Пляска в степи - Виктория Богачева

князя твоего наговорил, напраслину взвел. А по дурости все. Ты прости меня. Не держи зла, когда помру.

— Вот еще, — фыркнул Горазд и взял его под здоровую руку.

Он потихоньку повел Бажена за собой, поближе к навесу и людям. Там и знахарка где-то быть должна. А то мало ли что, вдруг и впрямь рухнет без сознания.

— Чего ты помирать собрался-то? Подумаешь, плечо продырявили, велика рана!

Бажен хотел было ответить, но резко и шумно втянул воздух носом, пережидая боль. Он почти повис на Горазде, и тот едва сумел его подхватить.

— Напрасно я слушал нашего десятника. Он всякое болтал и про князя вашего, и про нашу княжну… брехал много, но и правды много сказывал… — бормотал Бажен с закатившимися глазами, пока Горазд, кряхтя от напряжения и усилий, тащил его, тяжеленного, к навесу.

— Про терем-то правдой все обернулось… подожгли…

Речь Бажена стала совсем уж рассеянной и спутанной, и Горазд перестал вслушиваться в его лепет.

— Побратимом станешь ли мне, Горазд? Раз уж мы оба с тобой друг дружку от Кромки спасли? — Бажен сделал над собой усилие, разлепил глаза и проговорил все связанно.

А после его голова поникла, и он лишился сознания. Благо, Горазд его дотащил почти, их увидели, сразу несколько кметей подхватили у него Бажена, уложили на чей-то плащ. Тотчас кликнули знахарку, и когда прибежала Зима Ингваровна, Горазд потихоньку отошел от них подальше, чтобы разыскать князя. Нужно позаботиться о его ночлеге!

Пока высматривал князя, все не переставал качать головой. Чего только не придет в дурную голову в лихорадке! Бажен побратимом стать с ним восхотел, кровь смешать. С ним-то, безродным, пришлым чужаком! Да у батюшки его удар случится, коли сынок ему такое расскажет когда. Добро, позабудет, как в себя придет. Нынче-то в нем лихорадка говорила.

Горазд давно закончил прилаживать для Ярослава Мстиславича навес — чуть в стороне ото всех, как он делал обычно, и уже вовсю клевал носом, пытаясь не уснуть, когда, наконец, пришел князь. Кажется, хромал он шибче, чем утром. Он опустился на землю поверх своего дорожного, потрепанного плаща, и от внимательного взгляда мальчишки не укрылось, как князь поморщился, пока усаживался, и как старался не опираться на правую ногу.

— Принеси водицы, умыться хочу, — велел Ярослав Мстиславич. — Да не гляди так на меня! — прикрикнул он раздраженно.

Разом обернувшись, Горазд принес полный бурдюк воды и полил князю на шею и плечи, стараясь поменьше на него смотреть. Верно, совсем он ему надоел. Может, и не возьмет больше с собой в поход.

— Ох, добро, — сказал князь, утирая рубахой лицо и тряся мокрой головой. — Ты хорошо знал Гостомысла?

— Нет, княже, — Горазд мотнул головой. — И вовсе его не знал.

— Разузнай, с кем он дружен был. Но не шибко о нем болтай, потихоньку, — Ярослав потер ладонью глаза. — И про оберег никому ни слова, никому. И дядьке Круту — тоже.

Дюжина вопросов вертелась в голове у Горазда, но он смолчал и кивнул. Не хотел еще пуще гневить князя.

— Сменить повязки, господине? — сказал он вместо этого, кивнув на перемотанные ребра и плечо Ярослава Мстиславича.

— Завтра, — тот махнул ладонью и натянул рубаху, стараясь не шибко задирать руки. — Забрал себе что на память у берсерка? — будто бы смягчившимся голосом спросил князь.

Благо, что было уже темно, иначе не вышло бы скрыть от него покрасневшие щеки.

— Нет.

Но он добрую половину дня размышлял, не взять ли оберег в виде медвежьего клыка али пару украшений, которые нашлись в кошеле.

— Отчего? — укрывшись плащом, Ярослав лег на спину и нынче с интересом смотрел на своего отрока.

— Не я же его одолел, — изрядно помявшись, выдохнул Горазд.

Им в избе украшения, конечно, пригодились бы. Матушка сходила бы на торг да обменяла бы их на что-нибудь ценное. А медвежий клык он и сам бы стал носить под рубахой.

— Вот, значит, как, — задумчиво сказал князь, и больше они не говорили.

Видно, боги все же сжалились над ними, потому что остаток пути до Ладоги прошел спокойно. На первом же постоялом дворе, попавшемся им после налета наемников, они подлатали повозки, и дорога пошла куда быстрее. Когда до родных земель остался один дневной переход, Ярослав отправил в ладожский терем гонца, и добрые вести о грядущем возвращении князь быстро облетели все княжество.

Они вернулись много позже, чем изначально намеревался Ярослав, в самый последний день серпня. Солнце все еще ярко светило и грело, но вечерами делалось холодно, и хотелось посильнее закутаться в плащ али надеть рубаху потеплее. Чем ближе подъезжали они к дому, тем сильнее задували северные, кусачие ветра. По ночам Горазд с тоской вспоминал безрукавки, сшитые заботливыми руками матери и оставленные им за ненадобностью в избе. А ведь матушка ему, дурню, говорила.

К тому дню, как они вернулись на Ладогу, с лица Звениславы Вышатовны как раз почти сошли синяки. Коли не приглядываться, и не увидишь ничего. Ярослав Мстиславич велел запрячь для нее смирную кобылку, и нынче они вместе въезжали в гостеприимно распахнутые ворота ладожского терема. На плечах княжны уже привычно лежал подбитый мехом княжеский плащ. Позади них тоже рядом, стремя в стремя ехали оба воеводы — дядька Крут и Храбр Турворович.

— Князь, князь вернулся! Князь-батюшка невесту везет! — вдоль дороги встретить своего князя да поглазеть на будущую княгиню собралось множество людей.

То и дело раздавались веселые крики, кто-то махал рукой, звучали имена родных и знакомых. Но для некоторых очень скоро радость от возращения князя и дружины сменилась горем, когда они не увидели среди кметей тех, кого ждали.

В этой разношерстной, пестрой толпе Горазд даже как-то умудрился разглядеть мать и сестер. Они стояли в самых последних рядах и заулыбались, когда мальчишка кивнул им и быстро помахал рукой. Уже очень скоро он окажется в родной избе.

Какой же богатой и большущей была Ладога по сравнению со скромным городищем Некраса Володимировича! Всюду, куда только доставал взгляд Горазда, виднелись избы и мастерские, торговые ряды и площадь, где порой творил суд князь. Бежали далеко-далеко за горизонт ровные рядки деревянных крыш, спускались к самой реке и пристани, куда частенько захаживали торговые корабли и лодки с диковинными, заморскими товарами, остроносые драккары норманнов и купеческие суда.

Издалека посреди огромного капища виднелся на холме высоченный идол Перуна, Бога-Громовержца. Горазд знал, что князь отправится туда почти тотчас после возвращения в терем. А назавтра там соберутся все те, кто участвовал в походе.

На высоком крыльце княжьего терема Ярослава Мстиславича встречала приехавшая