Жара и лихорадка - Люциан Воляновский

Тихая ночь. Небо усыпано звездами. Дом японского врача стоит на самом берегу залива; а напротив его, на другом берегу, мерцают тысячи огней Кампонг-Айер (Деревни-на-воде), в которой живет 20 тысяч человек. Мы сидим на террасе, пьем холодный чай, рядом на полу стоит транзистор (японский, конечно), настроенный на местную радиостанцию. Сначала передали спортивные новости, затем прочитали последние известия со всего света, но я-то ждал только одного сообщения — что происходило в сумерках на небесах?..

Последние известия сменила программа «Мы танцуем в Савое». То ли старцы еще не спустились с холма, то ли разошлись во мнениях…

Мы приглушили музыку. Неожиданно здесь, в тропиках, мне вспомнились — не знаю почему — слова старой французской песенки:

Когда прекрасный Исль покидал Прагу,Он тихо произнес, глядя на луну:Сияние моих дней, звезда моего счастья,Свети мне всегда!

Я сидел и думал, что если я не вылечу в джунгли в ближайшую субботу, то я уж не попаду туда никогда. Но это невозможно. Ведь план моей поездки утвержден, меня ждут два переводчика, оставлено место на пароходе…

Доктор Мияири прерывает мои размышления:

— Образный малайский язык называет малярию «лихорадкой селезенки». Смерть подкрадывается к человеку, когда он спит; ведь здешние комары кусают поздней ночью. К работе австралийских врачей мы подключились в 1952 году, но лишь в начале 60-х годов правительство султаната согласилось с тем, что надо не контролировать болезнь, а полностью ее ликвидировать.

Музыка замолкла, и диктор начал читать что-то по-малайски.

— Что он сказал? — спросил я доктора.

— Ничего для нас важного, прогноз погоды для рыбаков. Да, так о чем я говорил? Ах, да… Мы уже можем говорить о значительных достижениях и, кажется, стоим на правильном пути. Санитарные бригады добираются в самые отдаленные деревни; министерство по делам религии обратилось с призывом к жителям впускать бригады в свои дома. Правда, если в доме, кроме женщины, никого нет, зовут старосту и уже в его присутствии обрабатывают помещение. Чтобы дети охотнее принимали наши антималярийные таблетки, мы их вкладываем в банан… На аэродроме проверяются сезонные рабочие, приезжающие на нефтяные промыслы из Саравака. Подвергаются осмотру и паломники, возвращающиеся из Мекки, но пока мы не обнаружили среди них ни одного больного.

Комар украшает герб

— В этом году во всем султанате заболели малярией лишь семь человек, — продолжает доктор Мияири, потягивая чай из стакана, в котором постукивают кусочки льда, — среди них два солдата-гуркха из Непала… Успешное проведение акции «Бруней-003» во многом зависит от того, как сложится наше сотрудничество с индонезийскими властями…

Снова заговорил диктор. А я опять подумал: «Звезда моего счастья, свети мне всегда…»

Доктор Масато Мияири покачал головой и, довольно потирая руки, произнес:

— Вам, можно сказать, повезло, суббота — рабочий день, наши мудрецы не увидели луны…

Мы проговорили с доктором еще пару часов. Один за другим в домиках напротив гасли огни; служанка — малайская девушка опять налила нам в пиалы чай. Интересно устроен мир: во время войны оба врача, которые сейчас работают вместе и видятся каждый день, были на фронте, но только фронт их разделял — тогда было время убийств, а не исцеления. Доктор Франкс служил военным маляриологом в Индии и в Бирме, а мой собеседник — врачом в японском военном флоте, приданном экспедиционному корпусу на Яве…

Малярия в те годы была страшным бедствием для жителей оккупированного острова. Может быть, тогда и родилась у них мысль вернуться еще раз на этот остров, но только для того, чтобы воевать с комарами.

Когда доктор Мияири рано утром заехал за мной, чтобы отвезти на аэродром, я обратил внимание, что на дверцах его машины нарисован огромный комар.

«Сморщенная» вода

С нами летят: доктор Вильям Гордон Фитцпатрик, летчик — старший лейтенант Джон Блидон, сержант Джерри Хэлл, следящий за порядком у открытых дверей, санитарка Су Юн-хау (китаянка) и солдат летных частей Аванг Хамдун (малаец). Все прикреплены к потолку кабины тросом, с такой «пуповиной» можно гулять по кабине — не выпадешь. Через несколько минут полета мы садимся на шоссе (в это время дня движение по нему еще небольшое), где нас уже ждет медсестра Одри Лаури, которую подвез на машине муж. Она приветливо бросает пассажирам «Хэлло», а мне запросто кивает головой — для нее ежедневные полеты на вертолете вроде поездок на работу в трамвае…

Сержант Хэлл усаживается у открытых дверей, и, пока мы летим над густыми джунглями, он читает, не отрываясь, какой-то приключенческий роман в дешевом карманном издании. Кто-то дремлет… Из-за ужасного шума поговорить не удается. Доктор Фитцпатрик протягивает мне записку: «Вы О. К.[31]?»

В отпет я зачеркиваю «вы» и вопросительный знак и подчеркиваю «О. К.», потому что на самом деле чувствую себя превосходно. Мы летим очень низко. Когда вертолет пролетает над озером, то порыв воздуха от его огромного пропеллера «морщит» поверхность воды, как пенку молока в крынке. Я заглядываю в карту. Снова получаю записку от доктора: «Летим в Дусун, но сначала ненадолго сядем в Меримбун, 12 домов, 153 жителя».

Сержант Хэлл откладывает книжку и делает нам знак, что сейчас будем приземляться. Мы летим почти над самой землей. Под нами на поляне лежит нечто вроде металлической решетки, на которую мы и садимся, ее кладут для того, чтобы вертолет не провалился в болото. Хэлл помогает малайцу вытащить из вертолета ящик с медикаментами. Высаживается одна из летевших женщин — она возьмет кровь у жителей, и мы захватим ее на обратном пути. Хэлл вскакивает в кабину и, прицепившись «пуповиной», садится в дверях на ветерке и погружается в чтение. Мы пробыли на земле 3 минуты 27 секунд.

Летим еще с полчаса. Приземляемся. Пока идет разгрузка, оба пилота усаживаются в сторонке и ждут. А доктор Фитцпатрик рассказывает мне:

— 268 кампонгов, т. е. деревень, мы поделили на 24 группы, в каждой одна деревня по своему местоположению считается главной. Радио Брунея за несколько дней оповещает деревенского старосту о нашем прилете. Кстати, он каждый раз удивляется, как это мы с ним разговариваем по радио. Получив от нас сообщение, он бьет в гонг, рассылает гонцов в отдаленные деревни, и, когда мы прилетаем, нас уже ждут крестьяне, которым надо оказать помощь. Если Же кто-то внезапно заболевает, мы превращаемся в скорую помощь. Но не всегда удается прилететь вовремя, потому что у старосты нет передатчика и ему трудно нас вызвать. Вы знаете, что интересно, — эти люди, которые в большинстве своем никогда не видели автомобиля, потому что ему по здешним болотам не пройти, знают наш вертолет и считают нормальным явлением его регулярные прилеты… Выключите на минутку магнитофон, и я вам что-то скажу… Уже? Мне давно пора на пенсию, но я не хочу уходить; наша работа так затягивает, что расстаться с ней очень трудно… Медицина, как вы знаете, не терпит пустоты. То есть я хочу сказать, когда уходит врач, на его место приходит колдун. Здесь теперь этого не будет. Когда я уйду, мое место займет врач-малаец и будет наблюдать за больными не хуже меня. Но надо еще подождать пару годков…