Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

— Вы действительно были убеждены тогда, что Каньяс ошибался?

— Да.

5

— Суд по делу о нападении на надзирателей «Бриане» был в марте или апреле 2000 года — на тот момент Сарко уже несколько месяцев находился в тюрьме Жироны. Заключительные слушания состоялись в суде Барселоны. Там я имел возможность убедиться в том, что в Каталонии и Барселоне легенда о Сарко по-прежнему жива. Конечно, его появление на публике не вызвало такого ажиотажа, как десять лет назад, когда он являлся настоящей знаменитостью, но все равно это событие привлекло журналистов и любопытных. Во избежание нарушения порядка судья велел освободить зал и не впускать туда никого, кто не имел отношения к делу. То, что Сарко все еще обладал притягательностью для СМИ, было первым успехом. Второй нашей победой стало решение суда: Сарко приговорили к трем месяцам заключения, что было намного меньше, чем мы ожидали. Результат полностью удовлетворил нас, не пришлось даже подавать апелляцию. Потом мы с Тере отметили этот успех французским шампанским у меня дома, а Сарко с Марией, хотя и без особых излияний, выразили мне свою благодарность. Никто из них троих не поинтересовался, сколько они должны мне за услуги, однако одержанная победа подвигла меня на то, чтобы изложить им мой план, который я втайне вынашивал с тех пор, как взялся защищать Сарко.

Целью моего плана было вытащить Сарко из тюрьмы в течение двух лет. Для начала следовало добиться в суде Барселоны частичного сложения и поглощения наказаний по множеству вынесенных приговоров — таким образом, чтобы полученные сто пятьдесят лет тюрьмы оказались сокращены до тридцати лет, максимального срока заключения в испанской тюрьме. Это была судебная часть операции, и на данном этапе успех был гарантирован или почти гарантирован: было маловероятно, чтобы нам отказали в наших ходатайствах, но если бы это все же произошло, всегда можно было обратиться с кассационной жалобой в Верховный суд. В общем, после сложения наказаний и окончательного определения срока Сарко мог начать подавать прошения для получения отпусков и в конце концов добиться смягчённого режима, который позволил бы ему проводить день за пределами тюрьмы и возвращаться туда только ночевать.

Затем начинался политический этап операции — намного более ненадежный и сложный. Он предполагал подачу ходатайства о помиловании или условно-досрочном освобождении, и его результатом должен был стать окончательный выход Сарко на свободу, с единственным ограничивавшим ее условием — не совершать больше преступлений. Разумеется, добиться помилований было непросто, тем более в случае Сарко. С соответствующим ходатайством можно было обратиться в министерство юстиции после возвращения Сарко из его первого отпуска из тюрьмы. Затем министерство должно было направить документ в Совет министров для вынесения решения. Вопрос состоял в том, как склонить министра юстиции к одобрению нашего ходатайства. В соответствии с моим планом для этого необходимо было обеспечить три условия. Во-первых, сделать так, чтобы Сарко вновь стал медийной персоной, а для этого требовалось организовать кампанию в СМИ, чтобы вернуть ему утраченный престиж и убедить общественное мнение в том, что он заслуживал прощения и свободы. Хотя участвовать в этой кампании предстояло и самому Сарко, и Тере, и мне, главная роль — опять же, согласно моему плану — должна была принадлежать Марии. Именно в ее руках был ключ от свободы Сарко, потому что именно она могла растрогать журналистов и общественное мнение своим идеализированным представлением о Сарко и отношениями с ним. Во-вторых, после запуска кампании в СМИ следовало заручиться поддержкой известных людей и добиться того, чтобы местные власти выступали в пользу нашего ходатайства перед центральным правительством. В-третьих, требовалось обеспечить Сарко трудовой и семейный фундамент, который сделал бы правдоподобной его успешную интеграцию в общество.

— В каком смысле?

— В том смысле, что Сарко должен был найти работу и жениться на Марии. И то и другое было несложно осуществить, но у Сарко недовольно перекосилось лицо, когда я заговорил с ним об этом во время одной из наших встреч в тюрьме. «Слушай, Гафитас, — проворчал он. — Я могу представить себя работающим, но сделай одолжение, не лезь ко мне со своими глупостями насчет Марии». Разумеется, подобная реакция не стала для меня неожиданностью. Я понимал, что Сарко воспринимал Марию лишь как последний жалкий остаток своей золотой эпохи, полной поклонниц, и его держал рядом с ней исключительно практический интерес. Будучи готов к его возражениям, я сразу принялся настаивать и напоминать Сарко о том, что в глазах судьи вступление в брак являлось гарантией стабильности, а Мария была идеальной кандидатурой на роль жены и лучшей помощницей в создании нужного имиджа. Напомнил, что, если он хотел выбраться из тюрьмы, нужно было идти на определенные жертвы, и заверил его, что брак был лишь средством достижения этой цели и вовсе не обязательно сохранять его дольше, чем требуется. Сарко помрачнел и, пожав плечами, сказал: «Ясно». Однако через секунду он вновь воспрянул духом и добавил: «А если Мария не захочет?» — «Почему бы ей не захотеть?» — «Наши отношения с ней — просто цирк. В тюрьме это еще сойдет, а на воле вообще не вариант». «Не беспокойся, — сказал я, отрезав для него и эту лазейку. — Она захочет. Имей в виду, что для нее ваши отношения вовсе не цирк».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мы сидели, как всегда, в комнате для встреч: Сарко — на стуле лицом к решетке, а я — за столом у стены, склонившись над своей записной книжкой. Помню, что это была пятница, и я пребывал в приподнятом настроении. Тере позвонила мне в полдень в офис, и мы договорились встретиться в ней вечером у меня дома. После работы мы с Кортесом и Губау собирались зайти выпить пива в «Ройале». На следующий день ко мне из Барселоны должна была приехать дочь. В тот день я поставил себе единственную задачу — убедить Сарко принять мой план, и когда договоренность с ним была бы достигнута, мне оставалось лишь посвятить во все Тере и Марию и приступить к реализации задуманного.

Я поднял голову от записной книжки, и мы с Сарко встретились глазами. «Не знаю, — сказал он, прежде чем я успел возобновить свои доводы. — Вероятно, ты прав». Я снова склонился над записной книжкой и произнес: «Во всяком случае, я не вижу альтернативы». Потом с дерзкой уверенностью человека, заранее возомнившего себя победителем, добавил: «Разве ты планируешь жениться на какой-нибудь другой женщине?» «На другой женщине? — удивился Сарко. — На какой другой женщине?» Я повернулся к нему и пошутил: «Да на какой угодно, кроме Тере, конечно». «А с какой стати я бы решил жениться на Тере?» — удивился Сарко. Я пожалел о своем необдуманном замечании. «Это шутка, — успокоил я. — К тому же я вовсе не говорил, что ты бы мог жениться на Тере». «Именно это ты и сказал». — «Ничего подобного я не говорил. Просто пошутил, что ты мог бы жениться на какой-нибудь другой женщине, за исключением Тере». — «Почему за исключением Тере?» У меня чуть не вырвалось: «Потому что она встречается со мной» или еще того хуже: «Потому что я сам собираюсь жениться на ней». Однако я удержался, подумав, не проговорилась ли сама Тере о том, что мы с ней встречались. На вопрос Сарко я ответил как адвокат: «Она для этого не подходит. Вы с ней знакомы всю жизнь, она сидела в тюрьме, употребляла наркотики, так что с ее помощью нам не добиться того, чтобы люди поверили в твое исправление».

Сарко помолчал, и внезапно улыбка обнажила его черные зубы. «В чем дело?» — спросил я. «Ты ведь всегда считал, что мы вместе, верно?» — «А разве это не так?» На мгновение мне пришло в голову напомнить Сарко первую часть «Диких парней», где он встречается с девушкой, которой могла быть Тере и в кого влюбляется Гафитас. Однако мы с Сарко прежде не обсуждали фильмы Бермудеса, и я решил, что глупо ссылаться в данной ситуации на художественный фильм. «Знаешь, с каких пор мы с Тере знакомы?» — произнес Сарко. Я покачал головой. «Лет с четырех или пяти. Наши матери двоюродные сестры. Собственно, поэтому моя мать с отчимом и переехали жить в Жирону. А потом и я сюда перебрался». Я ждал продолжения его истории, не зная, к чему Сарко завел этот разговор. Однако продолжения не последовало. «Забавно, конечно», — наконец промолвил он. «Что именно?» «То, что ты думал, будто мы с Тере были вместе, и в то же время не отказался переспать с ней», — ответил Сарко. Он намекал на ту ночь, когда мы с Тере занимались любовью на пляже в Монтго, после дискотеки в «Марокко».