Жара и лихорадка - Люциан Воляновский

Высокое духовное лицо само благословило врачей-маляриологов, иноверцев.

Настоятель не занял позицию пассивного созерцателя, а призвал всех монахов и священников к сотрудничеству. Он широко открыл ворота священных стен. На глазах собравшейся толпы санитары тщательно опрыскивали бесценную статую Будды. Это было воспринято как молчаливое согласие на полное уничтожение комаров, а не только желание уберечь от них великое произведение искусства.

Самый темный крестьянин понял, что, если «люди с белым порошком» имеют право входить в места, дорогие сердцу самого Будды, перед ними нельзя закрывать двери в свои дома, а это как раз те дома, которые стоят на краю болот, т. е. там, где жужжат комары…

Более того, настоятель приказал отдать храмы под временные медицинские пункты, чтобы врачи осматривали жителей не под открытым небом и не в тесноте домишек. Загадочно улыбаясь, Будда поглядывал на ребятишек, пришедших со старостой…

Группа врачей и санитаров проработала в провинции Серапей два года; все это время они искали больных, лечили их и уничтожали комаров. Жужжание над болотами прекратилось.

В Хингмаи тысячи людей прошли по улицам в благодарственной процессии. Впереди шли пританцовывая красивые придворные танцовщицы, с вплетенными в полосы живыми цветами и надетыми на пальцы конусообразными пластинками из золота.

Языком танца, без слов, а лишь изящными движениями своих стройных тел они поведали людям, как победили комара, убивавшего свободный народ таи. Их танец рассказывал о горе, о надежде, о радости, которая ждет теперь людей.

Вслед за танцовщицами сотни правоверных тащили огромную ритуальную колесницу «бусабок», и, дойдя до священных ворот, они подкатили ее к подножию Будды, где стоял главный настоятель монастырей в окружении монахов в оранжевых одеяниях…

«Если хочешь умереть, поезжай в Кундуз…»

— В нашей работе, — сказал мне однажды знакомый маляриолог, — есть такие минуты безграничного удовлетворения, ради которых стоит работать в любых, самых трудных условиях…

В один прекрасный день в Нью-Дели из Кабула прибыл директор службы здоровья доктор А. Р. Хакими, который по поручению афганского правительства вручил региональному штабу ВОЗ для Юго-Восточной Азии шесть изумительных по красоте афганских ковров.

На первый взгляд эти произведения старинного искусства не имеют никакого отношения ни к комарам, ни к малярии.

Но вот что сказал доктор Хакими:

— В нашей стране существует определенная связь между этими коврами и развитием службы здоровья. Не так давно у нас бытовала такая пословица: «Если хочешь умереть, поезжай в Кундуз…» (там свирепствовала малярия). В последние годы благодаря Всемирной организации здравоохранения мы избавили Кундуз от малярии, и сейчас этот район — один из наиболее производительных в стране: здесь сеют пшеницу, выращивают хлопок, сахарный тростник. Ликвидация малярии позволила нам заняться каракулеводством. Получение различных видов шерсти повлекло за собой увеличение производства ковров. Но самое главное заключается в том, что сегодняшние ковры намного красивее прежних, потому что малярия больше не отнимает силы у наших ткачей и не глушит их творческую фантазию…

Возвращение в Кинабалу

В нашем путешествии по Азии мы, кажется, чересчур удалились от священной горы Кинабалу, к которой отправляются муруты после смерти.

Мы ночуем в Апин-Апин. При лунном свете Кинабалу встает во всем своем великолепии, и становится понятным, почему с ней связано так много легенд. Дожди, которые в этом году начались на месяц раньше, захватили нас врасплох и до некоторой степени смешали все планы работ антималярийных бригад. Вырубленные в джунглях тропинки превратились в месиво. Машины с четырьмя ведущими колесами буквально «плывут» по такому вязкому болоту.

Мы останавливаемся в деревне, отмеченной на карте. Нас встречают стаи собак. Муруты любят собак и очень ими дорожат, так как собаки помогают им в охоте на диких быстроногих кабанов. Собаки настолько ценны здесь, что нередко можно наблюдать такую картину: женщина одной грудью кормит своего младенца, а второй — щенка, потому что его «мама» — в лесу на охоте.

Гроб или невеста?

Здешние собаки не умеют лаять. Не состоят ли они в родстве с известной австралийской собакой динго? Они не умеют лаять, но в пять часов утра громкий вой одинокой собаки, а через минуту и присоединившийся к ней целый собачий хор могут поднять из гроба и мертвого.

Уж коль я так выразился, попутно скажу, что, находясь в Сабахе, я смотрел на жбаны, в которых муруты готовят пищу, с каким-то странным чувством. Подумайте только, в одинаковых жбанах и пенится варево, и хоронятся умершие (покойника засовывают в жбан в сидячем положении и замазывают верх, а предают земле лишь через несколько лет). По словам переводчика, жбан-гроб стоит очень дорого. Мы пытаемся перевести его стоимость из одной валюты в другую, но это дается нам с большим трудом. Дело в том, что ни малайский доллар, ни любая другая валюта не очень-то в ходу у мурутов; они до сих пор ведут меновую торговлю. Однако после утомительных подсчетов нам ясно, что большой жбан-гроб стоит столько же, сколько красивая невеста.

«Гроб или проданная невеста» — возможное название для страшной оперы о мужчине из племени мурут, который, почувствовав себя плохо, отказывается от женитьбы на избраннице. Вот какие мысли пробегают в голове. Признаюсь, мне хватило нескольких месяцев ежедневного соприкосновения со страданиями и смертью, чтобы я стал проще смотреть на такие вещи…

В каждой деревне повторяется одно и то же: санитар спрашивает о больных с высокой температурой, чтобы взять у них кровь, а взамен оставить против малярии лекарство. При этом он обязательно объяснит, как его надо принимать. Муруты ведь не делят недели на дни, часы, минуты. Да и зачем? Путь к здоровью определяется положением луны на небе.

— Когда луна будет совсем маленькой, ты будешь принимать по одной таблетке, — наставляет санитар. Я обещаю ему, что напишу о нем в своей книге. Санитар когда-то сам был «человеком с белым порошком», т. е. ходил по деревням (иногда приходилось шагать пешком по двадцать дней от одного селения к другому) и обрабатывал химикалиями дома. В такие глухие деревни надо и сейчас периодически заглядывать: если не проследить, то малярия может снова вернуться…

— У нас много хлопот с приезжающими с Калимантана, — говорит он мне, — на индонезийской части острова, как вы знаете, наша акция почти не проводится, и там наверняка из трех человек двое больны малярией. Граница в джунглях — это же просто фикция, ну кто там будет соблюдать границу?