Листок на воде - Анатолий Дроздов

– Знаешь, – говорю торопливо, – я вот что подумал. Две женщины в отряде, почему б вам не жить вместе? Я переберусь в другой дом. Вдвоем вам будет веселее…

– Ни за что!

– Почему?

– Не хочу жить с аферисткой!

– Ольга!..

– Аферисткой, не спорь! Подделала документы, выдала себя за мужчину…

– Ничего она подделала!

Торопливо пересказываю сообщенное Еленой.

– Все равно не буду! – упрямится Ольга. – Не хочу и все!

Со мной нельзя так разговаривать, я тоже могу злиться.

– Не хочешь – не надо! Я сам съеду!

– К ней?

– Ольга!..

– Думаешь, не видела, как ты на нее смотрел? Весь вечер ей пел! Бесстыжая! Не воевать она ехала, а мужчин искать. Знаю я таких!

Ну, все! Моему терпению бывает конец. Чтоб в моем доме и меня же фейсом…

В спальне беру чемодан, бросаю на койку. Халат, тапочки, полотенце… Зубную щетку и порошок возьму в сенях. Переночую у Сергея, дальше видно будет…

– Павел!..

Оборачиваюсь. У нее в глазах озера, и озера эти вот-вот прольются. Семейных сцен мне не хватало!

– Садись! – указываю на койку.

Она садится на краешек. Руки сложены на коленях – сама невинность. Минуту назад бушевала. Тянет ругаться, но нельзя.

– Пойми, пожалуйста, нам неудобно под одной крышей. Я мужчина, а ты женщина…

– Ты меня совершенно не стесняешь!

Ну, конечно! То, что меня могут стеснять, в расчет не берется.

– Мы с тобой родственники!

Причем, очень близкие. Нашему забору двоюродный плетень, как говорит Нетребка.

Молчит.

– Сама говорила: я скрежещу зубами, не даю тебе спать…

– Я привыкла! Даже не просыпаюсь!

Вздыхаю и сажусь на койку. Нас разделяет чемодан.

– Пожалуйста, Павел! Я больше не буду!

Будешь, обязательно будешь.

– Не сердись! Сама не знаю, что на меня нашло.

Я знаю…

– Ты мне самый близкий человек на свет! Мне с тобой покойно и хорошо.

Сейчас разрыдаюсь. Кузина упадет в мои объятья, и мы прольем светлые слезы. Как-нибудь обойдемся! Ладно, не сегодня… Открываю чемодан, достаю халат и тапочки. Ольга смотрит вопрошающе.

– Я переоденусь с твоего позволения.

Она кивает и уходит. Снимаю с себя все, накидываю халат и беру полотенце. Во дворе, под стеной дома – деревянная бочка, Нетребка натаскал в нее воды. За день вода прогревается… Залезаю – блаженство! Тихо, в саду стрекочут сверчки, небо усыпано звездами. Ветра нет, деревья стоят неподвижно. Приятно сидеть в теплой воде, наблюдая эту красоту. Так бы всю жизнь…

– Павел! Ты скоро?

Не хворать бы вам, дорогая кузина! Такой настрой испортить! Выбираюсь, растираюсь полотенцем, халат на плечи… Ольга, как и я, любит теплую воду. Мария ставит чугунок в печь, но он большой, кузине не вытащить. Опорожняю чугунок в бадью, ставлю его в печь, иду к себе. Засыпая, слышу, как Ольга плещется. Без меня ей с чугунком не справиться, об этом я не подумал…

Иду исполнять обещание, Егоров встречает неприветливо.

– Какой из нее летчик?! – он машет рукой.

– Будет летнабом, они тоже нужны.

– На летнаба, между прочим, учатся. Предположим, сами обучим. Что далее? Летнабу не только смотреть, стрелять надо. И, что хуже, в него стреляют. Забыли Лауница? Вдруг ее ранят или убьют? Она же женщина! Возьмете грех на душу?

Грех брать мне не хочется.

– Она водит автомобиль!

– Хм… – Егоров задумывается. Шоферов в отряде не хватает. – Надо попробовать.

Пробуем. Елена забирается в кабину "Руссо-балта", Егоров занимает место рядом. Грузовик бодро стартует и скрывается в облаке пыли. Елена не обманула – водить авто она умеет. Проходит полчаса, час… Облако пыли сигналит о возвращении. Грузовик тормозит у штаба, Егоров выбирается первым, галантно подает руку даме. Та-ак… Денщик бежит с водой и полотенцем – их благородие изрядно запылились. Егоров показывает на Семенову – вначале она, затем умывается сам, жизнерадостно фыркая.

– Посмотрю, как вы устроили Елену Павловну! – говорит он мне.

Парочка, оживленно беседуя, идет к местечку. Штабс-капитан что-то рассказывает, Елена смеется. Результата ждать не приходится: Нетребка получает заказ. Он краснодеревщик, ладит красивую мебель. Ефрейтор доволен: за мебель офицеры платят. Егоров велел не стесняться – все, что пожелает Елена Павловна. Ольга рада за денщика, я подозреваю: Нетребка ни при чем. Довольны все, кроме поручика. Мы таскали каштаны, съедят их другие. Поручику не привыкать – планида у него такая…

* * *

Из штаба фронта приходит радио: в Минске концерт для раненых офицеров. Красовскому и Розенфельд прибыть для выступления. Ну, дела! Ольга в панике: одно дело петь в узком кругу, другое – в городском театре. Концерт состоится именно там. Готовиться некогда – выступление сегодня. Переодеваемся, цепляем награды, залезаем в кузов грузовика. В кабине занимает место Егоров. Нам с Ольгой надо обсудить программу. На всякий случай у нас баул с одеждой, но абсолютно неясно, что пригодится.

К счастью, нас встречают. Грузовик тормозит на улице Подгорной, Егоров входит в театр и возвращается со знакомым инспектором. Полковник жмет мне руку, галантно целует ручку Ольги.

– Споете песни военлетов, – объясняет он. – Те, что я слышал. Концерт самодеятельный, все армии представили артистов. Я вспомнил о вас. Не подведите! Пусть знают летчиков!

Нас ведут в театральную гримерку. Есть время умыться, привести себя в порядок. Нахожу служительницу, объясняю, что нужно. Она соглашается. Других женщин среди артистов нет, отчего не помочь? Идем с Ольгой на сцену. Занавес закрыт, на сцене – офицеры, есть вольноопределяющиеся. Это артисты, они волнуются. На Ольгу глядят с любопытством: женщина в форме – диковинка. Смотрим в щель занавеса. Зал полон. Золотых погон мало, главным образом, защитные. Фронтовики… Много бинтов; костыли, трости… Сотен пять зрителей – театр небольшой. Ольге дурно: выступать перед таким собранием! Веду ее в гримерку. Мы в конце списка, есть время собраться.

– Павлик, я не смогу! – лицо Ольги в пятнах. – Столько людей!

Приседаю перед стулом, беру ее за ручки.

– Оленька, это офицеры. Такие же, как Леонтий Иванович, Сергей, Турлак. Они хорошие люди. Они пострадали за Отчизну, их нужно развлечь.

– Я обязательно собьюсь или слова забуду!

– Они не будут строги. Они ведь знают, что мы не артисты.

– Может, ты один?

– Им приятно видеть женщину. Не волнуйся, у нас получится!

Успокоив кузину, иду за кулисы. Концерт начался. Самодеятельные артисты поют, декламируют под музыку. Это очень популярно в это время – мелодекламация. Выступают неплохо. Любой командир желает отличиться – показать, какие у него орлы, в корпусах отобрали лучших. Нас дернули второпях. В ложе – сам командующий фронтом, мне шепнул это Егоров. Ольге я не сказал – упадет в обморок. Генерал ощущает вину за проваленное наступление, для уцелевших в бойне устроили концертик. "Успокойся! – говорю себе. – Чего взъелся?" У меня просто мандраж; я, как и Ольга, паникую.

Разглядываю публику. Артистов принимают хорошо: аплодируют, кричат "браво". Однако не все. Замечаю штабс-капитана в третьем ряду. Он сидит с краю, вытянув в проход загипсованную ногу. В руке – костыль. Лицо у штабс-капитана хмурое, он не улыбается и не аплодирует. Где его ранили? Под Столовичами? Там лег цвет гренадерского корпуса. Под Барановичами? Дивизия генерала Саввича, потеряв 2600 офицеров и солдат только убитыми, захватила Болотный Холм, который немцы вернули к вечеру. При этом попали в плен 8 русских офицеров и 284 солдата… Русские дрались храбро, не их вина, что начальники бездарные.

На сцене корнет поет арию. Замечательно поет, наверняка брал уроки. Штабс-капитан кривит губы. Что ему до страданий опереточного графа? Внезапно понимаю: о погибших военлетах петь нельзя. Летчики – привилегированная часть армии, им служить легче и наград у них больше. Военлеты гибнут, но не полками. Нас не поймут, штабс-капитан с костылем не поймет.

Возвращаюсь в гримерку. Ольга в платье, судорожно мнет в руках платочек.

– Оленька! – говорю как можно ласково. – В песне про военлетов будут иные слова.

– Я не успею выучить! – она снова в панике.

– Подхватишь на лету, они не сложные. Ты у меня умница! – чмокаю ее в лоб. – Ты у меня самая лучшая!

Она вздыхает и утыкается лицом мне в грудь. Вот и славно. В гримерку заглядывают – наш черед…

– Военный летчик, поручик Красовский! – объявляет ведущий в мундире Земгора. – И его очаровательная спутница госпожа Розенфельд!

Чтоб ты сдох, земгусар! Какая Ольга госпожа? Она зауряд-прапорщик! Поздно…

Выхожу на сцену. В зале легкий шорох – разглядели. Предыдущие артисты не блистали наградами. В зале фронтовики, они знают цену Георгиевскому оружию. Гитара…

Мы, друзья, перелетные птицы,

Только быт наш одним нехорош:

На земле не успели жениться,

А на небе жены не найдешь…