Шифр Данте - Вазим Хан

время требовала отдать жизнь за защиту чуждого иммира.

Наверное, именно в этот момент в их дружбе с Эмили появилась первая трещина.

Сэм читал «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери и переводил каждое предложение. В детстве это была одна из любимых книг Персис.

Со стула за стойкой встала тетя Нусси и, подойдя к Персис, жестом предложила ей выйти наружу. Персис знала, что Нусси, чтобы не уступать ее отцу, взялась приносить детям еду. Она ничего не делала наполовину, так что в результате дети получали столько риса и дхансака, сколько весили сами.

– Они заставляют тебя слишком много работать, – сказала Нусси, изучая ее лицо. – Уже больше восьми. Опять.

– Никто меня не заставляет, я сама так хочу.

– Когда ты наконец поймешь, что в жизни есть не только карьера?

Персис закатила глаза. У нее не было сил снова заводить этот вечный спор.

– В любом случае я хотела кое-что с тобой обсудить.

В животе у Персис что-то сжалось.

Она подумала, что тетя хочет предложить ей еще одного жениха, и уже начала было протестовать, но Нусси ее перебила:

– Мне стало известно, что два дня назад тебя видели в «Уэйсайд Инн». В компании белого мужчины.

Персис изумленно раскрыла рот и почувствовала, что краснеет.

– Кто тебе это сказал?

– Неважно, кто мне сказал. Это правда?

Этот допрос невозможно было стерпеть. Тетя Нусси умела вести себя так, что Персис казалось, будто ей снова пятнадцать.

– С кем я ужинаю – это мое личное дело.

– А вот здесь вы заблуждаетесь, юная леди. Ты вообще представляешь, в каком свете ты выставляешь всех нас, когда флиртуешь с белым мужчиной?

– Я с ним не флиртовала.

– А что ты делала?

Персис собралась с духом:

– Если хочешь знать, это была рабочая встреча. Я была там с Арчи Блэкфинчем.

Нусси помрачнела:

– Это тот англичанин? Которого ты приводила домой?

– Я не приводила его домой, мы вместе занимались расследованием, и было уже поздно, поэтому я пригласила его с нами поужинать.

– А вы всегда вместе едите во время расследования?

– Да господи, мы просто коллеги! Твои шпионы тебе не сказали, что я была в «Уэйсайде» в форме?

Мгновение Нусси молчала.

– Да. Что-то такое я слышала. – Она фыркнула, смягчаясь. – Просто не забывай, Персис, что не все так прогрессивны, как я. Я говорю это для твоего же блага. Если женщина потеряет репутацию, это навсегда.

Вдруг зазвенел дверной колокольчик, и перед ними возник громадный букет цветов, из-за которого в последнюю секунду вынырнула голова Кришны.

Отцовский слуга посмотрел на Персис и ухмыльнулся:

– Тебе сегодня доставили. – Он всучил букет Персис.

Нарциссы. Ее любимые.

Тетя Нусси скрестила руки на груди и наградила Персис недвусмысленным взглядом.

– Это не от Арчи, – запротестовала Персис. – Он не из тех, кто посылает цветы. И вообще, мы с ним не… – Она запнулась, заметив в центре букета небольшой конверт. – Подержи-ка.

Она снова отдала букет Кришне, достала конверт и вынула из него открытку. Подписи не было.

Только четыре строки:

Больше мы гулять не будем

Вечерами допоздна,

Пусть как прежде чувства будит

В сердце яркая луна.

Сердце в груди у Персис сделало замысловатое сальто и замерло.

– Байрон, – выдохнула она.

– Байрон? – повторила Нусси. – Еще один англичанин? Боже, Персис, да что с тобой не так?

Персис только замотала головой, не в силах ничего объяснить. Она забрала букет у Кришны, спотыкаясь, вошла в магазин и поднялась по лестнице в свою комнату. Там она заперла дверь, бросила цветы на кровать, села перед зеркалом на комоде и снова прочитала слова на открытке.

Это были строки из стихотворения лорда Байрона «Больше мы гулять не будем»[38].

Зубин. Это точно был он. Воспоминание вырвалось у нее из памяти и безвольно упало, как мертвая птица из кошачьих зубов. Это было стихотворение, которое он прочел ей той ночью, прежде чем поцеловать.

Они оба страстно любили Байрона. И через него полюбили друг друга.

По крайней мере, она так думала.

Он предал ее, пробрался в самые потаенные уголки ее сердца, а потом разбил его так жестоко, как она не могла себе даже представить.

А теперь он вернулся.

Что он хочет сказать этими цветами, этими стихами?

Персис сидела не шевелясь и смотрела на свое отражение в зеркале.

Наконец она встала, сняла форму, приняла душ, переоделась в ночную рубашку и спустилась в гостиную.

Там ее уже ждали отец и Кришна. Кришна раскладывал ужин, а Сэм, покрасневший от напряжения, грохотал на коляске по комнате. Персис заметила, что лицо у него осунулось.

– Как ты себя чувствуешь?

– Клянусь, следующему, кто задаст мне этот вопрос, я выстрелю в ногу.

– Папа, у тебя нет пистолета.

– Куплю.

На ужин был рис с ягненком.

– Нусси говорит, тебе прислали цветы.

Персис раздраженно вздохнула:

– Ты тоже собрался читать мне лекцию?

– С чего бы вдруг? Разве я твой отец? – Сэм поднял бровь. – Ты взрослая женщина, но это не значит, что ты не ребенок.

– Это буквально противоречит логике!

– Я хочу сказать, что в некоторых сферах жизни тебе еще не хватает опыта. В тех, что касаются мужчин.

– А маме хватало опыта, когда вы сбежали и поженились?

Сэм напрягся, усы его дрогнули, а губы скривились.

– Мы были влюблены, – пробормотал он. – И мы оба парсы.

– Был скандал.

– Это ничто по сравнению с тем, что начнется, если выяснится, что у моей единственной дочери любовная связь с англичанином.

– Нет у меня ни с кем никакой связи!

Персис очень хотелось как следует стукнуть кулаком по столу, но вместо этого она встала, бросила на Сэма разгневанный взгляд и, громко топая ногами по ступенькам, вернулась в спальню.

Через полчаса она услышала по ту сторону двери скрип инвалидной коляски. Персис представила, как Сэм решает, стучать или не стучать. Когда она была маленькой, он никогда не шел спать, не заглянув к ней в комнату, и даже сейчас терпеть не мог ложиться, не помирившись.

И если честно, ей самой это тоже не нравилось.

Но он зашел слишком далеко, как и тетя Нусси. Ей уже почти двадцать восемь! И они живут в современной Индии, а не в Средневековье… У них нет никакого права ее контролировать и… лезть в ее жизнь.

Коляска двинулась к спальне Сэма.

Чтобы отвлечься, Персис стала читать «Божественную комедию».

Но взгляд ее то и дело возвращался к цветам – теперь они лежали в мусорной корзине головками вниз. Каждый раз ее пронзал приступ гнева, а