Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

– Меня по-прежнему занимает вопрос, откуда у покойного Рината все эти компрометирующие сведения. Похоже на целенаправленный сбор информации.

Бабкин вспомнил комнату с сундуком, из которого только что выбрался Андрюша Решетников. Запах духов, издевательская болтовня, ухмыляющиеся физиономии – и набычившийся Джоник, окруженный насмешниками. Мог он явиться в гнездо поп-звезд без камня в кармане? Нет, не такой человек был Ринат Ильдарович Баширов.

– У Джоника мировоззрение засланного казачка, – медленно сказал Сергей. – А казачок должен знать, от кого чего ожидать. Значит, он и впрямь собирал информацию.

– Чтобы быть во всеоружии? Тогда у него на каждого должно быть досье.

– Как и у меня.

– И не забывай еще, что он пытался найти любовника Решетникова.

– Не исключено, что нашел, – буркнул Бабкин. – И тот огрел его по затылку.

Макар пожал плечами:

– Но такой компромат – обоюдоострое оружие. Джонику пришлось бы сознаться, что речь идет о его любовнике.

– Этот хитрый гаденыш мог что-нибудь придумать. Выкрутиться.

Сыщики посмотрели друг на друга. Каждый физически ощущал, как утекает из пальцев бесценное время.

– Все, работаем, – подытожил Макар.

Три часа спустя про девицу Бантышева, она же кот в мешке, было известно следующее.

Родилась и выросла в Химках, по профессии – швея. Не замужем. Есть младшая сестра, которая в настоящее время находится на дневном стационаре в клинике неврозов.

– Что с сестрой? – немедленно спросил Илю-шин. – Ну скажи, что наследственная шизофрения! Порадуй меня чем-нибудь!

– Понятия не имею, что с сестрой. – Бабкин был мрачен и не настроен шутить. – Как я тебе выясню такие подробности по телефону? Тут и лично-то черта с два узнаешь за один день! А ты хочешь информацию на блюдечке с голубой каемочкой.

Илюшин разочарованно прищелкнул языком.

– Зато в журнале меня заверили, что письмо Катунцевой честно победило из четырех сотен таких же.

– Еще бы они сказали что-нибудь другое!

– Сомневаюсь, чтобы Катунцева дала взятку сразу главному редактору, его заму и ответственной за рубрику «Ужин со звездой». Я общался со всеми троими, и они единодушны. Девушка оказалась в гостях у Грегоровича случайно. Она знать не знала, что встретит здесь Джоника.

– И никаких пересечений с убитым? – предпринял Илюшин последнюю попытку.

– Даже намеков нет.

Бабкин помассировал виски. Они в этом доме меньше суток, а ему кажется, что он провел здесь по меньшей мере неделю. С утра успел заглянуть Богдан, тер воспаленные глаза, интересовался ходом дела. А какой ход, если они тычутся из стороны в сторону, точно слепые котята.

– Что?

Илюшин поднял взлохмаченную голову. Сергей, задумавшись, произнес последние слова вслух.

Бабкин, глядя на напарника, подавил подступающее раздражение. Вы только полюбуйтесь! Свеж, как ландыш. Бодр, весел, ясноглаз. Сергей не придал бы этому значения, если бы утром при виде самого Бабкина зеркало в ванной комнате не всхрапнуло в ужасе и не попыталось вырваться из рамы. Глаза мутные, как воды Ганга, набрякшие веки отливают синевой, рыло небритое, отекшее – ну кабан кабаном. Положим, насчет зеркала соврал: на то оно и зеркало, чтобы терпеть все, что в нем отражается. Но сам себя испугался.

– Ерундистикой мы занимаемся, – угрюмо сказал Сергей, закатывая рукава своей белой рубашки. Униформа эта официантско-телохранительская ему тоже осточертела. Но сменная рубаха, которую раздобыл услужливый Кеша, оказалась мала, а принесенная на замену футболка едва не треснула по шву, когда Бабкин попытался в нее влезть. Почесав в затылке, камердинер исчез и спустя короткое время вернулся с ворохом сорочек. «На Богдана Атанасовича пошито, – пояснил он. – Он у нас тоже мужчина крупный, так что вам должно подойти».

И не ошибся. Сорочки оказались даже длинноваты в рукавах. И все бы ничего, но каждая из вещей Грегоровича ошеломляла экзотической расцветкой. Одна малиновая в синих зигзагах, другая лиловая с серебряными эполетами, третья расшита пайетками… Скрипнув зубами, Сергей примерил самую скромную и обреченно повернулся к Макару.

«Выглядишь так, словно ограбил кабаре», – развеселился Илюшин.

И пришлось вернуться к своей белой.

– Делаем все, что в наших силах, – невозмутимо отозвался Макар. – Если в наших силах ерундистика, будем заниматься ею.

И снова уткнулся в свои записи.

Сергей походил по комнате, наткнулся на угол комода, охнул и потер ушибленное бедро. Илюшин глянул на него без малейшего сочувствия.

– Если тебе делать нечего, тащи сюда Катунцеву. Хотя нет, постой. Давай сначала Кармелиту.

– Бесполезно это все.

– Упаднические настроения, – диагностировал Илюшин. – Раздражительность, отсутствие веры в свои силы. Тебе надо позавтракать.

– Мы беспомощнее кротов в бассейне. Какие уж тут силы.

– Кое-что мы все-таки можем. Расспросить свидетелей, сопоставить алиби. Серега, не мне тебя учить!

– Мы действуем дилетантски! – упрямствовал Бабкин. – Затрудняем работу официального следствия!

– Не мы, а Грегорович. Мы лишь приняли участие в партии, которая была бы сыграна и без нас.

– Если бы мы не согласились, Богдан не стал бы тянуть со сроками.

Илюшин заложил руки за голову и откинулся на стуле.

– Тебя беспокоит, что правосудие не восторжествует? И ты полагаешь, это наша вина?

Бабкин хмуро молчал.

– А почему тебе не приходит в голову, мой скептически настроенный друг, что у нас все может получиться?

– Не может. Существует набор следственных действий, существует здравый смысл, в конце концов! Который подсказывает, что мы не успеем за короткое время выяснить подноготную всех этих…

Сергей проглотил бранный эпитет.

– …менестрелей, – пришел на помощь Макар. – Однако кое-что ты все-таки о них разузнал.

– По верхам! И все это нужно тысячу раз перепроверять.

Он попытался подхватить яичницу на вилку, проткнул ее, и желток освобожденно растекся по блюду.

– Да ешкин кот, – совсем огорчился Сергей.

Илюшин похлопал его по плечу.

– Серега, пойми: твои методы не сработают. Не потому, что они плохие или неправильные, а потому что в нестандартной ситуации стандартные способы решения задачи не помогут.

– И что ты предлагаешь?

В глубине души Бабкин надеялся услышать «съесть еще по сэндвичу и отправляться домой».

– Мы можем плясать только от мотива.

– А что ты будешь делать, когда найдешь мотив? Заметь, я даже не говорю «если найдешь»! И уж подавно молчу о гипотетической ситуации, когда основания для убийства будут, скажем, у троих из присутствующих. Давай облегчим тебе задачу.

– Давай, – согласился Илюшин.

Его невозмутимость окончательно вывела и без того взбешенного Бабкина из себя. Он грохнул солонкой об стол:

– Вот – мотив.

Напротив солонки с таким же стуком была установлена сахарница:

– Вот подозреваемый. И что ты собираешься предпринять дальше без единой улики, с одними лишь твоими… – он пощелкал пальцами, подбирая наименее обидное слово, – …умствованиями?

Макар придвинул к себе чашку с кофе.

– Вечно ты забегаешь вперед, Серега. Понятия не имею, что я буду делать с моими умствованиями. Когда дойду до этого этапа, тогда и стану решать. А пока…

Он потряс над яичницей солонку и высыпал в чашку три щедрых ложки сахара.

– …пока у нас еще есть время для расследования. А самое главное – у нас есть отличный кофе!

2

– Что же вы, Вероника Аркадьевна, – укоризненно сказал Макар. – Из окна выбрались, по трубе карабкались… Это зачем все было?

Кармелита закинула ногу на ногу и почесала обнажившуюся ляжку. Рыхлая кожа, нездоровый цвет лица…

– Погадать хотела, – легко солгала она. – А для этого крапива требуется.

Илюшин покивал, а затем спросил, отчего крапиву не мог принести охранник.

– Он бы мне своей грязной энергетикой всю траву заляпал! – обиделась певица.

Илюшин помолчал, бросил короткий взгляд на часы и принял решение.

– Про вашего ребенка спрашивать бесполезно?

Кармелита не изменилась в лице. Как смотрела на него с хищной улыбкой, так и продолжала смотреть. Но это был однозначный ответ.

– Тогда расскажите про Бантышева, – попросил Илюшин.

Окаменевшая статуя ожила.

– Что тебе рассказать? Если ты не дурак, сам все увидишь. Тяжело ему…

– Почему?

– Предлагать зрителям образ напыщенного болвана в кружевных панталонах, ощущая себя при этом Гамлетом… Это, знаешь ли, не способствует сохранению душевного здоровья. А у нашего брата с ним и так не фонтан!

– Гамлет, значит, – протянул Илюшин. – И как же Гамлет мог ввязаться в историю с Кузбассом?

Бабкин ожидал, что они снова наткнутся на стену непонимания, истинного или притворного. Но Кармелита помолчала, словно взвешивая, заслуживают ли они правды, и неохотно сказала: