Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

Потребовалось еще приложить усилия, но в конце концов благодаря помощи Тере Мария дала свое согласие, и в ту же субботу я приступил к осуществлению нашего плана. В полдень я пообедал с дочерью, которая несколько недель не переставала спрашивать меня о моей «пассии» (как она называла Тере, не зная ее имени), а также упрекать за то, что я до сих пор не познакомил их, и подшучивать над знаками ее присутствия в моем доме. «Понятно, почему ты не хочешь нас знакомить, — со смехом заявила она, заметив, что полочки в гостиной начали заполняться дисками с музыкой семидесятых-восьмидесятых годов. — Дамочка явно старая калоша». После обеда я отправился к себе в контору, чтобы составить ходатайство о частичном сложении наказаний и подготовить набросок сценария, который нужно было обсудить вместе с Сарко, а затем передать Марии. В понедельник утром я дал прочитать составленное мной ходатайство Кортесу и Губау, закончил его шлифовку и распорядился послать документ на рассмотрение в суд Барселоны. Около четырех часов, захватив набросок речи для Марии, я направился в тюрьму к Сарко, где пробыл до самого вечера. Сообщил ему, что Мария и Тере приняли мой план, и он сказал, что ему это уже известно от Марии, побывавшей у него в выходные. Я рассказал Сарко, что кампания по его освобождению должна была стать театральным представлением, в котором главная роль отводилась Марии, а нам двоим предстояло выступить в качестве режиссеров. «А Тере?» — поинтересовался Сарко. «Тере будет помощником режиссера», — ответил я. Не знаю, насколько он представлял, кто такой был помощник режиссера, но мой ответ его удовлетворил. Сарко вытащил из заднего кармана брюк пару сложенных листов и попросил меня позвать дежурного, чтобы можно было передать их мне. Служащий незамедлительно появился и открыл ящик для передачи бумаг, после чего я забрал листы Сарко и быстро просмотрел их. Там содержался длинный список имен и номеров телефонов журналистов и других персон, некогда имевших с ним какие-либо отношения или когда-либо интересовавшихся им. Это были те, к кому, по мнению Сарко, я мог обратиться за поддержкой. «Спасибо, — кивнул я, убирая листы. — Это нам очень пригодится, но только не сейчас». Сарко нахмурил брови. «Сначала нам потребуется другой подход, — пояснил я. — Мы начнем действовать не сверху, а снизу». Я принялся растолковывать Сарко, что для центральных СМИ он на тот момент практически не существовал, однако местным все еще был интересен, так что в первую очередь следовало возродить его фигуру на локальном уровне, чтобы позднее иметь возможность привлечь к нему внимание и общенациональных СМИ.

Сарко смотрел на меня с любопытством и удивлением, но не возражал, поэтому я сделал вывод, что он согласился с моей стратегией. Остальную часть нашей встречи мы посвятили обсуждению сценария, на котором должны были основываться публичные выступления Марии. В конце концов нами был разработан не просто сценарий, а настоящее руководство, с готовыми ответами на все вопросы и арсеналом сентиментальных клише, громких филантропических фраз и душещипательных откровений, а также подробными инструкциями по их применению. Согласно концепции нашего сценария, Сарко должен был представать благородным и великодушным человеком, которого судьба бросила на преступный путь. Он провел больше половины своей жизни за решеткой, но на его руках не было крови, и он сполна заплатил за совершенные им ошибки, раскаялся и остепенился. В общем, Сарко уже был не Сарко, а Антонио Гамальо, человек, которого полюбила Мария — простая, добрая и несчастная женщина, и ее любовь готова была преодолеть все препятствия для того, чтобы они с дочерью обрели мужа и отца, а Сарко — семью и достойное будущее на свободе. Инструкции, прилагавшиеся к сценарию, были примерно следующие: чтобы Мария и Сарко могли пожениться, Марии нужно было обратиться к властям с ходатайством о частичном помиловании, и для достижения положительного решения следовало собрать максимально возможное количество подписей в поддержку прошения. Во всех своих выступлениях Марии следовало просить читателей, слушателей или телезрителей присылать ей подписи на адрес, указываемый во время интервью, — это был адрес моей конторы, которой, таким образом, предстояло стать чем-то вроде генерального штаба нашей кампании по освобождению Сарко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вот такой план действий мы с Сарко утвердили в ту нашу встречу в тюрьме. На следующий день я пригласил Марию к себе в офис, еще раз подробно все рассказал ей и вручил листы со сценарием и инструкциями. «Мне нравится, — произнесла она, выслушав меня и прочитав записи. — Тем более что все это чистая правда». «Вот и отлично, — сказал я, зная, что по меньшей мере половина всего этого являлась ложью. — Но важно не то, что это правда, а то, что нам нужна именно такая картина. И теперь на сцене должна появиться ты. На этой неделе я организую для тебя пару интервью. Хочешь, мы прорепетируем с тобой то, что тебе нужно будет говорить?» «Нет, не надо, — возразила Мария, помахав полученными от меня листами. — Если вы с Тере станете сопровождать меня, то написанного здесь для меня будет достаточно». «Точно?» — «Да».

В общем, у Марии действительно не было причин беспокоиться. На этой неделе я по отдельности договорился с двумя журналистами из местных газет «Эль Пунт» и «Дьяри де Жирона» — оба они были мне кое-чем обязаны. Я объяснил, что выступаю теперь адвокатом Гамальо, и попросил взять интервью у Марии, чтобы она обрисовала им его нынешнюю ситуацию, представляющую Сарко в совершенно новом свете. Реакция обоих журналистов была предсказуемой и одинаковой: они восприняли мое предложение со смесью скептицизма, жалости и досады, словно я пытался продать им какой-то потрепанный, залежалый товар. В результате мне пришлось надавить на них. Я напомнил им о тех услугах, которые когда-то оказывал им, и сулил выгоду от предстоящего дела ввиду его большого общественного и политического резонанса. Упомянул недавно состоявшийся суд над Сарко, преувеличив ажиотаж СМИ вокруг данного события, и заверил, что местные власти тоже заинтересованы в этом деле, чтобы предъявить Мадриду пример исправления ошибок прежнего центрального правительства.

Этого оказалось вполне достаточно, и в результате оба интервью состоялись в пятницу у меня в офисе. Как и было обещано Марии, при этом присутствовали мы с Тере: она в качестве ее подруги, а я — как адвокат Сарко. И тут нас ожидал сюрприз, и этим сюрпризом было то, что Мария не просто рассказала свою историю журналистам, а с абсолютной естественностью и удивительным красноречием живописала все то, что мы с Сарко ей подготовили, и необыкновенно убедительно сыграла роль влюбленной и честной женщины, готовой на все ради освобождения возлюбленного и счастья своей семьи. Наблюдая за этим спектаклем, я вновь вспомнил фразу Сарко, которой он охарактеризовал Марию, и мне подумалось, что эта оценка была дана не только всерьез, но и была верной. Вы не представляете, как меня это тогда обрадовало.

Интервью были опубликованы в то же воскресенье и оказались удачными: оба занимали целую страницу, и в обоих в заголовок были вынесены слова Марии о несправедливости, совершаемой в настоящее время в отношении Сарко. Журналисты, не сговариваясь, назвали Марию «простой женщиной из провинции» и не скрывали своей симпатии к ней. Эти две публикации привлекли внимание к Марии, и на следующей неделе ее дважды пригласили на радио, а один из местных журналов вышел в том же месяце с ее лицом на обложке и опубликовал с ней интервью. Вскоре в дело вступили газеты, радио и телевидение Каталонии, а потом и СМИ остальной Испании. За несколько месяцев Сарко вернул себе прежнюю известность, будто все последнее время он не был забыт, а просто спал и страна ждала, пока он проснется. Однако сотворил это чудо не сам Сарко, а Мария. «Эта женщина — ларчик с сюрпризом», — повторял я Тере, когда мы встречались с ней у меня дома. «Я тебе говорил, что Марию интересует только то, чтобы о ней писали в журналах», — повторял мне Сарко, когда я приходил к нему в тюрьму. Позднее многие ломали голову, пытаясь понять, что сделало Марию такой, какой она стала. Я этого не знаю. Могу лишь в очередной раз заверить вас, что все это не было запланировано заранее, и я первым поразился тому, как женщина, прежде панически боявшаяся общения с журналистами, так быстро освоилась и стала вести себя перед микрофоном самоуверенно и непринужденно. Мария была более чем убедительна в своих интервью для печатных изданий, но в выступлениях на радио и телевидении она была просто неотразима: в ее голосе звучала то грусть влюбленной девушки, то неистовство женщины, у которой хотят отобрать ребенка, то мудрость старухи, познавшей бедность, любовь и войну. Важно было не только то, что Мария говорила, но и то, как она говорила это. На радио и телевидении вместе с ней был ее голос, жесты, выражение глаз, манера одеваться — и из всего этого в конце концов сформировался неотразимый образ, очаровавший стольких людей: образ простой женщины, способной возвышаться до уровня героини или служить современным символом, настоящим олицетворением самопожертвования. Факт, что такая женщина — честная, смелая, несчастная и влюбленная — являлась невестой Антонио Гамальо, позволял предположить, что Сарко как такового уже не существовало, а был лишь Гамальо — обычный человек с незаурядным прошлым, заслуживавший тихого обычного будущего.