Полуночное солнце - Кэмпбелл Рэмси Дж.

Ее колотила такая дрожь, что приходилось держать вешалку подальше от перил и от стен. Даже удары сердца сопровождались дрожью.

– Не смей трогать моих детей, – прошипела она, стараясь стиснуть стучащие зубы. Она остановилась посреди лестничной площадки, всматриваясь в темноту спальни Маргарет.

Маргарет лежала в кровати. Когда Эллен различила контуры ее тела, девочка пошевелилась под стеганым одеялом, и волосы рассыпались, свесившись с края матраса. Эллен на цыпочках подошла к смежной комнате и присмотрелась, стоя в дверях. Должно быть, под одеялом Джонни, только он кажется каким-то странно плоским. Она в страхе шагнула вперед и увидела, что это просто тень на одеяле. Джонни в постели не было.

Она сделала вдох, больше похожий на судорогу, и заставила себя шагнуть в комнату, молясь увидеть то, что, как ей показалось, она увидела, и опасаясь включить свет, пока не убедится. И точно, на кровати лежала тень Джонни. Сам он высунулся из открытого окна, развернув лицо и протянув руки к темноте.

Должно быть, это приступ лунатизма, иначе почему он даже не шевельнулся, когда она заговорила с ним?

– Ты простудишься до смерти, Джонни, – сказала она, обхватила его за талию одной рукой, оттаскивая от окна, а другой закрыла оконную раму, за которой, как ей показалось, промелькнул намек на снежный вихрь, завернувший за угол дома и унесшийся в сторону леса. Тело Джонни под пижамной курткой было пугающе холодным. Она понесла его в кровать, пытаясь убедить себя, что чувствует, как он дрожит, однако понимая, что это ее собственная дрожь. Она осторожно опустила его на кровать, а потом, еще не включая света, отважилась взглянуть прямо ему в лицо. Она даже себе не признавалась, что именно боится увидеть, но уж точно не это. Его руки и лицо, кажется, тускло поблескивали, словно покрытые льдом.

Эллен бросилась к выключателю. Свет ослепил ее. Пока она моргала, подобие хрустального покрытия на лице и руках Джонни растаяло, и теперь он выглядел так, словно его только что умыли. Потом его рот горестно искривился и – слава богу – веки затрепетали, открывшись на миг.

– Где папа? – пробормотал он невнятно. – Когда он вернется домой?

– Уже скоро, Джонни, скоро. Давай-ка согреем тебя. – Она усадила его на край кровати и принялась растирать с головы до пят теплым полотенцем, принесенным из ванной. – Как же ты меня напугал, – приговаривала она. – Мы попросим мистера Элгина поставить замок на твое окно, раз уж ты начал ходить во сне.

Джонни, похоже, не слышал ничего из того, что она говорила.

– Когда папа вернется домой?

– Уже в субботу мы его увидим. – Она прижалась губами к его рту, чтобы согреть. – Почему ты все время спрашиваешь? Что тебе снилось?

– Хотел знать.

– Ну, конечно, ты хотел. Я понимаю. Он ведь раньше никогда не уезжал от нас вот так. Но не бойся, он вернется.

Мальчик нетерпеливо мотнул головой и шумно выдохнул.

– Хотел знать.

Этот выдох прозвучал словно непроизнесенное слово, и Эллен спросила, не успев подумать:

– Кто хотел, Джонни? Кто-то из твоего сна?

Его лицо исказилось, как будто он не был до конца уверен в своих воспоминаниях.

– Большое белое, – произнес он.

Ей представилась чудовищно огромная бабочка, и она удивилась, почему этот невнятный образ заставил ее содрогнуться от страха.

– Оно уже ушло. Ты просто спал.

Наконец Эллен удалось его согреть, и она смахнула последние капли влаги, задержавшиеся на волосах. Когда она уложила его на матрас и накрыла стеганым одеялом, он почти уже спал. Она загнала задвижку на окне в паз до упора, до полной неподвижности.

– Больше никаких блужданий, Джонни, – проговорила она вполголоса, целуя его в лоб, и оставила дверь в его комнату открытой. На цыпочках возвращаясь к себе в спальню, она бросила взгляд на входную дверь и невольно пожалела, что та до сих пор не отперта для Бена.

– Возвращайся скорее, – прошептала она, обхватив себя руками.

Глава тридцатая

Бен проснулся с уверенностью, что обязан ехать домой. Он наполовину вылез из постели, прежде чем вспомнил, что должен еще раздавать автографы в книжном магазине. Он прислушивался к миру, просыпавшемуся вокруг него – птичьи трели с ветки вишневого дерева под окном, кто-то из родителей Доминика, шаркающий вниз по лестнице, а потом обратно наверх, – и перелистывал страницы книг, вынутых наудачу из нескольких книжных шкафов. Он не читал, просто убивал время, чтобы не путаться под ногами у хозяев в столь ранний час, а заодно размышлял.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Накануне вечером он отправился в постель раньше Миллиганов, чтобы отоспаться после долгого дня, и провалился в сон, думая о них. Он слышал, как мать Доминика читает вслух своему мужу, которого подводили глаза, и он не мог читать дольше нескольких минут подряд. Если что-то из прочитанного оживляло у кого-то из них воспоминания, она прерывалась, и они принимались вспоминать вслух. Бен растрогался, но все равно решил, что должен был прочувствовать это сильнее. Сейчас, сдувая пыль с выгоревшей книги, об авторе которой он никогда не слышал, он вспомнил, как накануне вечером его вдруг осенило, чего недостает его собственным книгам.

Пока он читал по диагонали «Мальчика, который поймал снежинки», ни одна строчка не вдохновила его так, как вдохновляла сама история, когда он воображал ее себе. Иллюстрации Эллен лучше передавали его вдохновение, чем сам текст, к тому же они были еще и более искренними. Бен не сомневался, что они главным образом и привлекают читателей ко всем их книгам.

Как только Бен встретился накануне с рекламным агентом, у него не было ни минутки свободной, чтобы поразмышлять на подобные темы, зато теперь все это показалось ему вовсе не настолько удручающим, как могло бы. Он выложился по полной ради книг, и вот теперь они от него отдалились. На самом деле, это книги Эллен – Говард Баллами едва ли не прямым текстом сказал об этом при встрече, – однако для Бена это был повод еще сильнее ею гордиться. Беда заключалась лишь в том, что сегодняшняя встреча с читателями в книжном лишь сильнее отвлекает его от истинной цели.

Наверное, когда эта встреча в книжном останется позади, истинная цель станет ему яснее. Накануне вечером, уплывая в сон в окружении старых книжек, Бен подумал, это как-то связано с Эдвардом Стерлингом. Он понял, что, высматривая на Чаринг-Кросс-роуд свои книги, даже не подумал поискать там последнюю книгу Эдварда Стерлинга. Больше она ему не нужна, это-то он понимал – поскольку в детстве ему было отказано в книге, пришлось самому пересказывать истории из нее, позабыв, откуда он их черпает. Если ему осталось рассказать или выполнить что-то еще, так оно живет внутри него с незапамятных времен.

К его радости, раздался стук в дверь, и Доминик сообщил, что ванная комната свободна. Бен неспешно помылся и побрился, хотя его размышления уступили место тревожному ожиданию, а потом отважился спуститься вниз навстречу неизбежному завтраку от миссис Миллиган.

– Давай, подкрепись как следует, – велела она, накладывая ему на тарелку новую горку бекона, как только там освободилось место. – У тебя впереди трудный день.

– Мы уже несколько недель сообщаем всем нашим покупателям о твоем возвращении к нам, – сказал ее муж.

– Второе пришествие Бена Стерлинга, – произнесла миссис Миллиган и сама сморщилась от такой нехорошей шутки.

– Мама, – укорил ее Доминик, развернувшись к Бену: – Что собираешься делать до начала встречи?

«Есть, судя по этой тарелке», – хотел сказать Бен, но вслух произнес:

– Хочу навестить кое-какие любимые места.

На улице, где все припаркованные автомобили лишились зрения из-за ночного мороза, он решил взглянуть на дома, в которых жил когда-то. Дом тетушки изменился несильно, хотя на подоконниках сидели куклы, а из декоративных кустов в саду выбивались несостриженые веточки, чего тетя никогда не позволила бы себе, но в целом дом показался ему маленьким и незнакомым. Когда он прошелся до их с Эллен первого дома, тот тоже выглядел каким-то съежившимся и скрытным, вероятно, из-за тюлевых занавесок. Бен порадовался, что Эллен его не видит, хотя вид дома лишь подтверждал все усиливавшееся впечатление, зародившееся неизвестно когда, что вся его жизнь в Норидже была не более чем задержкой на пути.