Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета - Егор Викторович Ивойлов

каждой ушедшей любви, по собственному угасающему разуму, иссякающей силе, воле, вянущей красоте. Это трагедия человеческой жизни …

– «Так создан мир: что живо, то умрет и вслед за жизнью в вечность отойдет»220 Алиса процитировала Гамлета и усмехнулась – Почему тебя так беспокоят картинки, которые прямо сейчас проносятся перед глазами? Подумай об этом, как об очень интересном фильме. Закончится этот, начнется другой, не о чем переживать. Быть может, будет даже лучше.

– Как же я смогу посмотреть новый «фильм», если мой мозг сожрут черви?

– Мозг сожрут, а сознание останется.

– Где оно остается? Человечеству, конечно, пока не удалось понять, что такое «сознание». Но кажется вполне очевидным, что оно может существовать только в мозге.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что твое сознание – это уникальное явление природы, которое появилось однократно за все время существования вселенной? Миллиарды лет не было, потом появилось на секунду и опять пропало на целую бесконечность времени. Почему тогда, не появляется уникальных молекул, звезд, комет? Почему все звезды одинаковые, а ты один уникальный? Это все равно, если бы астрономы миллиард лет смотрели в телескоп, наблюдая звезды и планеты. Потом, неожиданно, на небе появился бы чайник и так же неожиданно исчез, навсегда. Разве такое возможно?

– Проблема в том, что ничего уникального в моем сознании нет. Вокруг полно других людей с сознанием. Как и полно одинаковых молекул и звезд. Молекулы тоже появляются и исчезают. Ничего в этом нет необычного.

– Но твое же сознание одно! Оно отличается от всего, что есть в мире. Это единственная вещь во вселенной, которая не имеет копий. Как ты не можешь понять? То, что именно ты осознал себя – это уникальное явление и оно не может никуда исчезнуть.

Глеб задумался. Возразить ему было нечего.

– Сознание – это вселенная, которая смотрит на себя из какой-нибудь оболочки. Оболочка умрет, но вселенная же останется. Поэтому, в мире есть только одно сознание – твое. Объясни, как так получилось, что миллиарды лет во вселенной не было сознания. Потом оно появилось, по необъяснимой причине, и вновь исчезло.

– С чего ты взяла, что сознание, это вселенная?

– Ну, а что еще это может быть?

– Тогда другие люди кто?

– Я точно сама не знаю. Может быть они лишь иллюзии. Хотя, скорее всего, это ты и есть в прошлых и бедующих своих перерождениях. Время же относительно. Иногда, ты перерождаешься в прошлом, иногда в будущем, или в других измерениях. Я не знаю, мне все равно. Хочешь поцеловать меня?

-Хочу.

***

Когда они мчали домой на старом байке, где-то вдали, небо уже светлело. Серебристый туман медленно выползал из тропического леса, окутывал дома и припаркованные автомобили.

– Устала?

Алиса покачала головой и улыбнулась.

– Может перекусим где-нибудь?

– Давай потом…

Они подошли к лестнице своего гест хауса. Он казался призрачным островом среди каменного потока домов. Кроны пальм слегка покачивались на фоне голубого неба и нарождающегося дня. В сгустившейся мгле горели редкие фонари, которые подрагивали оранжевыми нимбами и создавали сказочную игру света и тени.

Огромный жук, опьяненный ароматами утренних цветов, грузно вылетел из тропической листвы, чтобы неуклюже удариться о стекло. Туман изменил весь мир, казалось, что все предметы парят над землей. Гостиничный дом, проплывал мимо, словно океанский лайнер, сверкая иллюминаторами своих кают. Увлекал за собой шпили индуистских храмов, которые превращались в треугольники парусов, наполненные серебристой дымкой мглы. Постепенно, весь посёлок сдвинулся с места и, казалось, отчаливал по направлению к открытому морю. Вот только кораблей не было. Все тонуло. Время умерло.

Глеб и Алиса молча сидели рядом. Все казалось иллюзорным, и касаясь друг друга они держались за ускользающую реальность, словно утопающие за последний обломок мачты. Глеб посмотрел в глаза Алисе и увидел отражение восходящего солнца, вспыхивающего языками пламени.

– Сядь ближе, – сказал Глеб и притянул ее к себе, обнимая за талию.

Алиса повернула к нему лицо и улыбнулась. Ее губы были полуоткрыты и зубы поблескивали жемчугом. Карие глаза смотрели в упор, но, казалось, не были сфокусированы ни на чем. В них, все еще горел огромный шар раскаленной звезды с протуберанцами, и подвижными кляксами солнечных пятен, на фоне черного, вязкого космоса. Шелест листвы, стрекотание насекомых, и даже туман – все растворялось в ее глазах.

Казалось, что вся вселенная, со всеми звездами, астероидами и кометами были лишь шестерёнками, вращение которых приводит в движение безграничный и вечный механизм, который каждый осознает, как «я». Или не каждый! Есть только одно «Я» и несчетное множество его перерождений, которые существуют все одновременно, но воспринимаются последовательно. Как же все просто! Здравствуй мое прошлое «я», или мое будущее, или настоящее, все безразлично. Как же забавно люди любят и ненавидят, боготворят и насмехаются. Проходят с безразличием и оборачиваются, встречая самих себя в прошлых и будущих воплощениях и не понимают этого. Вернее, Я не понимал этого!

Потом, когда Глеб вспоминал произошедшее, ему казалось, что рваные клочья тумана клубились вокруг ее волос. Лицо Алисы искрилось лаской и нежностью, красивое, божественное, лучшее и незабываемое. Оно расцвело в мистической тишине, никогда не спящего Арамболя, склонилось, приблизилось, огромные глаза разглядывали Глеба, гипнотизировали, заполняли все вокруг, с серьезностью, надежной, будто вопрошающе, потом медленно закрылись, сдались. Глеб поцеловал ее.

Они сидели довольно долго. Едва касаясь волос, пробежал легкий ветерок, оставивший несколько крупиц солоноватого, морского песка на губах. В косых лучах света, ниспадающего сквозь пальмовые листья замелькали длинные тени. Глеб услышал скрип двери, шаги и невнятное бормотание. Он поднял голову и увидел молодого и грузного американца, снимавшего соседний номер:

– Please help me!221 – с отчаяньем в голосе проговорил американец. Его ошалевшие от страха глаза блестели на огромной голове с длинными, светлыми волосами.

– What's the matter?222 – спросил Глеб, поднимаясь, но в тот же момент, заметил, что мягкие, пухлые руки парня висят плетьми вдоль его рыхлого тела. При каждом движении, они безжизненно ударялись о торс и все окружающие предметы.

Из номеров выходили люди. Кто-то вызвал скорую, кто-то усадил парня на стул и ласково поглаживал по сальной голове, успокаивая. Две симпатичные русские девушки, кормили его появившимися, от куда-то фруктами.

– My hands. Why I can't feel my hands?223 –все еще причитал толстяк, но уже без ноток ужаса в голосе, успокаиваясь.

«Ничего, отпустит» – с видом знатока констатировал немолодой, тощий мужчина с черной от загара кожей, раскуривая косяк. Становилось весело, люди улыбались и из тумана стали доноситься смешки и возгласы. Даже американец, казалось, больше не беспокоился о руках и улыбался от уха до уха, окруженный всеобщим вниманием и теплотой.

Потом появилась пара индусов-врачей, которые принялись деловито рассматривать толстяка.

– Что там? Что там? – по толпе пробегал шепот.

– Vegetarian?224