Иван - Александр Ванярх

А еще через десять минут он четко докладывал руководителю прыжков: «Товарищ инструктор, курсант Исаев совершил первый ознакомительный прыжок с парашютом, материальная часть работала отлично, самочувствие хорошее».

Все, кто мог, поздравили Ивана, а командир звена прикрепил к его комбинезону значок парашютиста-перворазрядника, который впоследствии Иван хранил всю жизнь.

Сразу же после прыжка начиналась укладка. Растянули укладочные столы, поставили на середину парашюты в переносных сумках и стали ждать команды. К месту укладки подкатил Сергей Уваров — инструктор планеристов на Ивановом мотоцикле.

— Ваня, Ваня, подойди сюда, — позвал он Ивана, — во-первых, поздравляю, это ты первый шел?

— Ну, а что? — ответил Иван.

— Все, ты влип.

— Почему это?

— Ты же нашего «батю» знаешь, велел узнать, кто это был, если перворазник — накажет.

— Но за что?

— Будто ты и не понимаешь! А может ты занимался где-то?

— Ну, да и где бы это я прыгал, в Сибири с сосен, что ли, или на Чукотке с обрывов?

— Ладно, короче, «батя» список потребовал, видимо, на разборе влетит, готовься.

— Перетерпим.

— А теперь — тебе Вовка в самолете передал?

— Чего передал? Сказал, чтобы я его ждал.

— Вот-вот, забери свою колымагу и дуй к старту, только держись подальше от начальства. Там Вовка тебя ждать будет.

— Ага, а укладка?

— Да ладно, я твой купол уложу, чего переживать, дуй.

Иван улетел на своем оранжевом «скакуне» в сторону старта. Недалеко от обочины дороги уже ожидал его Володя Марченко — коренастый, круглолицый, чуть скуластый блондин — инструктор планеристов.

— Тебе Серега все сказал?

— Ничего.

— Ты брось, мне надо срочно в Планерское, любовь — понимаешь?

— А прыжки?

— Так прыжки вечером, а может, даже и утром завтра, всё тут рядом — пятнадцать минут — и там, летим?

— Вы представляете, кто я? — с шутливой напускной важностью начал Иван. — Я замначальника по АХЧ, а вы кто? Инструктора какие-то, и вы мною командуете? Чтобы это было в последний раз!

— Хорошо, Ванечка, хорошо, только завтра, а сейчас поехали, ну пожалуйста!

И они стремглав понеслись вниз к виноградникам совхоза «Коктебель». Действительно, через пятнадцать минут они уже были на одном из пригорков прямо у кромки моря. Володя, скинув комбинезон, в одних плавках побежал вниз к берегу и через минуту стоял с красивой русоволосой девушкой. «Везет же идиотам!» — подумал Иван.

— В случае срочности приезжай, а так к вечеру, хорошо? — крикнул ему инструктор, и Иван умчался в гору.

Конечно, ничего срочного не произошло. Иван отсутствовал всего полчаса и за это время пришли только три этапа. Молодежь училась и тут же укладывала «на боевую», то есть на прыжок.

— Я тут, Ваня, тебе подружку нашел, напарницу по укладке, вон сидит на краю стола, маленькая, а шустрая, только ты смотри, ей всего четырнадцать.

— Ты брось, Серега, — нарочито серьезно сказал Иван, — и вот что, я больше вам двухколесным такси не буду, ты вот на своем безмоторном меня не хочешь научить, а на моем как ты сказал, «драндулете» носишься!

— Ваня, да ты хоть завтра садись и понеслись, вот, кстати, у нас в двенадцать начнутся полеты. Эге, да я уже опаздываю, Ваня, Ванечка, подбрось!

— Опять?! Ну, тигры, вы меня доведете. Но Сергея отвез, правда, все было рядом, каких-то пятьсот-восемьсот метров…

Наконец, укладка закончена, заполнены паспорта-формуляры, опечатаны переносные сумки с парашютами. Все готово к новому прыжку.

— Иван Егорович, — позвала медсестра, — обед готов, может, начнем?

Это уже было по его части, хотя Иван не мог свыкнуться со своей новой должностью, с «Иваном Егоровичем», а потом в одном месте он был курсант и подчиненный, а в другом — начальник. Но потихоньку все становилось на свои места, и начальники, а особенно подчиненные, относились к нему с уважением, видя, как он старается познать, как отметил командир, «все узнаваемое».

Вообще в мае Крым сказочный, все цветет и благоухает, а особенно в эту весну. Было так жарко, как не часто бывает даже летом, все же море, вода, близость гор, обычно смягчает жару, но в этот год не действовало ничего. Пляжи забиты, и откуда, только люди едут?

Ивану и тут повезло. Он даже вечерами, ложась спать на веранде, неоднократно спрашивал сам себя: «И чего это мне так везет на хороших людей?»

Софья Ивановна оказалась добрейшим и внимательнейшим человеком. Души не чаяла в Иване, словно он был не совершенно чужой человек, а ее самый близкий родственник. Исаеву было неудобно, что такая интеллигентная, знающая в совершенстве три иностранных языка женщина, — и так внимательна к его персоне. Понимая, что Иван воспитывался в деревне, она, стараясь не ранить самолюбия, все же приобщала его к культуре, манерам в обществе, за столом, и это в дальнейшем ему ой как пригодилось!

А после обеда курсанты отдыхали. Разыгрался ветерок, да так, что прекратили полеты даже в планерной группе. На шестнадцать часов было назначено совещание, и Иван, съездив за Володей Марченко, хотел поставить мотоцикл в гараж, но к нему подошел как-то совсем поникший Сергей Уваров.

— Ванек, выручай, — сказал он просяще.

— Чем?

— Понимаешь, девочка одна улетела на планере и не вернулась, дежурные наблюдатели говорят, что она кружилась недалеко от Карагозского орешника, сверху ничего не видно, надо туда поехать.

— Слушайте, может еще одну должность занять — рассыльный, посыльный. Есть машина, вот и катайтесь!

— Туда машина не пройдет, там же обрывы, тропы, а на мотоцикле в самый раз.

— Не дам больше мотоцикла, — категорически сказал Иван.

Совещание длилось недолго, не более часу. Никто Ивана не ругал, командир только и сказал:

— И особенно обратите внимание на лихачества в воздухе, только клоунов нам и не хватало! Все свободны.

Про планеристку никто ничего не сказал, видно еще не знали. Во дворе Иван увидел, что инструкторы-планеристы, собравшись возле видавшего вида «газика», что-то бурно обсуждали, и решил-таки помочь.

— Серега, ладно, давай твою радиостанцию, буду ехать домой — прострельну тот орешник, если найду, крикну вам.

— А планер? Нам и планер нужен, ты же сам знаешь шефа, задолбает, если узнает о нашем «чэпэ».

— Планер потом вытащите, я вам сообщу, тут всего каких-нибудь шесть километров.

— Ну ладно, давай, а мы поедем еще на всякий случай вдоль виноградников.

Иван вывел мотоцикл, проверил бензин в баке и только потом покатил в сторону орешника. Солнце пекло нещадно. Даже на мотоцикле не чувствовалось прохлады. Разогретый воздух бил в лицо, его горячие потоки над холмистой местностью образовывали миражи, то похожие на плескавшуюся воду, то на всполохи пожарищ. Наконец, орешник. Иван сначала объехал его вокруг, но ничего не заметил, с высоты холмов не просматривалось ничего, и наконец, он, увидев тропинку, свернул на нее, и мотоцикл, медленно скользя по булыжникам, иногда закидывая заднее колесо, начал спускаться вниз. И тут Ивану послышалось блеяние козы. «Откуда тут коза?» — подумал Иван, заглушив двигатель, прислушался. «Помогите-е-е!» — неслось снизу. Тоненький, почти детский голосок, явно сквозь слезы, взывал о помощи. «Эге-гей! — громко закричал Иван. — Сейчас иду!»

Вниз спустился быстро, но тут начинался такой бурьян, что мотоцикл с трудом проламывал его, неся Ивана к предполагаемому месту.

— Где вы?! — заглушив мотор, закричал Иван и даже вздрогнул, услышав прямо над головой:

— Да тут я, над вами.

Глава третья

В середине мая, после долгого молчания, пришло, наконец, письмо из Смоленска. Настя была дома одна, когда позвонили с почты. В трубке пропищал голос девушки: «Анастасия Макаровна, вам тут письмо, можно я сейчас принесу?»

— «Неси, неси… это ты, Дуся?» — узнала по голосу Настя.

«Я, тут мамку подменяю».

— «Ну и молодец, неси, я буду дома».

Дуня — длиннокосая, статная, с рыжей, почти красной косой через несколько минут уже стояла во дворе Сердюченко, где ее поджидала Настя.

— Ух, ты, какая красивая! — сказала Настя, забирая письмо. — Небось, и жених уже есть?

— Да что вы, Анастасия Макаровна, рано еще о женихах-то думать!

— Не верь, не верь ей, сказала, отрывая калитку, Людмила, — есть у нее жених — Васятка Уткин, видала, как они миловались в клубе.

Дуня сверкнула серыми глазами на вошедшую Людмилу и, ничего не сказав, выбежала на улицу.

— Зачем ты ее так, ведь подруги вы, — сказала Настя.

— Были подруги, да сплыли.

— Чего ж так?

— Да ладно! Письмо-то откуда?

— Из Смоленска, давай прочитаем.

Людмила вскрыла конверт и начала читать: «Извините за молчание, — писал кто-то ровным почерком, — дело в том, что долго и тяжело болела Валентина Васильевна и к нашему великому горю умерла на прошлой неделе. А по сути вашего письма теперь отвечаю я, Сергей Сергеевич Сердюченко, мы вместе с бабушкой тогда были в Благовещенске в училище. Страшно подумать, что Валентина Васильевна, которую немцы дважды расстреливали, и выжившая тогда, теперь умерла. А мы не теряем надежды все же, как-то встретиться с вами, а как представим расстояние, то просто страх берет». Дальше перечислялись имена всех Сердюченко, которые жили в Смоленской области и кому они кем приходятся. «Из вашего письма мы узнали, — писал Сергей, — что у нас есть еще два дяди — Яков и Виктор и у них есть дети Иван, Владимир и Люда, шлем им привет». Тут Люда многозначительно подняла палец. «А вот у нас, — читала она дальше, — пятеро, разных по возрасту, ваших братьев и сестер, может, хоть они когда-нибудь встретятся. Пишите, будем очень рады».