Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян

легких и сердце. Как он мог им ответить? Алеку опять засыпал.

Проснулся он глубокой ночью, под утро. Взял парнишку на закорки и попытался подняться на платформы, но ощутил слабость и сдался. Скинул труп во двор и поискал сверху место для концовки. По соседству, через два двора, нашлась отличная выгребная яма в темном углу. Однако сперва пришлось сбегать домой на чердак и забрать рассказ из-под тюфяка. На это ушел почти час, но, к его вящей радости, труп никто не трогал, и мир, каким его знал Алеку, по-прежнему существовал.

Дальше рутина: свернуть рассказ трубочкой и сунуть в рот; нацарапать на груди парнишки: «КОНЕЦ»; бросить труп в нечистоты. С одним лишь различием, поскольку не было сил сдерживаться: Алеку присел на краю ямы и высрался во тьму, где молодой адепт его конца уже блуждал в ином мире, мире историй и дерьма, в котором либо не существовало начал и завершений, либо они представляли собой одно и то же; словом, это был хороший мир. Закончив, Алеку посмотрел вниз и остался доволен результатом.

* * *

Вернувшись на чердак, он лег на тюфяк и укрылся одеялом с головой. В его мире сделалось темно, и писатель не выходил оттуда до самого вечера, пока его не разбудил человек с головой коня, пришедший поведать об истинной скырбе святого Тауша, ее общепризнанном и подлинном смысле, воспринятом по ту сторону, в не'Мире, и благословленном Великой Лярвой.

– А как же девицы? – спросил Алеку.

– Мы еще вернемся к их истории, – ответила тварь и начала рассказывать, но о чем и в каких выражениях – сейчас не время объяснять. Алеку все записал, и несколько ночей только этим и занимался, так что сделался единственным жителем Альрауны, который ознакомился с подлинным житием святого Тауша, включая и то, чем все закончилось на самом деле. Лишь завершив рассказ, человек с головой коня вернулся к истории про спящих невинных юниц, подхватив нить повествования в том самом месте, где бросил ее на произвол судьбы, как будто ничего не случилось, как будто за это время некий юноша не был зарезан и брошен в дерьмо, как будто человек с головой коня не поведал реальную историю основания города Альрауна, произошедшего от города Мандрагора, выросшего на месте деревни Рэдэчини, вотчины потомков мэтрэгуны.

Почти две недели человек с головой коня рассказывал, а Алеку писал; они так много времени проводили вместе на чердаке, что писателю хотелось, чтобы его друг никогда не уходил. Он даже надеялся, что в конце концов существо снимет с плеч голову коня (которая, надо отметить, не гнила даже в знойные летние ночи; а может, гадал Алеку, это просто всякий раз была новая голова, может, он их менял время от времени, и тут писатель задумался о том, какие конюшни это существо могло разорить, чтобы приобрести такое количество свежих конских голов) и явит себя во всем блеске славы, будучи уникальным и непревзойденным рассказчиком Мира и не'Мира.

Иногда Алеку, вернувшись из хорошо знакомых конюшен, где собирал верхние слои навоза – будучи торговцем селитрой, золотарем, писателем, убийцей, – проводил целый день за чтением многочисленных страниц, исписанных его рукой, заново постигая историю о невинных девах, такую странную и самую прекрасную из всех, какие он когда-либо слыхал. Он читал, впадая в раж, чуть ли не в безумие, терзаемый долгими и болезненно-твердыми эрекциями; читал о Великой Лярве, рождающей дите за дитем, о человеке-личинке, верном слуге, неутомимом и бессмертном архитекторе подземных концовок, который даровал через влагалище каждой невинной деве в городе по ребенку, дабы тот зрел в тепле ее чрева до предначертанного ему времени появления на свет, точнее, явления Миру – новому миру, исполненному вечных концовок и бездонных погребов. Алеку был настолько опьянен этой историей, что не раз терял сознание, исступленно мастурбируя над листами, просыпаясь поздней ночью, когда приходилось одеваться и отправляться в поход по улицам, ради сбора содержимого ночных горшков. Через несколько часов он возвращался и обнаруживал, что друг уже готов продолжить рассказ, тихо ждет его, сидя на стуле, сложив ладони, такой спокойный. Алеку был счастлив.

А потом в один из вечеров, посвященных писанине, человек с головой коня дошел до конца истории. Выходило так, что каждая невинная дева в городе носила в своем чреве дитя Великой Лярвы. Будущие матери лежали с раздутыми животами на белых простынях, вокруг вечно толпились люди со скорбно опущенными головами, и в тяжком своем сне девицы неустанно трудились над нежной плотью младенцев нового мира. Выходило так, что все разродились одновременно, в один и тот же утренний час, а предсмертные вопли рожениц разнеслись эхом по улицам Альрауны, будто запел под землей некий причудливый хор. Ни одна больше не разомкнула очей, все отреклись от своих чад. Новорожденные, наполовину люди, наполовину черви, с длинными мясистыми телами и человеческими головами, вопили и корчились на полу, в то время как горожане выли от отчаяния, рвали волосы на голове или бросались из окна при виде жутких тварей, которые росли на глазах, набирались сил и остервенело атаковали любого, кто вставал у них на пути. Каждое чадо двигалось с легкостью рыбы-вьюна, шныряло туда-сюда в поисках добычи, которую кусало за голову, срывая лицо и проламывая череп. Выходило так, что нападение было настолько внезапным, что через считаные минуты после своего появления на свет существа копошились в одиночестве в комнатах, где сделали первый вдох, ползали по изувеченным телам домашних, высасывали мозги из раздробленных черепов, и росли, росли… Затем, будто сговорившись на своем мертвом языке, они выломали двери и пошли в атаку на все живое в городе, набрасываясь и убивая всех и вся среди крепостных стен – мужчин, женщин, детей; звери сражались с гигантскими личинками весь день, до глубокой ночи, среди разбушевавшегося во тьме пожара. Ночью издалека можно было увидеть пламя и услышать вопли горожан. Человек слаб и судьбе своей не хозяин, так что когда из-за гор показался краешек восходящего солнца и первые его лучи озарили город, все они отразились от лоснящихся спин огромных монстров, таких длинных и толстых, что улицы их едва вмещали, и ползали они, обуреваемые плотскими страстями, сокрушая своим весом растерзанные трупы и разыскивая друг друга, голодные и жаждущие спаривания, ликующие в честь нового дня в новом мире, который теперь принадлежал им одним.

– Конец, – сказал человек с головой коня.

Алеку побаловался еще пару минут, перечитывая последние строки, ужасно возбужденный образом личинок-убийц, трущихся о наружные стены домов. Потом он