Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

И напротив, когда Цзян передавал бразды правления Ху Цзиньтао на съезде 2002 г. (то есть примерно в то же время, когда шанхайскому Сюй Хаймину доставили первое по счету уведомление о выселении), это событие в истории КПК стало поистине эпохальным. И дело даже не в том, что на место одного генсека сел его преемник по фамилии Ху, а в том, что Цзян согласился уступить свою должность, «не поднимая волн». Впервые за всю историю современного Китая, начиная с 1949 г., процесс передачи власти прошел совершенно мирным путем, что само по себе примечательно. Мало того: такое явление впервые наблюдалось и в истории любой иной крупной коммунистической страны. Далее, смена руководства произошла согласно эволюционирующему набору внутрипартийных правил, которые предусматривают возрастной потолок для вождей и министров, а также новый неофициальный лимит пребывания на посту генсека и премьера: не более двух раз по пять лет.

Гладкая передача власти от Цзяна к Ху была событием колоссальной важности, коль скоро речь шла об авторитарной партии, чья история пронизана турбулентными эпизодами. Каждая смена руководства в Советском Союзе, начиная от Ленина и заканчивая Горбачевым, происходила либо после смерти прежнего вождя, либо после его принудительного смещения. Если взять Китай, то Мао в свое время назначил преемника, злополучного Хуа Гофэна, которого в свою очередь задвинул Дэн Сяопин. Сам Дэн отказался занять пост генсека, однако сохранил закулисное влияние и позднее лично проследил за низложением двух своих бывших протеже Ху Яобана и Чжао Цзыяна, причем последний с 1989 г. и до конца жизни содержался под домашним арестом. На освободившееся место Дэн и тогдашний «совет старейшин» КПК выписали из Шанхая Цзян Цзэминя. «С приходом Ху к власти китайское правительство наконец оставило позади имперскую эпоху и отказалось от принципа единоличного правления, — говорит Чжоу Жуйцзинь, бывший редактор печатного органа шанхайского горкома партии. — С этого момента никто не считает вождя современным богдыханом».

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Цзян сразу покинул свой кабинет вчистую. Он еще двадцать месяцев оставался на посту гражданского руководителя вооруженных сил, будучи Председателем Центрального военного совета КНР, чем сильно раздосадовал многих кадровых работников, которые считали это решение потаканием тщеславию и суетным слабостям. Среди девяти членов Постоянного комитета Политбюро также осталось немало его сторонников из «шанхайской клики», в частности, Хуан Цзюй, который вместе с Цзяном работал в Шанхае в 1990-е гг., после чего попал в Пекин в кильватере своего покровителя. Далее, повышение получил и пресловутый Цзя Цинлинь, наиболее знаменитый друг Цзяна. И все же присутствие шанхайских лоялистов в составе Постоянного комитета было запаздывающим индикатором власти этой группы, чей расцвет пришелся на 2002 г. когда состоялся XVI съезд КПК.

Перед тем как стать генсеком, Ху Цзиньтао десять лет скрупулезно культивировал скромный образ жизни и всячески избегал открытого противостояния оппонентам. Высший эшелон КПК помнил о тех публичных стычках в своей среде, которые едва не привели к перевороту в 1989 г., и теперь вожди старались хотя бы на публике работать сообща. Новый коллективный стиль руководства сделал Ху первым среди равных, раз уж он все равно был лидером, могущим диктовать политику и принимать кадровые решения. При всем при этом, подспудная внутрипартийная борьба двух высших лиц государства сохранилась; точно так же сохранились и лагеря их сторонников. Пока Цзян был у власти, никто в Шанхае не хотел видеть Ху. Уехав из города в 2000 г., он ни разу не посетил его вплоть до июля 2004 г., что можно уподобить ситуации, когда кандидат в президенты США не бывает в Нью-Йорке на протяжении всей избирательной кампании. Столь длительное отсутствие отражает преднамеренный политический расчет. Ху намеревался посетить Шанхай на своих собственных условиях, став Генеральным секретарем.

Еще в 2001 г. до Пекина начали доходить слухи о махинациях на шанхайском рынке недвижимости и отъявленном лихоимстве местных чиновников. Эти сведения поступали в основном через анонимки и обращения граждан; немалую роль сыграла китайскоязычная пресса Гонконга, постарались также и зарубежные англоязычные СМИ. Ху был вынужден держать Цзяна на своей стороне, однако это не сбило с толку его последователей, которые отлично разобрались в возможностях, предоставленных шанхайским скандалом. «Коррупционные расследования всегда служат рычагом, — сказал мне один из бывших чиновников, побывавший в тюрьме за взятки. — Это важная составляющая борьбы за власть». Сторонники Ху стали отслеживать сор, выносимый из шанхайской избы. Неторопливо, но настойчиво они принялись собирать улики с целью в будущем подрезать городу крылышки. Через три года станет уязвимым и сам Чэнь Лянъюй, назначенный новым секретарем шанхайского горкома в октябре 2002 г. Вместо того чтобы вести себя тихо и осмотрительно, Чэнь даст Пекину все поводы атаковать.

Чэнь вступил в Народно-освободительную армию в возрасте семнадцати лет, закончил армейское училище по специальности военный строитель, после чего был демобилизован и направлен в Шанхай, где ему предписывалось трудиться на машиностроительном заводе. Сын состоятельного инженера, получившего образование в Чикаго, Чэнь вступил в партию лишь в 1980 г. Дело в том, что раньше он не мог этого сделать; как говорят в Китае, ему «мешало ущербное социальное происхождение», а если конкретнее, американское образование отца. Кстати, об отце: во время «культурной революции» он был излюбленной мишенью на покаянных собраниях, где его малевали американским шпионом, а затем и вовсе вышвырнули из собственного дома возле Нанкинской улицы. Хунвэйбины сильно негодовали: подумать только, 1949 г. давно прошел, а в доме Чэня-старшего полно роскошных вещей, есть даже холодильник! И слуга-индус, как в колониальные времена!

Когда Чэню-младшему наконец разрешили вступить в партийные ряды, присущая ему уверенность в своих силах поставила его на путь ускоренного карьерного роста. К середине 1980-х гг. Чэнь стал начальником Управления отставных кадровых работников, что и позволило приобрести связи среди влиятельных пенсионеров от КПК, чье покровительство ценится на вес золота. Вслед за этим он возглавил районную управу в наиболее процветающем уголке Шанхая, рядом с рекой. Пока он был на этом посту, вверенный ему район Хуанпу прославился своей ночной иллюминацией, которая расцвечивает колониальные здания на живописной набережной и до сих пор поражает воображение туристов. Своего рода светозарный автограф, оставшийся на память от Чэня. Затем, пользуясь поддержкой Цзяна, он возвысился до уровня партийного руководства городом и наконец стал первым секретарем горкома. Мэр Сюй Куанди, его потенциальный конкурент и популярный кандидат на тот же пост, выбыл из гонки в 2001 г.: безо всяких объяснений его вызвали в Пекин и задвинули в сторону.

Сюй тоже вступил в партию в зрелом возрасте, в данном случае оттого, что питал отвращение к идеологическому фанатизму КПК, и не пользовался полным доверием «шанхайской клики». Непредвзятый и сговорчивый человек, он был горячим и красноречивым защитником интересов города и, желая продвинуть свой план развития Шанхая, часто выступал на радио, где в прямом эфире отвечал на звонки горожан. Чэнь же, напротив, отличался косноязычием и не обладал дипломатическими способностями. «Отец Чэня — весьма рафинированный и образованный человек, — говорил один из его друзей. — Ожидалось, что и в сыне не будет неотесанности, но… уж такова система». Чэнь со своими приспешниками прибрал город к рукам очень плотно — мэру Сюю с его рыхлой партийной сетью такое и не снилось. «Все вращалось вокруг Чэня, — сказал один из городских управленцев. — Пожалуй, в Шанхае он был посильнее Цзян Цзэминя и Хуан Цзюя».

Чэнь окружил себя лояльными клевретами из района Хуанпу, так сказать, сколотил себе «хуанпуйскую банду», которая пережила метаморфозу под стать своему главарю. Политический секретарь Чэня по имени Цинь Юй, арест которого сигнализировал о неминуемом падении босса, был в свое время скромным научным сотрудником при городском университете, зато после выдвижения переродился, приобрел наглые и хамские замашки, которые лишь отталкивали знакомых. Его подчиненные рассказывают, что однажды Цинь пошел в ресторан с бывшим коллегой-наставником, но вместо прежнего почтительного отношения весь ужин громко разговаривал по мобильнику и практически не замечал своего сотрапезника — гротескное нарушение этикета в обществе, где пожилые учителя традиционно пользуются особым уважением.

Перечисленные факты не имели бы существенного значения, если бы не два взаимообусловленных события, произошедших с разницей в несколько лет. Речь идет о склонности Чэня и всего Шанхая к грандиозным проектам и о стремлении добиться быстрой динамики роста любой ценой, невзирая на диктаты Пекина, который не одобрял торопливых и дорогостоящих планов. Впрочем, еще раньше шанхайские власти оказались замешаны в скандале с местным риелторским магнатом по имени Чжоу Чжэнъи, свежеиспеченным миллиардером, какие расплодились в предыдущее десятилетие благодаря буму на рынке недвижимости.