Сталинградский рубеж - Николай Крылов

А так как танков в его распоряжении не имелось, был предложен такой путь: переправиться через Волгу в Красную Слободу, проехать по левому берегу несколько километров на машинах и вновь пересечь Волгу у "Красного Октября". Сложновато... Однако пришлось на это согласиться.

С группой автоматчиков спускаемся к устью Царицы. Над ее долиной время от времени пролетают снаряды и мины, но нашу "штабную колонну" специально не обстреливают - вышли незаметно. Знало ли гитлеровское командование, где помещался в эти дни штаб 62-й армии? Гуров убежден - не знало: иначе обязательно попыталось бы нас захватить. Пожалуй, он прав.

Вспышка ракеты осветила пустой деревянный мост со старинными фонарными столбами. Уже с трудом верилось, что это по нему я проезжал месяц назад, только что прибыв в Сталинград. Тогда мост был еще составной частью людной, оживленной городской магистрали...

Чем ближе к Волге, тем светлее - что-то горит на берегу. А над самой Волгой вразброс возникают и гаснут вспышки разрывов. Противник не знает, закончены ли на сегодня перевозки, и держит вероятную трассу переправы под методическим огнем.

И вдруг, словно специально для нас, обстрел реки прекращается. Все без команды ускоряют шаг - надо пользоваться этой паузой, раз уж повезло!

Не помню, заказывался ли для нашей "команды" катер, считались ли гребные лодки сперва запасным вариантом на случай, если катер задержится. Так или иначе, нас ждали лишь длинные рыбацкие ладьи. В них сложили штабное имущество и личные вещи, расселись сами (Витков настоял при этом, чтобы командующий, член Военного совета и я сели в три разные лодки) и, не мешкая, оттолкнулись от берега. Бойцы охраны и адъютанты налегли на весла.

Потом, на стремнине, им принялись помогать все, и с течением, начавшим было сносить нас вниз, справились. Лодкам удавалось держаться в темноте. Только раз в нашу сторону протянулась трассирующая очередь - должно быть, из Дома специалистов. Правый берег, насколько хватало глаз, был охвачен заревом, весь во вспышках и отблесках огня. Лишь сам оказавшись посреди реки, я понял, каким грозным открывается Сталинград бойцам и командирам переправляющихся к нам частей.

Впереди надвигался большой остров Голодный, разделяющий реку на два широких рукава. Темень, так выручавшая нас, тут немного подвела: первая лодка, а за ней и вторая наткнулись на какие-то препятствия. Услышав сильный плеск и чертыханье, я уже забеспокоился за Чуйкова и Гурова. Но их лодки не перевернулись, только зачерпнули порядочно воды. Остров мы пересекли пешком, пока лодки налегке огибали его северный выступ. У бойцов, занимавших тут оборону, были наготове и другие.

Тыловики, встречавшие на левом берегу с машинами, уговорили Чуйкова и Гурова заехать по дороге в горячую баньку - после вынужденного купанья это было нелишне. А я с остальными штабистами поехал прямо к верхней переправе. Бронекатер Волжской флотилии быстро и без приключений доставил нас обратно на правый берег.

Так в первый и последний раз за Сталинградскую оборону я побывал накоротке на левом берегу Волги.

К рассвету вернулись оттуда Чуйков и Гуров со своими адъютантами. После бани их снабдили теплыми солдатскими куртками - естественно, без знаков различия. Василий Иванович, смеясь, рассказал, как командир бронекатера не хотел признавать его в таком виде ни командармом, ни генералом, строго потребовал документы...

* * *

В армейском журнале боевых действий место нашего командного пункта 18 сентября 1942 года было обозначено рукою капитана Барановского так: "Овраг в 1 км севернее пристани "Красный Октябрь".

Новый КП 62-й армии мало походил на то, что обычно под этим подразумевается. Под обрывистым, прорезанным балками откосом волжского берега успели отрыть лишь несколько защитных щелей, а в самом откосе - ниши вроде нор или ласточкиных гнезд. Настоящие блиндажи готовы еще не были. Но на стоявших рядом баржах, частично притопленных, имелись сухие отсеки, пригодные хотя бы для временного размещения наших служб. А те отделы штаба, которым не обязательно быть под рукой, пристроили наверху, на территории "Красного Октября". И главное - связь тут уже действовала.

Полуразбитые баржи и громоздившиеся вокруг металлические конструкции невывезенное заводское оборудование - придавали всему участку берега вид какой-то свалки, и это нас вполне устраивало. Хотя фашистские самолеты, появившиеся утром над городом, и сбросили невдалеке несколько бомб, враг вряд ли мог заподозрить, что здесь развертывается командный пункт армии.

А на КП жизнь входила в свою колею. Привычные к переездам операторы, устроившись поближе к узлу связи в получив с вспомогательного пункта управления последние данные обстановки, засели за рабочие карты. Строгий комендант штаба капитан Гладышев, бывший кавалерист, еще не расставшийся со шпорами, придирчиво проверял маскировку временных убежищ. Михаил Григорьевич Гладышев вспоминается мне как совершенно неутомимый, никогда не знавший покоя человек, который при необходимости охотно брал на себя любые новые обязанности. Одно время он заменял моего адъютанта Белоусова, уехавшего в командировку, а потом все чаще использовался в качестве офицера связи и в конце концов был официально зачислен в оперативный отдел. Из 62-й армии Гладышев выбыл после тяжелого ранения, но потом вернулся в строй, а ныне подполковник запаса.

Военком штаба батальонный комиссар Леонтий Ипатович Носков взял шефство над кухней: переезд переездом, трудности трудностями, а людей надо накормить. Носков в штарме недавно: всего несколько дней назад, перед тем как КП перешел с Мамаева кургана к Царице, его выдвинули на эту должность из аппарата политотдела. Но Леонтий Ипатович уже заслужил общее уважение своей спокойной и доброжелательной внимательностью к товарищам. А я нашел в нем надежную партийную опору в работе со штабным коллективом.

Когда спрашиваешь теперь самого себя, какие качества ставили мы тогда на первый план у наших штабистов, что старались всячески поддержать и развить в них, память твердо подсказывает: прежде всего - личную убежденность в том, что армия в Сталинграде может выстоять, личную готовность и решимость сделать для этого все возможное.

Такая убежденность, такая готовность и решимость, нашедшие потом выражение в крылатой фразе снайпера Василия Зайцева: "За Волгой для нас земли нет!" - становились необходимы здесь, в Сталинграде, каждому. Каи же было не требовать их вдвойне от людей, причастных к боевому управлению армией?

Ну а уж если человек, находящийся у многих на виду, сам не чувствовал себя уверенно на сталинградской земле, не мог держаться тут так, как надо было держаться всем, тогда приходилось делать определенные выводы. Пусть редко, но приходилось. Мне памятны слова, сказанные однажды (позже, в октябре, в еще более трудное время) членом Военного совета Кузьмой Акимовичем Гуровым:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});