Образ врага - Полина Дашкова

— Ты врала мне, ты сводила меня с ума! Ты такая, как все, подлая пошлая стерва! Открой глаза! Ну, открой глаза, посмотри на меня, Алиса!

Из ссадины сочилась кровь. В руках у Карла была полумертвая вялая кукла вместо Алисы.

— Скажи, что ты меня любишь, хотя бы раз скажи… Предательница, дрянь, ненавижу…

Он уже не кричал. Он охрип и бормотал бессвязные, бессмысленные грязные слова, немецкие и русские вперемежку. Бросился вон из комнаты, но замер на пороге.

Из кармана своей кожаной куртки, висевшей на стуле, Карл вытащил маленький пятизарядный «вальтер», шагнул к растерзанной, бесчувственной кукле. Долго, не отрываясь, он глядел на бледное, осунувшееся лицо, на спутанные пепельно-русые волосы.

Веки плотно сжаты, губы чуть приоткрыты. Кровь на виске, на щеке. Рука с пистолетом поднялась, щелкнул предохранитель. Дуло уставилось в лоб, потом медленно скользнуло к груди.

У Алисы затрепетали веки, глаза приоткрылись и тут же распахнулись в ужасе. Она увидела пистолет, увидела безглазую усатую морду какого-то причудливого животного. Самым странным было то, что по гладко выбритым щекам этой кровожадной неведомой зверюшки катились крупные слезы. Алиса боялась шевельнуться, боялась нечаянно крикнуть или застонать. Мощная волна головной боли притупляла страх.

Рука с пистолетом вяло опустилась. Двигаясь медленно, как сомнамбула, он стянул свою кожанку со спинки стула и, волоча ее по полу, не оглядываясь, вышел из комнаты. Алиса продолжала лежать не шелохнувшись. В прихожей хлопнула дверь. Этот звук отозвался в голове новой волной боли. Она опять потеряла сознание.

На следующий день начались телефонные звонки из КГБ. Алиса лежала с тяжелым сотрясением мозга. Звонили очень настойчиво, Юрий Владиславович не давал ей трубку, говорил: она больна.

— А что с ней такое? — интересовался вежливый мужской голос.

— Сотрясение мозга.

Алиса слышала папины ответы из соседней комнаты. Она, хоть и плохо соображала, сразу поняла, кто это. А через два дня заявился майор Харитонов собственной персоной, прямо в квартиру. Папе он представился как сослуживец из конструкторского бюро, даже торт принес.

— Майнхофф меня расколол, назвал гэбэшной шлюхой, избил, исчез навсегда и теперь уж точно не появится, — сказала Алиса.

На некоторое время ее оставили в покое.

Глава 22

Иерусалим, январь 1998 года

По дороге в гостиницу Максимка клевал носом. Стоило ему уронить голову на подушку, и он моментально уснул. Алиса погасила ночник у его кровати, вспомнила, что он не умылся и не почистил зубы на ночь. Ладно, имеет право после таких приключений.

Все. Горячий душ — и спать. Она смертельно устала. В ванной, стянув свитер, она обнаружила несколько синяков на руках и на плечах. Господи, если бы не Деннис… У них ведь было оружие. Кто-то выстрелил. Могли убить запросто.

Глядя в зеркало, Алиса с удивлением заметила, что плачет. Слезы текут сами собой. Дело даже не в этом жутком нападении, не в синяках. Просто они с Максимкой совершенно беззащитны и никому не нужны. Повезло, что рядом оказался этот американец, чужой, случайный человек.

Сколько их было в ее жизни, чужих и случайных? Нет, на самом деле совсем не много. Всего трое. Последний — стоматолог Миша. Но уже достаточно. Слишком быстро привыкает Максимка к мужчине, который оказывается рядом, и слишком тяжело потом переживает. Ей-то самой уже не больно… Впрочем, не правда. Ей тоже больно, но себя не так жалко, как сына.

Алиса протянула руку, чтобы включить воду, но вспомнила, что все туалетные принадлежности, тапочки и халат так и остались в большой сумке. Она выбежала из ванной, достала сумку из стенного шкафа и вдруг услышала какую-то тихую возню за дверью.

Сердце подпрыгнуло к горлу, стало трудно дышать. Ей показалось, кто-то поворачивает круглую дверную ручку. Она знала точно, дверь заперта, внизу, в холле, вооруженная охрана, как везде в этой стране, да и вообще — все глупости. Не мог он выследить, послать своих людей. Не мог — по одной простой причине: ему это совершенно не нужно.

Но тут же с панической ясностью она представила себе, что за дверью сейчас стоит Карл Майнхофф собственной персоной и пытается тихо войти. Она помнила, как бесшумно он умел двигаться, открывать и закрывать двери, подходить сзади так, что даже дыхания не слышно, и никакая интуиция не подскажет: осторожно, обернись…

Алиса бросилась в ванную, схватила свитер, натянула, путаясь в рукавах, наконец решительно шагнула к двери и громко произнесла по-английски:

— Кто там?

— Алиса, простите, вы не отвечали на стук, я подумал, вы в ванной, и решил подождать.

Конечно, это был Деннис. Кто же еще? Она открыла дверь.

— Максим уже спит? — спросил он шепотом.

— Да. Я тоже собиралась ложиться.

— Простите, — он виновато улыбнулся. — Знаете, я не могу уснуть. Я все-таки не киногерой, не Брюс Ли и здорово перенервничал сегодня. Думал, засну как убитый, а вот — не могу. И потом, я успел привыкнуть к нашим вечерним разговорам. К хорошему быстро привыкаешь. Давайте спустимся в бар, посидим немного.

— Ладно, — кивнула Алиса, — только совсем недолго. Я боюсь, Максим проснется и испугается, если меня не будет в номере.

Они спустились на первый этаж. В холле, у стойки администратора, стояло трое вооруженных охранников, еще один расхаживал у стеклянной двери.

«Ну что я паникую? — устало подумала она. — Надо наконец прийти в себя и избавиться от этого идиотского, беспричинного страха. Ну да. Карл узнал меня. Он забрал фотографии на всякий случай, просто потому, что попал в кадр. Неприятно, что на пленке много наших с Максимкой кадров. Почти вся пленка отснята, частично в Москве, частично здесь, в Эйлате. Там есть кадры, где Максим в нашем московском дворе. Карл запросто узнает дом, кусок переулка. И что? Помчится в Москву, на свидание? Чушь. Зачем ему эти хлопоты? На пирсе он оказался случайно, совершенно случайно. Он ведь тоже человек, и почему бы ему не искупаться в море? Он так здорово плавает… Он увидел Максимку, сработало простое любопытство. На этом все кончится. Уже кончилось…»

Однако она чувствовала, что обманывает себя. Ничего не кончилось. Она достаточно хорошо знала Майнхоффа. Почти сразу, заметив их с Максимкой в том грязном кабачке, он все понял. И теперь не оставит их в покое…

— Алиса, вам коньяк или виски?

— Что?

Они уже подошли к столику в глубине пустого ресторана. Она продолжала стоять, тупо глядя на разноцветных рыбок, плавающих в подсвеченном аквариуме.

— Алиса, с вами все в порядке?

— Да… простите… мне коньяку, совсем чуть-чуть, — она тяжело опустилась в кресло, закурила.

Деннис отошел к стойке и вернулся через несколько минут с двумя рюмками на маленьком подносе.

— Неужели вы до сих пор переживаете? — спросил он, усаживаясь напротив.

— А вы? — она улыбнулась. — Вы ведь не можете уснуть. Представить жутко, что могло случиться с нами, если бы вы не оказались рядом. У них ведь было оружие, кто-то выстрелил. Неужели у арабских подростков есть огнестрельное оружие?

— Не знаю, — он пожал плечами, — я впервые столкнулся с арабскими подростками. Но, значит, есть, раз прозвучал выстрел.

— Я задам вам дурацкий вопрос, — медленно произнесла она, глядя мимо Денниса, на аквариумных рыбок, — как вы думаете, могло такое произойти… ну, скажем, не случайно? То есть мог кто-то заранее следить за нами и ждать подходящего момента? Простите, я, наверное, говорю глупости.

Он поймал ее ускользающий взгляд и долго, не отрываясь, смотрел в глаза, потом осторожно притронулся к ее руке.

— У вас ледяные пальцы, Алиса. Вы боитесь чего-то или кого-то. Вы старательно прячете свой страх, чтобы Максим не заметил. Мужчина, который забрал ваши фотографии, вовсе не случайный человек. Вы здесь кого-то встретили, и вам страшно. Такие вещи нельзя держать в себе. Если есть реальная опасность, то она угрожает не только вам, но и Максиму. Расскажите мне. И будем думать вместе. Одной вам не справиться, Алиса.

— С чего вы взяли, Деннис? — она изо всех сил попыталась улыбнуться. Ничего такого… вам показалось. Я просто очень замкнутый человек, мне многие это говорили…

— Перестаньте, — он покачал головой, — вы ведь не меня обманываете, а себя.

Она опустила голову, волосы упали на лицо. Он молчал и все еще прикрывал ладонью ее тонкие ледяные пальцы.

— Да, — произнесла она спокойно, — я обманываю себя. Мне очень страшно. Но вряд ли вы сумеете помочь нам с Максимом. И потом — я никогда никому не рассказывала… Я запретила себе даже думать об этом, но сейчас, здесь… Нет, я не могу, — она откинула волосы, резким движением выдернула руку из-под его теплой ладони, — я одиннадцать лет молчала об этом.

— Одиннадцать лет? — тихо переспросил Деннис. Она не ответила, достала сигарету, он щелкнул зажигалкой. Она долго не могла прикурить. Руки дрожали. Наконец, глубоко затянувшись, она произнесла: