Циклон с востока - Александр Александрович Тамоников

еще с кем-то? Может, у него несколько любовниц?

— Вряд ли, — ответил один из оперативников.

Следующий день был весьма насыщен. Пришлось покрутиться, поработать с легендами и подключить местного оперативника, курирующего завод, — капитана Разумова. К середине дня стало известно, что Петров и правда не женат. А вот с Лобановой все было не очень просто. Женщина формально была замужем, но ее муж ушел на фронт еще осенью сорок первого года. Отношения у него с женой не ладились, жили они плохо и собирались разводиться. Каждый жил своей жизнью, хотя и жили в одной квартире. Решили было развестись, но не успели, пришла повестка в военкомат. Отложили развод до того времени, когда муж вернется с фронта. С зимы сорок первого редкие письма от мужа вообще перестали приходить. Женщина писала в часть. Ей пришел ответ от сослуживца мужа, который сообщил, что тот пропал без вести. Часть выходила из окружения, и точных сведений о ее муже нет. Официальной бумаги никто Лобановой не присылал. Да она и не требовала. Война, всем непросто. Да и не до этого сейчас.

Шелестову повезло. Он даже заволновался, что ему придется вот прямо сейчас арестовать Петрова. Делать этого не хотелось, но, видимо, придется. Только тихо, без огласки. Когда сегодня в середине дня он зашел к Петрову на склад, то увидел, что тот одевается. Наметанный глаз сразу определил, что в боковых карманах пальто Петрова лежат какие-то круглые тяжелые предметы. Карманы заметно оттягивались. Шелестов вошел и закрыл за собой дверь. Хватать за руку, совать под нос удостоверение, звонить капитану Разумову или по номеру заводской охране? «Нет, только не так», — подумал Максим. Он зашел, весело поздоровался с Петровым и «случайно» толкнул его бедром в область оттянутого тяжестью кармана.

— Эх, вот это да, — потирая ушибленное бедро, «удивленно» заметил Максим. — Вы что, камни в карманах носите?

Он очень ждал реакции Петрова, ждал, что тот смутится, испугается, попытается оправдаться. Но последовавшая на действия Шелестова реакция поразила подполковника. Петров беззаботно засмеялся. Он сунул руки в карманы и вытащил оттуда две гранаты «Ф-1» без взрывателей.

— Это я на производство собрался. С актом отнести им и гранаты. Опять две штуки со сбитой резьбой. Видите, в каждую из этих гранат нельзя ввернуть взрыватель. Вроде и проверку проходят на линии, а все же попадаются. Вот и приходится возвращать, а они уж там пусть разбираются, как такое может быть.

Шелестов посмотрел на сбитую внутреннюю резьбу, мельком бросил взгляд на лист бумаги, лежавший на столе. Это был действительно акт возврата со склада. Оставалось проверить до самого конца, как будет развиваться ситуация. Но акт оказался настоящим и проблема тоже. Обсуждая производственные дела, Шелестов прошел с Петровым до цеха, убедился, что гранаты и акт были переданы начальнику цеха. Ну, вот и разъяснилась ситуация, о которой рассказывал Усатов. Он тоже видел гранаты в кармане пальто Петрова и выроненную им на складе на пол гранату тоже видел. Надо проверить тот случай, когда в ящик для полевых испытаний не доложили четыре гранаты, и с Петровым все будет понятно. С Петровым да, а вот с Усатовым?

Коган и Шелестов сидели за столом, над которым висел большой зеленый абажур. За окном было темно, но горизонт уже начал светлеть. Вот и еще одна бессонная ночь позади. Максим встал и пошел на кухню заварить чай покрепче. Коган собрал в стопку грязную посуду после их позднего ужина и пошел следом. В этом доме, где располагалась конспиративная квартира, горячего водоснабжения не было. Хозяева устанавливали титаны в ванных комнатах, которые работали на дровах. И чтобы помыть посуду или помыться самим, приходилось разжигать титан. А перед этим наколоть щепу определенной длины.

— Ну что, Борис, я думаю, что Петрова можно вычеркивать из списка подозреваемых? — не оборачиваясь, сказал Шелестов. — Я посылал Разумова к начальнику испытательного полигона. И про тот случай с недостачей в ящике гранат он тоже расспросил. И там все разъяснилось банальным образом. Даже не Петров был виноват, а другой сотрудник-торопыга. Петров как раз пошел поменять четыре гранаты из числа тех, что повезут на полигон. Тот же самый пресловутый брак. Он просто унес их, а другой сотрудник с полигона стал опечатывать ящик. Хорошо, что ему предложили сначала пересчитать изделия. Не хватило, кто-то заволновался, кто-то испугался, кинулись докладывать, шуметь, а Петров явился, объяснил и доложил гранаты. Знаешь, как в том анекдоте? Ложечки-то нашлись, но осадочек остался. Вот и здесь кто-то понял ситуацию, кто-то нет. И пошли слухи среди склочников и завистников.

— А чему завидовать? — пожал Коган плечами. — У Петрова завидная должность? Особняки со львами на въезде? Он наследство получил или его сделали заместителем наркома? Или у него жена красавица… Стоп, а может, дело в женщине?

— В какой? — Шелестов обернулся и с иронией посмотрел на Бориса. — Ты еще скажи, что Усатов ревнует Петрова к Лобановой. Не только ты, вон и группа наружного наблюдения не смогла сразу выяснить про отношения Петрова и Лобановой, а ты думаешь, что об этом узнал Усатов?

— Ну, ты сравнил, — покачал Коган головой. — Наружка не смогла сразу проследить, куда ходит Петров после работы. Оперативники не искали связи между мужчиной и женщиной. Она всплыла как второстепенная информация. Ладно, я думаю, что завтра нам надо брать под микитки Усатова, Лобанову и получать от них правдивую информацию. От нее об отношениях с Петровым, а у Усатова о том, что он тайный поклонник Лобановой, ревнивец и очернитель другого человека. Причем умышленный. Хотя не обязательно.

Вьюжило. Ветер с моря принес осадки, влажный воздух за ночь раскрасил белоснежной бахромой деревья вдоль дороги. Утро было солнечным и ярким, удивительно голубое небо красовалось над белоснежными сопками. Солнце, снег и ледяной покой царили вокруг. И верилось, что вот еще немного, и пробудится природа, раздадутся голоса птиц, выйдет из леса олениха с олененком, а где-то со стороны соседней деревни послышатся звонкие крики молодежи и полетят по лесной дороге сани, запряженные тройкой коней. И обязательно с бубенцами.

Но прошел час, потом еще два часа после рассвета, и стало мести по дорогам и опушкам, небо затянулось белесой мглой. Поблекли краски, белым саваном накрыло и сопки, и тайгу, и поселки. И сразу болью наполнилась душа. Война. Долго еще не удастся с открытой душой радоваться солнцу, снегу, голубому небу. Долго еще страна будет кровоточить, долго еще будут плакать над могилами павших воинов матери, жены, дети.

Коган позвонил Шелестову с завода:

— Ты в управлении? Черт,