Первая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев

эвакуация остатков легионов Регула прошла успешно. Диодор Сицилийский о боевых действиях на суше во время этой экспедиции не упоминает и все внимание акцентирует на морском сражении. На основании информации Орозия и Евтропия положение дел выглядело следующим образом: легионы вновь расположилась лагерем у Аспида, и вскоре туда подошла карфагенская армия под командованием двух военачальников с одинаковыми именами – Ганнон. Это лишний раз свидетельствует о том, что Ксантипп действительно покинул Картхадашт после победы при Баграде. Под Аспидом между римлянами и карфагенянами произошло сражение, пунийцы потеряли 9000 человек убитыми и отступили. Павел и Нобилиор решили развить успех и начать новое наступление на Карфаген, но столкнулись с проблемами снабжения армии и были вынуждены покинуть Африку.

Оказавшись в сложном положении, карфагенские командиры изменили тактику и повели дело таким образом, что лишили римлян возможности получать продовольствие на территории полуострова Кап-Бон. Возможно, что главная роль здесь принадлежала нумидийской коннице. В пользу этого предположения свидетельствует такой факт. После разгрома Регула карфагеняне направили полководца Гамилькара в Нумидию и Мавретанию, чтобы покарать вождей местных племен, решивших поддержать Регула (Oros. IV, 9, 9). Командующий действовал очень жестко, повесив сторонников Рима и наложив на провинившихся большую контрибуцию в виде 1000 талантов серебра и 200 000 быков. И есть большая вероятность того, что Гамилькар приказал местным вождям выделить в его распоряжение воинские контингенты, которые впоследствии были задействованы против армии Павла и Нобилиора. Отряды нумидийской и мавританской конницы как нельзя лучше подходили для маневренной войны, которую карфагеняне развязали против римлян. Поэтому, не имея возможности что-либо противопоставить противнику и помня о печальном опыте Регула, консулы приняли решение покинуть Африку. Но это – лишь мое предположение и реконструкция возможного хода событий.

Отплыв из Аспида, римская армада взяла курс на Сицилию. И здесь Фортуна отвернула свой божественный лик от квиритов: «Когда римский флот, груженный трофеями, возвращался в Италию, он потерпел страшное кораблекрушение: ведь из трехсот кораблей погибло двести двадцать, едва спаслось лишь восемьдесят, когда груз был сброшен [за борт]» (Oros. IV, 9, 8). Павлу Орозию вторит Евтропий: «Консулы, возвращаясь назад с победоносным флотом, вблизи Сицилии потерпели кораблекрушение. И буря была такова, что из четырехсот шестидесяти четырех кораблей смогло спастись едва ли восемьдесят; о такой морской буре ни в какое другое время прежде не слышали. Но римляне тотчас восстановили двести кораблей, и их дух никоим образом не был сломлен» (II, 22). По информации Диодора Сицилийского, катастрофа произошла недалеко от Камарины, где римляне потеряли 340 боевых кораблей и 300 транспортных судов (XXIII, 18). Обломками разбитых квинквирем было завалено все побережье от Камарины до мыса Пахин, и лишь благодаря помощи царя Гиерона, снабдившего союзников всем необходимым, жалкие остатки некогда грозного флота добрались до Мессаны (Diod. XXIII, 18). О том, что бедствие произошло около Камарины, свидетельствует и Полибий: «Римляне счастливо переплыли уже море и подошли к берегу камаринян, как вдруг захвачены были такой бурей и подверглись таким злоключениям, которые превосходят всякое описание. Так, из трехсот шестидесяти четырех судов уцелело только восемьдесят; остальные или поглощены были волнами, или отброшены прибоем волн и, разбившись о скалы и мысы, покрыли берег трупами и обломками» (I, 37). Орозий, Евтропий и Полибий расходятся во мнениях относительно численности римского флота, но зато единодушны в том, сколько у консулов осталось судов после разразившейся бури, – 80. Свидетельство Диодора Сицилийского стоит особняком: если принимать его цифры, то получается, что у Павла и Нобилиора осталось на плаву лишь десять боевых кораблей.

О причинах грандиозного кораблекрушения рассуждает Полибий. Историк, настроенный по отношению к римлянам очень благожелательно, неожиданно подвергает квиритов жесточайшей критике и называет конкретных виновников катастрофы: «История не знает более тяжкого несчастия, разом обрушившегося на море; причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль наружного берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко и высадка на берег трудна: они говорили также, что одно из двух зловещих созвездий еще не скрылось, а другое приближается; плавание их совершалось в промежутке между восходом Ариона и Пса. Всем этим консулы пренебрегли и пустились в открытое море, желая устрашить одержанною победою некоторые из лежащих по пути городов Сицилии и таким образом овладеть ими. Лишь только тогда, когда из-за слабых надежд они попали в большую беду, консулы поняли свое безрассудство» (Polyb. I, 37). Трудно сказать, какую победу здесь подразумевает Полибий, то ли в морском сражении у Гермесова мыса, то ли в битве на суше против армии двух Ганнонов (хотя он о ней даже не упоминал, когда рассказывал об этой экспедиции). Но как бы там ни было, а виновники обрушившегося на римлян несчастья названы – это консулы Марк Эмилий Павел и Сервий Фульвий Нобилиор. Некомпетентность, самоуверенность и непомерное тщеславие военачальников стали причиной трагедии.

О том, что с созвездием Ориона связаны изменения погоды в худшую сторону, в античном мире было хорошо известно, об этом пишет и Вергилий в «Энеиде»:

В море, мол, бури шумят, и взошел Орион дожденосный,И расшатались суда, и для плаванья время опасно (IV, 52).

И пусть во время Первой Пунической войны римляне могли этого не знать, но прислушаться к мнению кормчих и командиров кораблей, среди которых было немало греков из Южной Италии, консулы были просто обязаны. Но в силу собственной ограниченности они этого не сделали. Полибий достаточно долго прожил в Риме и очень хорошо знал особенности местного менталитета. Историк просто блестяще характеризует некоторые свойства национального характера квиритов: «Вообще римляне во всех случаях действуют силою, и раз какая-либо цель поставлена, они считают для себя обязательным достигнуть ее, и раз принято какое-либо решение, для них не существует ничего невозможного. Часто благодаря такой стремительности они осуществляют свои замыслы, но подчас терпят и тяжелые неудачи, особенно на море. Действительно, на суше, где они имеют дело с людьми и с человеческими средствами борьбы, римляне большею частью успевают, потому что равные силы они одолевают натиском; здесь лишь изредка терпят они неудачи. Напротив, большие бедствия постигают их всякий раз, когда они вступают в борьбу с морем и небом и действуют с тем же упорством. Так случилось тогда и много раз случалось раньше, так будет и впредь, пока они не отрекутся от этой ложной отваги и упрямства; теперь они воображают, что им можно идти – по морю ли то, или по суше – во всякое время» (Polyb. I, 37). В отличие от пристрастных римских