Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939 - Ингеборг Фляйшхауэр

«Известия» предостерегали от упрощенной оценки этих событий. Так якобы поступали политические деятели западных держав, будто бы желавшие обмануть общественное мнение своих стран. Газета при­держивалась взгляда, что «эти два события создали поворот к худшему во всей политической обстановке». Выводы, которые она делала из это­го, могли удивить. Советские люди, мол, не раз «утверждали, что антикоминтерновский пакт, объединяющий Германию, Италию, Японию, есть маска, скрывающая блок агрессивных государств против Англии, Франции». Но им не верили и высмеивали их. Теперь, однако, «ясно для всех, что превращение антикоминтерновского пакта Германии и Италии в военно-политический союз этих государств против Англии и Франции есть несомненный факт». Газета делала вывод, что необходи­мо ждать ухудшения положения в Европе, которое затронет в первую очередь западные страны.

Затем передовая статья занялась поведением западных стран. Зарубежные политики и деятели прессы, отмечалось в ней, пуска­ют всякого рода клеветнические слухи о позиции СССР на этих переговорах[624], приписывая ему требование заключения прямого во­енного союза с Англией и Францией и чуть ли не немедленного приступа к военным действиям против агрессоров. Однако, мол, СССР не находит в западных предложениях принципа взаимности и равных обязанностей. Действенный барьер против агрессии мог бы быть создан лишь в том случае, если бы три партнера по пере­говорам, желательно с привлечением Польши, договорились о все­объемлющем пакте взаимопомощи на началах взаимности. В соответствии с последним английским контрпредложением, продол­жала газета, Советский Союз должен будет нести одинаковые с за­падными странами обязательства, не получая от них аналогичной помощи. Вопрос о фактическом отпоре агрессии и о сроке начала такого отпора предоставляется на разрешение лишь Англии или Франции, хотя тяжесть отпора должна лечь главным образом на плечи СССР в силу его географического положения.

Нам возражают, продолжали «Известия», что, защищая Польшу и Румынию, Англия и Франция фактически защищают западную грани­цу СССР. «Это неверно. Во-первых, западная граница СССР не огра­ничивается Польшей и Румынией (намек на угрозу Прибалтийским странам. — Я.Ф.). Во-вторых — и это главное, — защищая Польшу и Румынию, Англия и Франция защищают самих себя... ибо у них имеет­ся пакт о взаимопомощи с Польшей, обязанной в свою очередь защи­щать Англию и Францию от агрессии». Здесь содержалось указание на то, что Советский Союз не желает быть замешанным из-за Польши в войну с Германией. Дескать, положение СССР отличается коренным образом от положения его партнеров по переговорам. Не имея пакта взаимопомощи ни с Англией и Францией, ни с Польшей, СССР должен был бы оказывать поддержку всем трем государствам, не получая от них никакого содействия; причем в случае агрессии, направленной прямо против СССР, последнему пришлось бы обходиться «лишь свои­ми собственными силами».

Передовая статья«Известий» явилась, во-первых, реакцией на контрпредложение, которым западные державы после трехнедельных колебаний 8 мая ответили на советское предложение от 16 апреля о за­ключении пакта. То был старый британский план от 14 апреля 1939 г. в новой упаковке[625], который Советское правительство по целому ряду причин уже отклонило как неприемлемый. По мнению советской сто­роны, он не только заводил переговоры в «тупик» (Майский), но мог ав­томатически вовлечь Советский Союз в войну (Суриц) и представлял собой прямое приглашение Германии вторгнуться через Прибалтику в Россию. «Положение казалось почти безвыходным»[626]. Во-вторых, пере­довая статья отражала новую советскую оценку планов государств «оси». Донесения разведки[627] уточняли, что Гитлер планировал вести войну в три этапа: за блицкригом против Польши следовал поход на за­пад, а позднее — решающая схватка с СССР. Война с Польшей намеча­лась на вторую половину лета 1939 г., военные планы ее разгрома за одну-две недели были уже готовы во всех деталях. В донесениях говори­лось, что на этой стадии Германия ожидала бы от Прибалтийских госу­дарств «нейтралитета». По мнению Гитлера, конфликт с Польшей можно было бы локализовать, так как Англия и Франция, дескать, не стали бы драться из-за Польши. Если бы вопреки ожиданиям они это сделали, то Гитлер был бы готов одновременно разгромить Польшу и западные страны. Единственный фактор, который якобы беспокоил его при разработке планов, — «возможная реакция Советского Союза». Этот фактор, говорилось в донесениях, препятствовал окончательному планированию войны против Польши и, «по мнению влиятельных бер­линских кругов, в настоящее время вопрос о позиции Советского Союза вообще является самым важным вопросом»[628]. Польская кампания — это, мол, прежде всего лишь подготовительный этап для похода на За­пад: после подавления Польши Германия хотела бы, имея защищенный тыл и достаточную продовольственную базу на Востоке, напасть на за­падные державы. Гитлер-де уверен, что легко разгромит Англию и Францию и что США вступят в войну слишком поздно. В сообщениях указывалось, что за разгромом западных демократий последует реша­ющая битва с Россией, которая должна обеспечить Германии необходи­мое жизненное пространство на востоке.

Из-за недостаточных знаний советских архивных документов не представляется возможным верно определить ценность этих докумен­тов в общем объеме информационной базы Советского правительства; справедливо, тем не менее, предположить, что к тому времени оно при­шло к выводу: первоочередные германские планы затрагивали совет­ские интересы лишь косвенно, и Гитлер включал позицию Советского Союза в свое военное планирование на ближайшую перспективу как важный, вероятно даже, как решающий фактор. Подтверждение гер­манским планам нападения на западе Советское правительство видело в германо-итальянском военном союзе. В передовой статье «Известий» предостерегающе и с некоторым облегчением указывалось на это за­падным державам. В таком же духе ТАСС опубликовало 15 мая сооб­щение об инспекционной поездке Гитлера по «западному валу»[629]. Кроме того, к тому времени журнал ЦК КПСС «Партийное строитель­ство» (№ 9) прямо связал планы германского похода на запад со стрем­лением немцев к сближению с Советским Союзом[630]. Он сообщал, что Берлин с некоторого времени проявляет интерес к сближению с СССР. «Теперь в германской печати... начинают делать намеки на то, что если в дальнейшем англичане не будут по-прежнему уступчивы, то Герма­ния может договориться с Советским Союзом». Как сообщал журнал, подобные намеки приподнимают завесу и над «мечтами германского фашизма о нанесении удара именно в западном направлении». Журнал предупреждал западные страны о подобном развитии и напоминал о сталинских словах, что большая и опасная политическая игра может окончиться для них серьезным провалом. Советский Союз, подчерки­вал журнал, в случае необходимости защитит себя от атак любой коа­лиции, опираясь только на свои внутренние силы, и рассчитывает на благоразумие тех стран, которые, как и он, не заинтересованы в нару­шении мира.

Это было указание на понимание, которое Советское правительст­во ожидало в тот момент от приграничных государств. В какой-то мере успокаивающие вести как раз получил заместитель министра ино­странных дел Потемкин в ходе двухнедельной информационной поезд­ки по странам так называемой «Малой Антанты», включая и Турцию[631]. Попытки Советского правительства своими силами сплотить эти госу­дарства и создать на западной границе пояс безопасности, защищаю­щий от агрессии стран «оси», как будто увенчались успехом. Потемкин нашел понимание у соответствующих правительств. Как и Астахов в Берлине, он в беседах с Гафенку в Бухаресте выразил уверенность в том, что «немецкое сближение с Москвой — это лишь обманный маневр Гитлера»[632]. По возвращении в разговоре с.итальянским послом Россо Потемкин с удовлетворением отозвался о результатах своей поездки[633]. Однако проведенные на обратном пути в Варшаве по приглашению Бе­ка 9 и 10 мая беседы преподнесли ему «горькую пилюлю», правда, упа­кованную в дружелюбные уверения польской лояльности к Советскому Союзу. Польское правительство отказалось заключить с СССР обязы­вающее соглашение на случай германского нападения. Оно не хотело иметь с Советским Союзом ни политического, ни военного договора, ни общего одностороннего советского заявления о гарантиях. Надежды Советского правительства на заключение с Польшей пакта о взаимной помощи, таким образом, рухнули[634]. Чтобы устранить всякие сомнения у Советского правительства, польский посол в Москве Гжибовский еще раз 11 мая посетил Молотова и недвусмысленно подтвердил, что Поль­ша не примет советское заявление о гарантиях и считает вопрос о воз­можной советской военной помощи в случае германского нападения преждевременным, ибо еще не закончились переговоры СССР с запад­ными державами[635]. Советское правительство понимало, что за этой выжидательной позицией скрывалось глубокое отвращение к любому советско-польскому сближению, выходящему за рамки строго офици­альных отношений[636]. Поэтому для обеспечения безопасности всего польского предполья Советский Союз был вынужден искать взаимопо­нимания с западными державами.