачку, а квартиры им предоставили в отдаленном пригороде.

Разгневанные жители начали протестовать. В гонконгском доме Шэнь Тин раздался телефонный звонок. В 1930-е гг. ее бабушка купила угловой дом в Восьмом восточном квартале за три золотых слитка. Сама Шэнь родилась в Шанхае, выросла в этом доме, причем там до сих пор жила ее матушка, а теперь выясняется, что мать вот-вот выселят. Тогда Шэнь оставила двух своих детей на попечение супруга и отправилась в Шанхай, чтобы добиться для матери лучших условий. Она ходатайствовала перед местным жилищным бюро и даже попыталась самостоятельно подать судебный иск. Ей отказали. Стало ясно, что без профессионального адвоката не обойтись, но, в какую бы юридическую фирму Шэнь не обращалась, никто не хотел браться за ее дело. «Снос домов и переселение?! Да никто не решится воевать с таким проектом», — сказал один адвокат. Ему вторил другой: «Меня могут запросто уволить». Наконец, в апреле 2003 г., на следующий день после принудительного выселения матери, Шэнь постучалась в кабинет Чжэн Эньчуна.

Чжэн был полной противоположностью Чжоу Чжэнъи. Выглядел он как типичный городской адвокат средней руки, всегда ходил в одном и том же неброском костюме и с неизменным потертым портфелем. Но, характеризуя его облик прилагательным «серый», лучше добавлять существительное «металлик», потому как Чжэн взялся за это дело со стальной решимостью. Выслушав Шэнь, он согласился представлять интересы трехсот жителей, в том числе ее матери, в коллективном судебном иске против районных властей. Заодно он начал работу и по делу Сюй Хаймина, ресторатора-активиста. Чиновники тут же решили дать ему по рукам: стоило Чжэну оформить иск, как к нему пришли налоговики. Не обнаружив никаких нарушений, они надавили на фирму, где работал Чжэн, и начальство уволило своего адвоката под тем предлогом, что тот «согласился взять клиента, не проконсультировавшись с партнерами». Когда Чжэн нашел себе другое место работы, власти стали намеренно затягивать переоформление его адвокатской лицензии на новую фирму. Как вспоминает Чжэн, райкомовский работник, надзиравший за регистрацией адвокатов, сказал ему: «На вас и так уже жалуется 90 % районных управ». Вслед за этим Чжэну прозрачно намекнули, что лицензию он получит не раньше, чем откажется от этого дела. Впрочем, он все равно продолжал консультировать жителей и помогал им оформлять бумаги, отлично зная, что помощь Восьмому восточному кварталу не сулит ничего хорошего. «Шэнь Тин, меня ждут большие неприятности, и вам придется меня спасать, — сказал он своей клиентке. — Похоже, Чжоу — это наш шанхайский Лай Чансин». (Лай Чансин, ныне прячущийся в Канаде, был организатором сямыньской контрабандной аферы на 6 миллиардов долларов).