Четвертая экспедиция (сборник) - Юрий Ампилов

Что с ним происходит? Как он смог неожиданно для себя почувствовать на расстоянии смерть Ирины? Как он мог общаться с Байкалом как с разумной субстанцией? У него что, появились экстрасенсорные способности или он просто незаметно для себя и других стал потенциальным клиентом психиатра?

Жить не хотелось. Впереди была одна пустота. Владимир открыл начатую накануне бутылку виски, налил полный стакан и выпил одним залпом. Потом вылил в стакан все, что осталось в бутылке, и тоже выпил. После этого навязчивая тревожная музыка бетховенской «Судьбы» стихла, и он забылся в тяжелом и беспокойном сне.

* * *

Наступил следующий день, абсолютно ясный и тихий. О вчерашней стихии напоминали лишь большие промоины на лесных и горных дорогах и огромные невысохшие лужи. Владимир снова стоял на высоком берегу у бурятского бурхана и всматривался в голубую даль Байкала, уходящую за северную оконечность острова Ольхон до самого горизонта. Правдой ли было все то, что случилось за последние дни, или это какое-то наваждение? Очень хотелось, чтобы все оказалось кошмарным сном. Но это случилось на самом деле, и ничего вернуть уже нельзя. Но почему все так произошло? Он никогда не был фаталистом и не верил в судьбу. Свою судьбу человек способен творить сам, но не каждый может это. А большинство людей смиренно доверяются судьбе, им так проще объяснить все и снять с себя всякую ответственность. Что же он сам делал не так? Он, считающий себя неплохим дирижером, не смог сдирижировать свою собственную жизнь. Он весь этот год жил фальшивой и раздвоенной жизнью. И от этого пострадали другие: жена, дочь, Ирина, Алексей и, наверное, множество других людей. Неужели во всем этом виноват он? Как тяжело в этом признаваться.

Но как жить дальше? У него есть его любимая жена и любимая дочурка. Ему-то легче, и у него есть смысл жить дальше: он должен сделать их самыми счастливыми в мире. А кто теперь вернет милую, прекрасную и умную Иринку, которая возродила его страсть и любовь к музыке и подарила сладостные мгновения своей страсти, которая тоже не могла не повлиять на его музыкальный талант? Кто проживет ее жизнь? Неужели на Земле ничего не останется от этой прекрасной женщины? Он не может этого допустить, потому что тогда его собственная жизнь до конца дней будет сплошным страданием.

Он вновь обратился к седовласому Байкалу, словно к богу и попросил:

– Помоги, старина Байкал, прошу тебя...

* * *

Владимир взмахнул дирижерской палочкой, и в переполненном зале зазвучала та самая мелодия, которая родилась тогда на мысе Халтыкей. Он отчетливо помнил тот день, когда в ответ на свои мольбы к Байкалу, заметил переливающиеся солнечные зайчики на голубой байкальской воде, от которых исходил не только отраженный солнечный свет, но слышалась тихая и прекрасная музыка. Она была все громче и постепенно заполняла собой все пространство над берегом, проливом и над островом. В ней угадывался веселый голос и красивые озорные глаза Ирины, образ которой навечно останется в этих созвучиях для следующих поколений. Потом вступала музыкальная тема «судьбы», но не бетховенской, нет, а совсем другой и непохожей, но очень грустной, перемешанной с любовью, страданием и мольбой о прощении. За этим в музыке следовала трудная борьба, в которой правда и справедливость, в конце концов, одерживали верх над ложью, притворством и злом. И в этой борьбе все время нарастала величественная и торжественная тема, в которой трудно было не узнать старый и мудрый Байкал.

Байкальская симфония звучала теперь во всю мощь, поднимаясь надо всеми окрестными вершинами, над Сибирью и Тихим океаном, докатываясь до самых далеких уголков планеты... И уже совсем другие люди слушали ее через годы и поколения, страдая вместе с этой грустной и одновременно величественной музыкой, поражающей их своей гармонией и высокими чувствами. И старый Байкал – древнее око Земли, наблюдающий миллионы лет за всем, что происходит вокруг, узнавал себя в этой жизнеутверждающей симфонии. Только он один помнил, как она создавалась...

Полигон

Ласковое крымское солнце слегка позолотило вершину Сель-Бухры. Природа, отдохнувшая в ночной прохладе от июньской жары, готовилась встретить новый летний день. Полевые цветы, тут и там разбежавшиеся по склону, медленно раскрывали свои лепестки после ночного сна, умываясь капельками утренней росы.

Полигон еще спал. Ряды домиков расположились на террасах у северо-восточного подножья горы, и солнышко пока не заглянуло сюда. Домики служили летним обиталищем студентов МГУ, проходящих здесь учебную геологическую практику. Под нарастающее щебетание птиц юные создания досматривали сладкие утренние сны.

Саша перевернулась на другой бок и чему-то улыбнулась во сне. Легкое чириканье пташек сливалось с приятными абстрактными сновидениями, создавая чувство безмятежности и блаженства. Под утро сон самый сладкий. И вдруг среди этой идиллии зазвучали звуки марша «Прощание славянки», внося сумятицу в юные души, еще пребывающие в плену Морфея. Как не хотелось вставать! Но что поделать: лежи – не лежи, а подниматься придется. Уже не одно поколение геологов МГУ пробуждалось под эту мелодию здесь на Крымском полигоне. Менялись времена, менялись политики, перекраивались границы государств. А полигон, словно островок стабильности и воплощение вечных жизненных ценностей, оставался здесь, постоянно хорошея благодаря трудам своих воспитанников, заботам деканата и средствам спонсоров – бывших выпускников факультета. Многие из них, достигнув больших высот и материального благополучия, не забыли лучшие времена своей студенческой жизни, проведенные здесь. Вот и теперь один из серьезных спонсоров-выпускников, приехавший в начале сезона к открытию нескольких домиков, построенных за его счет, вдруг обнаружил, что по утрам студенты просыпаются совсем под другую непонятную музыку, нежели просыпались они сами 20 лет назад. Он мягко высказал начальству полигона свое мнение о том, что негоже нарушать традиции. При этом добавил еще немного деньжат на благо полигона. И вот с этого года старинный и красивый марш снова звучал по утрам. Сначала студенты «бухтели», что это, мол, несовременно, но потом попривыкли и особо не обращали внимания на то, какие звуки их будят по утрам. В любом случае просыпаться не хотелось даже под самую сладкую музыку.

...Саша медленно возвращалась к реальности. Что же было вчера? Что-то очень приятное и волнующее. Уже окончательно проснувшись, она все прекрасно вспомнила и еще раз улыбнулась. С Димкой загулялись допоздна. Сначала пешком дошли почти до обсерватории, а потом уже в глубоких сумерках вернулись в район полигона и сидели на Сель-Бухре, мечтательно наблюдая за южным звездным небом и рассуждая о представителях внеземных цивилизаций, которые там вдалеке, вероятно, так же смотрят на них. Ночной воздух здесь был чист и прозрачен. Недаром именно здесь была построена знаменитая Крымская обсерватория, некогда бывшая основным научным центром астрономов Советского Союза.

Димка был довольно нерешительным парнем, несмотря на то, что был старше. Почему-то в этот период разница в возрасте в три-четыре года кажется существенной, и такой человек представляется совсем взрослым по сравнению со сверстниками. Димка таким не показался. Он уже год как закончил факультет и, будучи аспирантом, водил группы студентов в геологические маршруты по окрестным горам.

Когда вечерняя прохлада стала уже ощутимой, он прижал Сашу к себе, и, так, нежно воркуя, они просидели еще пару часов на горе. В конце концов, Димка робко попытался ее поцеловать, но Саша невольно отстранилась, хотя сделала это не слишком уверенно. Она пока не разобралась в своих чувствах к Диме, но то, что этот взрослый парень выделил ее – второкурсницу группы геофизиков среди других девчонок, было приятно. Саша вернулась в свой домик уже далеко за полночь, когда все девчонки уже спали.

Меж тем, полигон почти окончательно проснулся. И даже «засони» Надька с Ленкой уже выбрались из-под одеяла и удивленно сквозь заспанные глаза смотрели на Сашу, которая обычно вставала среди первых и расталкивала остальных. А тут вдруг она еще лежала и смотрела мечтательным взглядом куда-то в бесконечность.

– Ну, что, гулена, не выспалась? – ехидно произнесла Надежда, хотя в ее голосе немного угадывались и скрытые нотки зависти.

– Да, что-то плохо спалось, – ответила Саша, пытаясь не афишировать свое долгое вчерашнее отсутствие после отбоя.

– Понятно, почему тебе плохо спалось. Небось, так покувыркалась с этим аспирантиком, что еле до кровати доползла под утро.

– Перестань, Надька, ничего не было, – резко ответила Саша. – Просто гуляли, да на звезды смотрели.

– Так уж я и поверила, – не унималась Надежда, – ты еще скажи, что, прогуливаясь, за ручки держались как в детском садике.

– Можешь не верить, но так и было.