Шифр Данте - Вазим Хан

я бы сказал то же самое. Ладно, что дальше?

– Я думаю, там еще одна зацепка. – Она указала на коробку.

– Согласен. Но как ее достать?

– Я над этим работаю.

– Если ничего не получится, просто отнеси ее к кузнецу. Не стоит недооценивать грубую силу.

– Не хочу сломать то, что там внутри.

– Ладно. Просто не затягивай с этим. За мной гоняется столько болванов с вопросами о том, как продвигается дело, будто я уже умер и кредиторы хотят получить свое.

* * *

Вернувшись на свое место, Персис спросила у Бирлы и Хака, что дала слежка за Франко Бельцони.

– Днем он читал лекции в Бомбейском университете, – начал Бирла, искоса поглядывая в свои записи. – Потом поел в кафе рядом с университетом. Один. Потом пошел в бар в районе Оперного театра. «Восточный дракон». Настоящая дыра на отшибе, туристы туда не заходят. Там он провел три часа.

– Что он делал?

– Сначала ничего. Просто ждал. И пил. Потом к нему присоединился другой мужчина, и они долго спорили, в какой-то момент довольно яростно.

– О чем они говорили?

– Понятия не имею. Они говорили по-итальянски. По крайней мере, я думаю, что это был итальянский, они очень бурно размахивали руками.

– Тот парень злился, – вставил Хак. – Казалось, что он хочет оторвать Бельцони голову.

– Это преувеличение, – сказал Бирла. – Но он точно был недоволен.

– Как он выглядел?

– Темные волосы. Среднее телосложение. Злое лицо.

– Мы за ним тоже проследили, – добавил Хак.

– Вместо Бельцони?

– Мы разделились. Мы проявили инициативу. – Хак облокотился на край стола. Казалось, он не в состоянии стоять прямо больше тридцати секунд подряд. Интересно, как ему удалось выдержать слежку за Бельцони. – Загадочный итальянец пошел в итальянское консульство в Кафф-Парейд. Я зашел туда и спросил у администратора, кто это. Его зовут Энрико Мариконти. Старший военный атташе при посольстве в Дели.

– Зачем Бельцони встречаться с военным атташе? И зачем встречаться с ним в захолустном баре? Почему не встретиться в консульстве?

Ответов на эти вопросы ни у кого из них не было.

Персис снова подумала о ночном нападавшем. Его телосложение… Нет. Все произошло так быстро, что она ни в чем не была уверена, но ей казалось, что тот мужчина был выше, чем Франко Бельцони. Впрочем, Бельцони – уважаемый ученый. Как бы ему ни хотелось заполучить манускрипт Данте, вряд ли он стал бы прибегать к грубой силе. Ученые так себя не ведут.

А потом Персис вспомнила о Джоне Хили и поняла, что все ее представления давным-давно рассыпались в прах.

29

– Это шкатулка с секретом. – Эрин Локхарт перевела взгляд с металлической коробки на Персис. – Джон подарил мне такую на день рождения. Он их когда-то коллекционировал. По крайней мере, он так сказал.

Они сидели во временном кабинете Локхарт в Азиатском обществе, где располагалось также Бомбейское общество естествознания. Локхарт опоздала на встречу на пятнадцать минут, но не стала никак это объяснять и даже не извинилась.

Персис задумалась, не было ли это продуманным ходом.

Вентилятор был выключен. В комнате стояла невыносимая жара, стены покрылись влагой, но Локхарт, казалось, этого не замечала. Она не стала открывать окна и просто села за стол. На ней была очередная блузка без рукавов, и сама она на вид была холодна как лед.

Они кратко затронули тему смерти Хили. Локхарт уезжала из Бомбея и до этого момента ничего не знала.

Персис размышляла о том, как скоро новость о самоубийстве английского ученого просочится в газеты. По крайней мере, одно они знали точно: это действительно было самоубийство. Радж Бхуми прислал токсикологический отчет: Джон Хили умер от передозировки туиналом. Не было никаких причин в этом сомневаться, и официальный вердикт Бхуми гласил: самоубийство.

Новость ненадолго пошатнула невозмутимость Локхарт. Из ее взгляда ушло олимпийское спокойствие, и некоторое время она молча сидела на стуле. Потом сказала:

– Мой отец любил шутить, что смерть – это как камни в почках. Если уж тебе не повезло, лучше не затягивать. Во всяком случае, Джон все сделал быстро.

Она снова замолчала. Персис пыталась понять, ждать ли слез, но на Локхарт это не было похоже. К тому же, по ее собственным словам, Хили был любовником, а не возлюбленным. Слезы были бы неуместны.

Персис решила пойти дальше и коротко описала, как она искала последнюю зацепку Хили и нашла странную коробку. О нападении она говорить не стала.

– Можно?

Не дожидаясь ответа, Локхарт взяла коробку и попыталась сдвинуть верхнюю половину, нажимая на нее с разных сторон, потом перевернула ее и проделала то же самое.

Безрезультатно.

Она указала мизинцем на трапеции, образованные линией, разбивающей коробку на две половины:

– Соединение между верхней и нижней половиной сделано так, чтобы они не отходили друг от друга и чтобы их нельзя было сдвинуть по диагонали.

– Я догадалась, – нетерпеливо бросила Персис.

Локхарт поставила коробку на стол и прокрутила ее, как юлу:

– Иногда в таких шкатулках внутри есть металлический штырек, который отходит в сторону, если просто прокрутить всю конструкцию.

Она взяла коробку и попробовала ее открыть.

Ничего не произошло.

Она прокрутила ее в разных направлениях.

Ничего.

Локхарт недовольно толкнула коробку к Персис:

– Почему просто не открыть ее силой?

– Нет. Хили хотел, чтобы мы разгадали его загадки. Это был человек ума, а не грубой силы. Я по-прежнему верю, что он хочет, чтобы мы нашли манускрипт. Я говорила с Франко Бельцони, – добавила она, меняя тему. – Он отрицает, что ссорился с Хили. Зато намекнул, что это вы сказали мне не всю правду. Мне дали понять, что ваша настоящая цель в Индии – приобрести манускрипт Данте.

Темные глаза Локхарт сверкнули. На мгновение повисла неловкая тишина, потом Локхарт заговорила:

– Думаю, отрицать бессмысленно. Хотя это только половина правды. Выставка о борьбе за независимость действительно существует, и отчасти я действительно занимаюсь ей. Но да, моей основной задачей в Индии было убедить Азиатское общество отдать нам манускрипт Данте. Давайте начистоту. Он зря пропадает в этой глуши. Смитсоновский институт – лучший музей в мире. Такому сокровищу не место в Индии.

Персис пришла в ярость от того, как пренебрежительно Локхарт говорила о ее стране, от ее бездумной уверенности в том, что все ценные вещи должны храниться на Западе. Она пронзила американку пылающим взглядом:

– Индия когда-то была самой богатой страной на планете. Потом ее грабительски лишили многих величайших сокровищ, а «Божественная комедия» – всего лишь один из немногих примеров обратной ситуации. – Она замолчала, ненавидя себя за то,