Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

«Теперь должна решиться судьба моего народа… — думал Карл. — Могу ли я в такой момент оставаться сторонним наблюдателем? Нет, не могу и не имею права».

В один из вечеров, когда все сено было убрано, Карл заявил отцу:

— Я поеду в Ригу.

— Зачем это? — спросил капитан.

— Запишусь в латышский стрелковый батальон.

Старый моряк долго молча смотрел на своего пышущего здоровьем сына.

— Ну что же… что же я тут могу сказать… — произнес он, наконец. — Твое личное дело. Мог бы, конечно, продолжать учиться. Но делай как знаешь.

Альвина в своем материнском эгоизме и слышать не хотела о намерении Карла. Заглядывая сыну в глаза, она напомнила ему о планах на будущее. Неужели он разочаровался в них, и солдатский ранец значит для него больше, чем циркуль инженера?

— Если тебе дома кажется слишком тихо или скучно, разве не можешь ты последовать примеру Ингуса? Поезжай к нему, устройся на судно. По крайней мере, жив останешься.

Карл молча улыбался.

Эрнест подтрунивал над братом:

— Медаль получить захотелось. Мечтает стать вторым Крючковым [36]. Ненормальных людей всегда хватало, теперь и у нас завелся один такой.

— Я с тобой и разговаривать не хочу, — огрызнулся Карл. — Иди набивай папиросы шелком и гнои ногу!

— Ты свои раньше сгноишь, — не унимался Эрнест. — Там, на фронте, немцы уже приготовили тебе лекарство.

В конце концов, Эрнесту было безразлично, какая участь ожидает брата. Если Карл уедет, он здесь, дома, опять почувствует себя свободнее и никто не будет стоять у него на дороге. Сармите останется одна, и тогда… Да, пусть проваливает на все четыре стороны.

Совсем по-иному отнеслась к сообщению Карла Эльза.

— Ты же окончил реальное и сможешь поступить в военное училище, — рассуждала она. — Прапорщикам на военной службе совсем не так плохо. Свой денщик…

Лицо ее радостно засияло, когда она представила себе брата в офицерском мундире. Когда он приедет в отпуск, они оба пойдут гулять, и солдаты будут козырять. Никто не посмеет упрекнуть тогда, что она гуляет с офицером.

Два дня Карл держал мать в немой осаде, ни о чем не спрашивая и не слушая, что говорят ему другие.

— Ты сумасшедший, больше ничего, — заявила, наконец, Альвина, — Ну иди, если хочешь, а то потом упреков не оберешься.

На третий день старый Зитар запряг лошадь. Вместе с Карлом уехал и Ансис Валтер. Ему тоже пришлось выдержать борьбу с матерью, но он легче добился ее согласия. Эльза и Сармите проводили их до большака, а Янка забрался в телегу и проехал с ними еще некоторое расстояние. Каждая из девушек поцеловала своего брата и пожала руку его товарищу. И Карл впервые почувствовал в голосе Сармите какую-то особую теплоту и увидел в ее глазах вопросительно-ласковую нежность, когда ее натруженная рука в прощальном пожатии коснулась его руки.

— До свидания…

Ему ли она улыбнулась, или это был отблеск не успевшей исчезнуть улыбки, предназначавшейся брату?

Вот они стоят у перекрестка — две сестры, две чужие друг другу девушки — и машут платками. Сияющая и гордая улыбка на лице старшей; в глазах второй сверкают две прозрачные капельки, и ты видишь только ее, чужую, не замечая родной. И еще ты видишь, что от дома следом за девушками идет Эрнест, твой брат. Вот он остановился около Сармите, что-то говорит ей, затем все трое исчезают за поворотом дороги.

Какое-то темное и зловещее предчувствие сжимает сердце Карла.

— Карл, вот мы и едем! — прервал Ансис его беспокойные размышления.

— Да, едем, — кивнул головой Карл. И вдруг этот парень из Курземе показался ему близким и родным: ведь он брат Сармите, и что-то в нем напоминает ее. — Попытаемся попасть в одну часть, Ансис. Добровольцам, вероятно, предоставят право выбора.

— Наверно, предоставят.

Еще одна верста, и Янке нужно возвращаться домой.

— Ты, смотри, пиши, да пообстоятельнее, — наказывал он Карлу при прощании. — И разузнай, как там, может быть, можно…

— Разузнаю, Янка, — наклонившись к братишке, он шепнул ему на ухо: — Передай привет Сармите… от меня. Только… — И он многозначительно приложил палец к губам.

Янка понимающе кивнул головой. И оттого, что Сармите еще получит привет, ей одной известный и понятный, на сердце у Карла посветлело, и он даже замурлыкал какую-то песенку.

5

Организация латышских стрелковых батальонов шла полным ходом. Первые крупные партии добровольцев были уже отосланы к месту формирования близ устья Даугавы, и из разных полков русской армии прибыли офицеры и инструктора — унтер-офицеры.

Во второй половине дождливого августовского дня даугавский пассажирский пароходик привез в Милгравис сорок два будущих стрелка. Среди них были и Карл Зитар с Ансисом Валтером. Средних лет фельдфебель сопровождал партию — самую пеструю и разнородную, какую только можно было себе представить. Рядом с усатыми мужами шагали молодые парни с детскими лицами; по соседству с городскими костюмами и мягкими хромовыми ботинками виднелась домотканая крестьянская одежда и тяжелые сапоги с высокими голенищами; гибкий, торопливый говор рижан мешался с тяжеловесным диалектом отдаленных округов. Зeмлeпашцы, фабричные рабочие, учащиеся, служащие — простонародье и интеллигенция стали плечом к плечу и без всякой строевой подготовки тяжело и вразвалку шагали по мягкому песку дюн.

Угрюмым и пустынным казался в этот дождливый день Милгравис — затерянный в песках, окруженный со всех сторон водой и лесом. Над рядами маленьких домиков гордо возвышался когда-то белый, а теперь покрытый желтовато-серыми пятнами корпус Зиемельблазмы [37], где разместились некоторые роты новых батальонов. За высокой дюной тянулась к небу громадная труба. Это недавно построенная Милгравская верфь — бывшая верфь Цизе; теперь здесь место формирования стрелковых подразделений. Сюда и привел усатый фельдфебель свою группу добровольцев.

Тихо темнели перед лагерем глубокие воды гавани. Карлу Зитару был знаком здесь каждый уголок, так как он в школьные годы несколько зим прожил в Милгрависе. Когда-то здесь дымили пароходные трубы, гремели судовые лебедки, повсюду слышался разноголосый производственный шум. К бортам пароходов приставали бревенчатые плоты; брусья, бревна, шпалы, сверкая белизной, исчезали в трюмах морских гигантов. У противоположного берега стояли черные угольщики, над их палубами клубились облака угольной пыли, и вдоль всего побережья тянулись непрерывной цепью груды угля. Когда-то там, под горой, перед отплытием на юг стоял «Дзинтарс», а в рукаве Саркандаугава [38] громадный танкер перекачивал в цистерны нефть,

Теперь все это исчезло. Низкие, широкие корпуса судоверфи с застекленными крышами и толстыми каменными стенами окружали дворы, в которых группы стрелков обучались шагать в строю. Более многочисленные группы маршировали в сосняке у Киш-озера [39].

Батальонный адъютант, молодой подпоручик, временно исполнявший обязанности командира батальона, выслушал рапорт фельдфебеля и пробежал глазами сопроводительную записку. Сорок два добровольца, большинство в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет. Остальные почти все старше тридцати, так как молодежь до этого возраста была уже призвана в предыдущие мобилизации.

Партию распределили по ротам. Карла и Ансиса зачислили во вторую роту, но в один взвод они все же не попали: Карл был на полголовы выше нового друга.

Началась обыденная солдатская жизнь, трудный, непривлекательный период учений: утомительная и обязательная строевая маршировка по усыпанному хвоей сосняку и песчаным холмам, после которой по вечерам ныли мышцы ног; занятия по изучению устава в казармах и элементарные боевые учения — ознакомление с винтовкой и штыковая атака. Офицеров не хватало, их обязанности временно исполняли старшие унтер-офицеры, а отделения и группы обучали простые кадровые солдаты. Программу обучения сократили и упростили до минимума, чтобы молодые стрелки возможно скорее могли приступить к исполнению боевого долга.

Ежедневно прибывали новые группы добровольцев. Из пехотных полков приезжали изредка офицеры и унтер-офицеры, появлялись и простые рядовые, получившие боевую закалку на фронте. И мало-помалу из разношерстной толпы сколотили воинское подразделение, вместо поношенного гражданского платья роты одели в зеленовато-серые казенные гимнастерки. Наконец прислали винтовки, и роты стали ходить на стрельбище. Потрескивали выстрелы, в воздухе пахло порохом, и тихий Милгравис наполнился звуками солдатских песен. Приближалось время отправки на фронт — тот ответственный момент, ради которого собрались сюда все эти юноши и мужчины.

Когда в батальоне создали учебную команду, в нее назначили вместе с другими и Карла Зитара. Здесь были те, из кого собирались готовить новых командиров отделений и взводов.