Иван - Александр Ванярх

— Ваня! — позвала Софья Ивановна. — Иди к нам.

— Видал, Николай Николаевич, вот что значит, когда две женщины в доме! А ты как сидел один, так и сидишь. Хочешь, и тебе невесту привезу?

— Да ладно, иди уже, шутник! Иван поднялся на скрипучую веранду и остолбенел. Перед ним стояла стройная, большеглазая, черноволосая рослая девочка в белом брючном костюме и виновато хлопала длинными ресницами.

— Вот это да! — восхищенно изрек Иван. — Что значит отмыть человека!

И Иван, не скрывая восхищения, обошел девушку вокруг.

— Да дивчина действительно хороша, но мы позвали тебя не на смотрины, а ужинать.

Бабуля сняла со стола небольшую белую скатерть, накрывавшую стоявшую на столе посуду и давно ожидавший ужин.

— Ну, бабуля, вы гений! — сказал Иван. — А почему три прибора: вы что, ясновидящая?

— Да нет, это Николай Николаевич должен был посетить нас, но ему что-то нездоровится, так что получилось точно.

— Ну что ж, тогда начнем. Пить мне нельзя — за рулем, как говорят, а вы, если хотите, можете налить.

— Как вы, Олечка, может, хлопнем? — расхорохорилась Софья Ивановна.

— Нет, нет, я не пью, — запротестовала девочка.

— Ну, нет, так нет, — сказала бабуля. — Я тоже не большая охотница, так, по случаю. А у вас, Оля, папа, мама, где живут?

— В Феодосии, бабуля, в Феодосии. У нее мама министр, а папа — директор рыбхоза, — на полном серьезе сказал Иван.

— Да что вы, нет. Это… это… они шутят, — совсем застеснялась девочка.

— Вы не переживайте, Ваня вообще любит пошутить. А вы что, даже не знаете его имени? — удивилась Софья Ивановна.

— Да нет, я видела его у нас в школе, а как звать — не знала, вернее, сейчас знаю, а отчество не знаю, — сказала Оля.

— Зови меня Иван Иванович, жаль только, что фамилия у меня не Иванов.

— Хорошо, — сказала девочка.

— Ваня, ну зачем же так! — опять с укором произнесла старушка. — Отчество у него Егорович, фамилия Исаев, — уже обращаясь к Оле, закончила она.

Иван ел с аппетитом, а девочка, видимо, стесняясь, — очень мало и неохотно.

— Оля, ты не волнуйся, я тебя мигом домой доставлю! Это я сегодня шучу много, а вообще я человек не очень разговорчивый, — наконец, уже серьезно, сказал Иван.

Начало темнеть, когда они выехали за город. Иван, включив фару, потянул на себя ручку, мотоцикл послушно набрал скорость. Через двадцать минут въехали в Феодосию.

— Где живешь? — крикнул через плечо Иван.

— Езжайте в центр, я живу рядом с почтой.

— Как-будто я знаю, где эта почта, — буркнул Иван.

— Вот тут по левой улице, — закричала ему прямо в ухо Оля.

Улица освещалась хорошо, Иван выключил фару.

— Вот там, возле того дома, где люди… остановите, — сказала Оля.

Иван подъехал почти к воротам частного дома. Возле калитки стояли солидная женщина и две девочки. Увидев мотоцикл, женщина решительно направилась к нему.

— Это как же понимать?! — раздался ее громкий командный голос.

— Успокойся, мама, я тебе сейчас все объясню, — постаралась урезонить ее Оля.

— Не хочу ничего знать! Мне позвонили два часа назад и сказали, что вы уехали. Где можно шляться до ночи?! — и она в ярости приблизилась к Ивану.

Не ожидая такого приема, Иван вначале немного растерялся. Но уже буквально через две-три секунды слез с мотоцикла, поставил его на ножки и, сдерживая так и распирающую его обиду, ровным голосом спросил:

— Дочь ваша?

— Моя, — подтвердила женщина.

— Пишите расписку!

— Какую расписку? Ты что — ошалел?

— Нет, а вот вы — не знаю. Пишите расписку, что я, такая-то такая, получила от такого-то такого-то свою дочь в полной сохранности.

— Вы это серьезно?

— Совершенно!

К мотоциклу подошли стоящие у калитки девочки.

— Девочки, вы у нас в школе занимаетесь? — обратился к ним Иван.

— Да! — хором ответили те.

— Меня знаете?

— Видели!

— Хорошо. А вы, грубиянка, — обратился он к матери Оли, — забирайте свою красавицу и будьте здоровы!..

Он завел мотоцикл, сел в седло. Оля попыталась что-то сказать ему, но Иван, гаркнув двигателем, с визгом развернулся и понесся обратно.

Прошло несколько дней. Все шло своим чередом — занятия, работа, и Иван понемногу стал забывать о девочке, которая «свалилась с неба» и принесла ему в один из дней столько неприятностей, радости и хлопот. Но нет-нет да и являлась она ему совсем неожиданно в мыслях, а вот вчера даже приснилась.

Проходя мимо боксов-хранилищ, где стояли планеры, Иван ловил себя на том, что хотел бы увидеть «небесную красавицу», но боксы были закрыты, планерные группы не занимались. А однажды, встретив инструктора планеристов Сергея Уварова, он даже спросил:

— Вы что, сами себе отпуск сделали?

— Да нет, просто большинство нашей «малышни» сдают сейчас экзамены в школах и им не до планеров, хотя многие ходят после обеда, занимаемся в классах, грызем теорию.

— То-то я и смотрю — на летном поле вас не видно.

— А кого бы ты хотел видеть, не Олю ли Вишнякову?

— Это кто ж такая?

— Ну, ты даешь! Та, которую ты нашел.

— А знаешь, Серега, хотел бы, но мы так погрызлись с ее матерью.

— А я думал — мать тебя на руках должна была носить после всего.

— Куда там! Не мать, а гром и молния! Так меня атаковала, что я вынужден был дать отпор.

— А знаешь, я тебе могу помочь. У меня все адреса в журнале записаны, а у нее, по-моему, телефон есть… Там папа какой-то тузик местного масштаба. Пойдем в класс.

Заполучив адрес и телефон Оли, Иван решил непременно разыскать ее. Но вдруг в один из ветреных, пасмурных дней, когда, выполняя обязанности заместителя по административно-хозяйственной части, он сидел в маленьком, заваленном всяким хламом кабинете и писал отчет, в дверь легонько постучали.

— Открыто, входите! — крикнул Иван, продолжая писать.

Дверь легонько скрипнула и затихла.

— Ну и что? — не подымая головы, спросил Иван.

— Здрасте, Иван Егорович, — услышал он тихий голосок. Но для Ивана это был почти гром среди ясного неба. Вздрогнув, резко поднял голову и увидев прямо перед собой легкое прозрачное создание в ситцевом платьице, в туфельках на босу ногу, державшее в руках белую сумочку.

— Оля! — воскликнул он. — Как хорошо, что вы… ты пришла!

И он, выйдя из-за стола, ласково, с какой-то опаской взял ее за плечи.

— Извините, Иван Егорович, папа просил, чтобы вы к нам приехали… очень просил, — и Оля, покраснев, опустила глаза.

— А мама не просила? — криво усмехнулся Иван.

— И мама просила, — Оля посмотрела на Ивана заблестевшими глазами.

— Ну а ты-то, ты как?

— И я, — тихо сказала девочка, и на ее глазах показались слезы.

— Тогда — все в порядке, хоть сейчас! — повеселел Иван. — Я вот только допишу немного, ты сядь, посиди, кстати, ты в каком классе?

— Я уже закончила школу.

— Как закончила? — удивился Иван. — Десять классов?

— Да. Сегодня сдала последний экзамен.

— Слушай Оля, — совсем неожиданно сказал Иван, — а выходи-ка за меня замуж!

— Что вы, Иван Егорович! У меня еще и паспорта нет! Да и мама говорит, что мне замуж еще нельзя.

— Опять «мама», «мама», я же у тебя спрашиваю.

— Не знаю, я еще об этом не думала.

— Ладно, пока считай, что это шутка. Но ты подумай — и хорошенько!

Иван продолжал писать еще несколько минут, а Оля сидела тихо, не шелохнувшись. Наконец, они вышли на улицу. Иван вывел из сарая мотоцикл, проверил, завёл, усадил на заднее сиденье Олю и они покатились в сторону Планерское. Несколько часов купались в море, благо к тому времени распогодилось, выглянуло солнце, но ветер гудел, свистел и катил огромные светло-зеленые волны, которые, ударяя о крутые берега, грохотали орудийной канонадой и с шумом и плеском откатывались назад, шурша отполированной галькой и булыжниками. Люди на берегу, в большинстве, просто стояли и смотрели на бушующую стихию, иные бегали по прибрежной пенной воде, обрызгивая друг друга, и лишь немногие рисковали в такую погоду заплыть далеко в море или хотя бы просто идти навстречу волнам, рассекая их телами.

Море. Такая непонятная завораживающая стихия! То лежит оно, отдыхая темно-голубой гладью, то искрится миллионами серебряных чешуек, то катит сине-зеленые волны в бесконечную даль, совершая обычную повседневную работу, то вдруг вздыбится огромными, грозными темно-синими холмами, в яростном порыве нередко превращаясь в острые бурлящие хребты, и горе тому, кто окажется в этот час на ее просторах. Наверное, всегда меняющееся, оно в любое время дня и ночи, утра и вечера неповторимое, всегда разное, всегда завораживающее. А когда море в вечернее и ночное время начинает светиться фосфорическими бликами, то становится сказочным, фантастичным. Так и, кажется, что вот-вот появятся из темных глубин его «тридцать три богатыря». Или светловолосые русалки бесшумно выплывут из сверкающей черноты и начнут водить хороводы — разбредутся по прибрежным зарослям, разыскивая любимые цветы. А одна сядет на черном огромном камне и затянет грустную протяжную колдовскую песню.