Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

Наверное, отчасти именно этим воскрешением можно было объяснить самодовольную браваду, с какой Сарко сообщал мне о своих «подвигах» в тюрьме в тот период, когда ему наконец начали предоставлять отпуска. Однако то, что я был проинформирован о проблеме, не значит, что я мог решить ее. Во время отпускных дней мы с Сарко не виделись, и он ничего не рассказывал о проведенных на свободе выходных. Казалось, лишь тюремные происшествия способны были возбуждать его красноречие. В течение рабочей недели мне также не удавалось ничего особого предпринять для исправления ситуации. Во время наших бесед в комнате для встреч мне приходилось слушать Сарко и терпеть его перепады настроения, бахвальство и приступы раздражения, а также успокаивать его, ободрять и сообщать хорошие новости. За пределами тюрьмы я занимался тем, что продолжал раскручивать кампанию в поддержку помилования Сарко и сопровождал Марию на все ее интервью. Кроме того, мне тогда вновь пришлось вернуться к делам своей конторы. Я почти полгода не уделял им внимания, работая исключительно над делом Сарко, и у нас образовался серьезный завал. С ним ни Кортес, ни Губау уже не могли справиться, из-за него мы даже лишились клиентов. «Я знал, что, связавшись с Сарко, мы можем оказаться в полном дерьме, — повторял Кортес, когда мы по пятницам пили пиво в «Ройале». — Но даже не предполагал, что все зайдет так далеко». В общем, мне вновь пришлось взять на себя ведение важных дел, я снова стал часто бывать в разъездах и задерживаться допоздна в офисе. Эти изменения сказались и на моих отношениях с Тере. Мы по-прежнему продолжали встречаться, но стали видеться реже, и поэтому я начал настаивать, чтобы наши встречи происходили не в будни, а в выходные, когда у меня было больше свободного времени. Однако Тере возражала против этого, говоря, что суббота и воскресенье являлись единственными днями, когда у нее была возможность заниматься учебой. Кроме того, если бы мы перенесли на выходные наши свидания, то они перестали бы быть тайными. «Глупости», — возражал я. «А твоя дочь?» — напоминала Тере. «Она приезжает не каждые выходные, — отвечал я. — Не нужно считать, будто она наивная и не понимает, что у меня кто-то есть… Да и вообще, мы могли бы встречаться тогда у тебя или в каком-нибудь другом месте». Несмотря ни на что, Тере не уступала: не желала приглашать меня к себе, не соглашалась видеться по выходным и не хотела знакомиться с моей дочерью и друзьями. «Можно подумать, ты стыдишься меня», — однажды заметил я, отчаявшись победить ее упрямство. Тере с удивлением посмотрела на меня, загадочно улыбнулась, но ничего не сказала.

Все это — деградация Сарко, мое возвращение к работе в конторе и легкое охлаждение наших отношений с Тере — служит объяснением тому, что произошло в ночь в конце мая или начале июня, когда Сарко уже несколько недель подряд получал отпуск на выходные. Это была важная ночь для Сарко и для меня. В тот день я лег спать рано, но вскоре проснулся, услышав звонок телефона. «Каньяс?» — раздалось в трубке. «Да», — произнес я. «Это Эдуардо Рекена, — сказал директор тюрьмы. — Прошу прощения за поздний звонок». Все еще лежа в постели, в полной темноте, я внезапно вернулся к реальности: было воскресенье, ночь, и в голове у меня мелькнула мысль, что что-то произошло с Сарко. «Все в порядке, — сказал я. — Что случилось?» «Я звоню насчет Гамальо, — сообщил начальник тюрьмы. — Уже двенадцать часов, а его до сих пор нет. Он должен был вернуться в камеру к девяти. Если не объявится до завтрака, у нас возникнут проблемы».

Затем мы с Рекеной обменялись парой фраз — о чем-либо еще говорить не было необходимости. Сарко не явился в тюрьму из отпуска, и это означало, что если мне не удастся найти его и заставить вернуться, кампания по его освобождению провалится. Закончив разговор, я зажег свет и сел на кровати, затем, немного поразмыслив, снова взялся за телефон и позвонил Марии. Сняв трубку, она сказала, что не спит, а смотрит телевизор. Я сообщил ей новость, и она, совершенно спокойно, без малейшего удивления или тревоги заявила, что это очень странно. Они с Сарко расстались метрах в двухстах от двери тюрьмы, и тогда не было еще девяти часов. «Он сказал, что хочет немного прогуляться, прежде чем возвращаться в камеру», — объяснила Мария. Я спросил, происходило ли в эти выходные что-нибудь необычное, на что она ответила: смотря что следовало считать «необычным» — на ее взгляд скорее нужно спрашивать, происходило ли что-нибудь обычное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я поинтересовался, что она имеет в виду, и Мария раздраженно ответила: «То, что сказала». Не понимая причины ее раздражения, я спросил, нет ли у нее предположений, где может находиться Сарко, и Мария раздраженно заметила, чтобы я поинтересовался об этом у Тере. «Он провел выходные с Тере?» — удивился я. «Это тоже спросите у нее самой», — процедила Мария.

Мне не хотелось больше спорить и задавать вопросы, поэтому я попросил Марию никуда не уходить из дома — на тот случай, если вдруг Сарко позвонит или объявится у нее. Я стал набирать номер Тере, но передумал. Быстро поднявшись с кровати и немного приведя себя в порядок, вышел из дома, сел в машину и отправился в Виларроху. Чтобы добраться до дома Тере, мне нужно было проехать мимо церкви и миновать три улицы — безлюдные, крутые и плохо освещенные, создававшие ночью впечатление, будто ты перенесся в андалузскую деревушку шестидесятых годов. Добравшись до нужного места — двухэтажного здания, похожего на гараж или склад, я остановился, вышел и позвонил по домофону на второй этаж. Никто не ответил. Тогда я позвонил на первый этаж. Ответила Тере. Я сказал, что это я, и, не открывая мне дверь, она спросила, в чем дело. Я сообщил ей известие, полученное от начальника тюрьмы. Тере спросила, говорил ли я уже с Марией, и я сказал, что именно Мария направила меня к ней, и задал Тере вопрос, который Мария тоже велела переадресовать ей. Тере велела мне подождать. Через несколько минут она появилась на улице и, даже не поздоровавшись со мной, махнула рукой в сторону машины: «Поехали». «Куда?» — спросил я, поспешно следуя за ней. Тере была в джинсах, белой рубашке, кроссовках и с сумкой, перекинутой через плечо, как двадцать лет назад, когда мы все встречались в «Ла-Фоне», чтобы потом отправиться угонять автомобили, вырывать сумки у старушек и грабить банки на побережье. «Искать Антонио», — ответила Тере. «Ты знаешь, где он?» — удивился я. «Нет, но мы это выясним».

Подчиняясь указаниям Тере, я выехал из Виларрохи и повел машину по направлению к Ла-Фон-де-ла-Польвора. По дороге вновь задал Тере вопрос, виделась ли она с Сарко в выходные, и она покачала головой. Затем я спросил, знает ли она, где мог пропадать все это время Сарко. Тере ответила, что у нее есть на сей счет кое-какие соображения. Потом мне вспомнился наш последний разговор с начальником тюрьмы у него в кабинете, и я спросил Тере, известно ли ей, что Сарко снова начал принимать героин. «Естественно», — произнесла она. «Почему ты мне об этом ничего не сказала?» — воскликнул я. «Ничего бы не изменилось. К тому же когда я могла тебе рассказать? Мы уже несколько недель с тобой не виделись». «Это не по моей вине», — с упреком заметил я. «Не тебе рассуждать о вине, Гафитас». Я подумал, что Тере считает меня виноватым в исчезновении Сарко, и это обвинение показалось мне настолько несправедливым, что я даже не смог ничего сказать в свое оправдание. Помолчав, я вновь принялся допытываться: «Ты знаешь, где он берет героин?.» «Нет», — ответила Тере, и я почувствовал, что она лжет. У меня мелькнула мысль, не лгала ли она мне, когда говорила, что не виделась с Сарко на выходных? Не потому ли отказывалась встречаться со мной в эти дни, что находилась в это время с ним? Тере продолжила: «Вообще, в тюрьме несложно достать героин. Да и на воле тоже. Во всяком случае, для Сарко».

В конце концов мы оказались в Ла-Фон-де-ла-Польвора. Углубляясь внутрь района, я снова задал Тере вопрос: «А Мария про это знает?» «Про герыч? Делает вид, будто не знает, но на самом деле, конечно, знает. Вот только она не может делать вид, что ей неизвестно, что Сарко почти не бывает с ней на выходных, а если и появляется иногда у нее дома, то обворовывает ее. Останови здесь». Отметив, что Тере сказала «Сарко», а не «Антонио», я припарковался на неасфальтированной улице без фонарей, между двумя многоквартирными домами, абсолютно неразличимыми между собой или казавшимися таковыми в ночной темноте. Тере вышла из машины, попросив меня ждать в салоне. Я видел, как она вошла в один дом, возвышавшийся над улицей своей темной громадой с редкими освещенными окнами. Вскоре Тере снова появилась на улице и, указав мне рукой на противоположный дом, исчезла в нем, но почти сразу вышла. «Здесь ничего не знают, — сообщила она, вернувшись в машину. — Попробуем поискать в Сант- Грегори».