Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

Ни Илюшин, ни Бабкин не ответили.

– К тому времени Леська уже вышла замуж за Руденю, – продолжала женщина. – И все у нее стало потихоньку налаживаться. Но песен-то как не было, так и нет! И тут является Витька и предлагает Гагариной царский подарок. Двадцать композиций! Сам нашел какого-то автора, и приличного, между прочим, заказал, оплатил. Ну, песенки-то полный шлак, но мотивчики привязчивые, слова запоминающиеся, пурум-бурум, турум-пам-пам! У Гагариной и таких не было. Арендовал ей студию звукозаписи, подрядил музыкантов из знакомых, и сварганили они полноценный альбом. Наш Витенька помог вернуть честь и достоинство униженной деве. Без него Гагарину потрепали бы и забыли через пару недель. Выплюнули, как потерявшую вкус жвачку. Уж я-то знаю, как это бывает.

Кармелита беззастенчиво залезла в собственное декольте, пошарила там и вытащила пачку тонких дамских сигарет. Бабкин уже настолько привык к ее фокусам, что даже глазом не моргнул. Нравится человеку носить сигареты в бюстгальтере – его право. Он не удивился бы, даже если б ведьма выудила кролика в шляпе.

Ароматный дым растекся по комнате. А Кармелита продолжала рассказывать.

Когда Бантышев понял, с кем связался, задний ход давать было поздно. Как объяснить папе Анчарову, что Виктор отказывается продвигать его наследницу? Виктор боялся угольного магната до дрожи, и небезосновательно. С Анчарова сталось бы закопать Бантышева в каком-нибудь из своих карьеров. А погребальную песню над могилой исполнила бы Анна.

Виктор мог бы выполнить свою часть сделки, закрыв глаза на то, какое чудище выпускает порезвиться на поляне. Но к этому моменту они с Олесей крепко сдружились. В доме Рудени и Гагариной его принимали как родного. Хлебосольная Олесина мать кормила Бантышева борщами и галушками, ахала, слушая его рассказы, и обнимала на прощание.

Виктор не мог подставить единственного близкого человека под удар.

– …и он слил Анчарову, – сказала Кармелита.

Оценила молчаливые вопросы на лицах сыщиков и вздохнула.

– Клип записали. Даже два, кажется. Однако на том все и закончилось. Витька перекрыл этой борзой козе Аннушке все ходы и выходы. Он-то в нашем бизнесе сто тысяч лет. Если ты способен лепить звезд из грязи, умеешь и топить их в болоте. Для всех Витенька изображал видимость бурной деятельности. А сам втихую договаривался, чтобы Анчарову никуда не пускали. Бантышев вхож повсюду. Если он попросит редактора «Наших голосов» исключить девочку из списка участников передачи, тот будет рад оказать эту небольшую услугу.

– Как же он объяснил неудачу проекта самому Анчарову? – спросил Макар.

– Милый мой, слава – она стерва капризная, еще своенравнее сестры фортуны. Не знаю, что Бантышев наплел Кузбассу. Но догадаться могу. Витька развел руками: мол, сделал все от меня зависящее, но девочка ваша не понравилась зрителю. Зритель, сволочь привередливая, не оценил ее вокала, красоты и харизмы. Извините-простите, я свою часть сделки выполнил, и не моя вина, что новая звезда не зажглась.

Кармелита глубоко затянулась.

– На том и закончилась карьера Анечки Анчаровой. Шепотки, конечно, ползли, но тихие-тихие. Я-то думала, Бантышев всем слухам прикрутил фитиль. Выходит, что не всем. Если Джоник, проныра, сумел вытащить эту историю на свет божий…

Кармелита не закончила, но сыщикам и так было ясно, что к чему.

«… он был смертельно опасен для Бантышева».

3

Чтобы вернуть Виктору айфон, по карнизам больше карабкаться не пришлось. Ася поступила куда проще: вышла из своей комнаты, прошла, не таясь, по коридору, и поцарапалась в дверь бантышевской темницы. Хотя какая это темница, если никого не заперли. Профанация одна.

Виктор распахнул почти сразу. Как будто ждал ее.

Или кого-то другого.

Несколько секунд он стоял в явном затруднении, словно пытался припомнить ее имя.

– Ася, – помогла Катунцева.

Бантышев засмеялся.

– Я старый склеротик, Асенька, но не настолько. Заходите, прошу вас.

Внутри пахло сладкими, как ваниль, духами и чем-то неуловимо синтетическим. Точно такой же слабый аромат витал в комнате самой Аси.

– Кеша изводит комаров, – объяснил Бантышев, заметив, что она принюхивается. – У Богданчика аллергия на укусы. Вот и разбрызгивают в комнатах какую-то химию.

«У Богданчика», – отметила Ася. Все собравшиеся называют друг друга уменьшительно-ласкательными именами. Есть в этой умильности оттенок высокомерия и одновременно заигрывания.

Бантышев галантным и трогательно старомодным жестом предложил ей присесть.

– Как вы пробрались мимо местных церберов?

Ася покачала головой:

– Нас охраняют не так серьезно, как может показаться.

У Бантышева явно рвался с губ вопрос, зачем она к нему явилась. Катунцева не стала держать интригу и вытащила телефон.

– Вот. Хотела вам вернуть…

Бантышев обрадовался как ребенок. Бормоча «ах ты рыбонька моя серебристая», он подкидывал айфон, ловил и прижимал к груди.

– У меня здесь столько игр! – поделился он, сияя. – Я ими стресс снимаю. Кто-то пьет, Кармелита дурь покуривает… А я безобиден как яичница!

И тут же кинулся показывать Асе новейший квест с потрясающей графикой.

Ася слушала, кивала, выражала восторг, как от нее и ожидалось. Бантышев в пылу увлечения игрой сел на подлокотник ее кресла, склонился близко-близко. Ванильными духами пахло от его рубахи. Женский запах, запах кондитерской, а еще поварих в детском саду, колдующих над манной кашей и творожными запеканками.

Что-то противоестественное было в том, что от взрослого мужчины исходит такой аромат.

Бантышев упоенно рассказывал об игре, водил пальцем по экрану. Ася рассматривала пальцы с безупречным маникюром. Какие нежные ухоженные руки. Легко представить, как эти ладони скользят по телу, торопливо расстегивают пуговицы, стягивают платье…

– …а здесь нужно перепрыгнуть через книжную полку и трижды постучать в корешок книги, – ворвался в ее сознание голос Бантышева. – Весьма оригинально придумано!

– Очень, – сказала Ася. Голос звучал хрипло. Она откашлялась и повторила: – Очень оригинально.

Виктор обернул к ней раскрасневшееся от оживления лицо.

– Асенька, вы не заболели? У вас вид нездоровый. Девочка моя, ни в коем случае не геройствуйте и скажите, если что-то не так! Мы вас вылечим, обещаю.

«Девочка моя».

Ася облизнула пересохшие губы.

– Все в порядке. Честное слово.

– Но вы расскажете мне, если что-то будет не так? – тревожился Бантышев.

– Обязательно.

Он тут же забыл о ее здоровье и окунулся в красочный мир своей дурацкой игры. Поразительная птичья беззаботность, подумала Ася. А что бы я на самом деле сказала ему, если бы могла?

«Я знаю, что это сделали вы».

Долго ли еще он будет улыбаться по инерции? Станет ли притворяться, что не понимает, о чем речь? У него должно хорошо получиться. Лицедеи, все они лицедеи, и веселый Виктор Бантышев – один из лучших.

Интересно, его трогательная забота о ней – тоже притворство? Или он просто-напросто хорошо воспитан?

Или – страшно подумать, не то что произнести – неужели Ася Катунцева, написавшая проникновенное письмо о любви к популярному певцу, стеснительная Ася Катунцева, не похожая на его знакомых девушек, юная Ася Катунцева, случайно оказавшаяся рядом, и в самом деле ему нравится?

– Да вы дрожите! – встрепенулся Бантышев. Озабоченно вгляделся в ее лицо: – И глаза блестят. Милая моя девочка, у вас озноб!

И не слушая дальнейших Асиных оправданий, укутал ее пледом, достал из бара коньяк и налил в совершенно неподходящий фужер для сока.

– Залпом! – скомандовал Бантышев, поднося фужер. – Ну!

Пока Ася пила коньяк и откашливалась, кто-то внутри ее разгоряченной головы отстраненно комментировал происходящее. «Вот вы уже и выпиваете вместе. Ваши отношения развиваются семимильными шагами, правда, Катунцева? Ну просто азбука соблазнения неопытной девицы. Что ты будешь делать, если он потащит тебя в постель?»

Однако вместо того, чтобы увлечь неопытную девицу к кровати, Бантышев решительно выпроводил ее. Напутствовав на прощанье: «А теперь немедленно ложитесь и спите! Вам требуется хороший сон. И ничего, что белый день: сон – лучшее лекарство!»

Ася медленно доплелась до комнаты, начисто забыв об охранниках, которые могли подстерегать в коридоре, рухнула в кресло и прижала руки к пылающему лицу. Спать, как же! Если бы она могла уснуть…

Но как же трудно оказалось смолчать! В какой-то момент ей казалось, что она сейчас проговорится.

«Я знаю, что это сделали именно вы.

Вы преступник, Виктор.

Нет, я никому не скажу».

Ася потерла вспотевший лоб и, спохватившись, раздраженно сбросила шерстяной плед на пол. Сейчас бы позвонить Катьке! Безалаберной взбалмошной ее Катьке, которая со своими неуместными шутками умеет всегда быть поразительно уместной. Однажды Ася напоролась босой ногой на гвоздь, торчащий из доски, и пока добиралась в травмпункт, успела передумать о смерти от столбняка тысячу мыслей, одна другой хуже. В клинике ее встретила сестра, предупрежденная по телефону. И первое, что она сказала с самым серьезным видом, было: «Попугай! Теперь мне придется купить тебе попугая».