Невская битва - Александр СЕГЕНЬ

Так рассуждал Биргер Фольконунг в сей солнеч­ный июльский полдень, радуясь душевной гармонии, осознавая высшую справедливость всех своих деяний. За эти дни он перепробовал разных молоденьких ин-германочек, ибо для него отбирали самых лучших из тех, что можно было захватить здесь и в окрестных се­лениях. Их приводили в его высокий шатер, и епископ Томас стыдливо удалялся прочь, уважая рыцарские законы.

Но еще пара дней, и наступит полное пресыщение едой, питьем и женщинами. Как раз к этому времени можно будет собираться на битву с Александром, ес­ли, конечно, этот молокосос отважится прийти вое­вать.

— Скажи, Торкель, сколько бы ты мог вести такой образ жизни, какой мы ведем тут все эти благословенные дни? — спросил он брата, сидящего рядом с ним у костра.

—    Ты лучше не так спроси, — охотно отозвался Торкель Фольконунг. — Спроси меня: «Каким бы ты хотел видеть рай, Торкель?» И я скажу тебе, что меня вполне устраивает этот. — Он широко обвел вокруг се­бя рукой, показывая на прекрасные окрестности. — Но только чтоб ничего не кончалось, ни жратва, ни пи­тье, и чтоб каждый день приводили все новых и новых девушек.

—    Неужели тебе не прискучит когда-нибудь? — усомнился Биргер.

—    Подлинному викингу никогда не прискучат вкус­ная еда, хмельное питье и бабьи прелести! — захохотал Торкель. — Мы рыцари, а не монахи, и должны любить жизнь без ограничений. Разве я не прав, Биргер?

—    Прав, брат, но ведь битва — лучшее удовольст­вие для настоящего викинга. После битвы и еда, и вы­пивка, и возня с прелестницами приносят еще большее наслаждение. Только представь себе, как мы будем ве­селиться, когда дадим знать русам, где находится стра­на Туле! Все сегодняшние радости нам покажутся су­щим пустяком.

—    Вот эти слова мне полностью ложатся на серд­це, — заулыбался Торкель. — А то уж я подумал, не заболел ли мой дорогой братец.

—    И где это запропастились наши резвые гонцы, хотел бы я знать, — зевая, промолвил полулежащий неподалеку одноглазый Ларе Хруордквист.

—    Ты еще скажи, что мечтал бы их хоть одним глазком увидеть, — пошутил Торкель.

—    Не исключено, что их прирезали проклятые ру­сы, — высказал мрачное предположение рыжий Аа­рон Ослин.

—    Вон они, легки на помине! — воскликнул коро­тышка Нильс Мюрландик, первым увидев Вонючку Яниса.

—    Они… Пока что я вижу только нашего выдающегося пердежника, — сказал Биргер. — Где осталь­ные?

—    Их прирезали, — стоял на своем рыжий Аарон. Янис подскакал поближе и спрыгнул с коня. Прибли­зился с поклоном к Биргеру:

—    Да благословит тебя Дева Мария, достопочтен­ный Биргер Фольконунг.

—    И тебе Божье благословенье, благоуханный Янис, — шутливо ответил Биргер. — Сказывай ско­рее!

—    Все складывается самым наилучшим образом, будущий великий ярл Швеции! Мы добрались до Хольмгарда и повидали конунга Александра. Я пере­дал ему грамоту, и он был крайне огорчен, узнав о на­шем доблестном пришествии. Дело в том, что войско его отправилось в Вессенландию, где покоренное Хольмгардом племя поднялось на восстание. Поэтому раньше, чем через несколько дней, Александр не будет готов к битве с нами. Да и, кажется, он не очень горит желанием сражаться. Мы можем завтра же пойти на Хольмгард и взять город голыми руками. Я беседовал с местными жителями — они не изъявляют великой любви к конунгу Александру и не верят, что он спосо­бен защитить их от нашего вторжения. Дух руссов сломлен, и они все ожидают нового великого нашест­вия с востока. Полагаю, что нас они воспримут друже­ски, и мы сможем хорошо поживиться.

—    Где же Эклунд и Турре? — спросил Торкель.

—    Увы, они погибли.

—    Я же говорил, что их прирезали! — возликовал Аарон Ослин.

—    Как же погибли они? Лучшие рыцари! — возму­тился Биргер, искренне жалея и Магнуса, и Пер-Юхана.

—    Вчера вечером, когда мы возвращались из Хольмгарда, на нас внезапно напал большой отряд ка­кого-то хольмгардского рыцаря, который не подчиня­ется конунгу Александру. Их было не менее десяти че­ловек, мы сражались, как львы, и каждый повалил

троих русов, но в итоге Магнус Эклунд и Пер-Юхан Турре пали смертью храбрых в этом бою, а я вынуж­ден был спасаться бегством. Как видите, конь мой ед­ва стоит на ногах и весь в пене.

—    О, несчастные Эклунд и Турре! — Биргер обхва­тил руками голову. — Магнус только недавно похоро­нил жену и женился второй раз на двенадцатилетней дочери богатого торговца драгоценностями.

—    Ну и сидел бы тогда себе дома, — хмыкнул Ослин.

—    А почему же вы не отправились в обратный путь в тот же день, когда имели беседу с Александ­ром? — спросил Торкель.

—    Я же говорю, что русы рабски доброжелательно настроены по отношению к нам, они не хотели отпус­кать нас прежде, чем мы не насладимся разными ку­шаниями и напитками, — ответил Янис.

—    Ты, как я вижу, валишься с ног от этих наслаж­дений? — сурово спросил Биргер.

—    Признаться, да… — глухо отозвался гонец, гла­за его закрылись, и он медленно повалился в притоп­танную траву.

—    Мне подозрителен его рассказ о гибели Эклунда и Турре, — сказал одноглазый Ларе.

—    Хотел бы ты одним глазком увидеть, как все произошло на самом деле? — засмеялся Торкель.

—    Не вижу ничего смешного в гибели наших со­ратников, — нахмурил на него брови Биргер.

—    Да ладно тебе, брат! — хлопнул его по плечу Тор­кель. — Ты огорчен, что Александр едва ли захочет с нами сражаться? У тебя будет возможность повоевать с разбойниками, подобными тем, что убили Эклунда и Турре. Завтра же снимемся отсюда и пойдем на

Хольмгард. А то и впрямь, поднадоело тут. Пора отве­дать хольмгардских бабенок. Говорят, они не в пример лучше всяких ингерманок. Эти какие-то… без огонька. А про тех говорят, что они очень даже с огоньком. Эй, Вонючка Янис! А хольмгардочек вам давали отведать? Спит, проклятый, даже благоуханиями своими нас не порадует.

Биргер поразмыслил и признал, что в донесениях Яниса больше радостного, чем печального.

—   Ладно, — сказал он решительно. — Сегодня объявляю последний день отдыха и развлечений, а за­втра будем сниматься. Даже если Улоф не захочет ухо­дить отсюда, без него пойдем — больше славы себе раз­добудем. Правильно?

—   Правильно! — воскликнули Ларе и Торкель.

—   Нет, без Улофа идти — безрассудство! — возра­зил Аарон.

—   Да он и не останется, — усмехнулся Биргер. Пировали в сей вечер с особым размахом, жарили на вертеле годовалых бычков, коим в распотрошенные брюхи зашили цыплят и уток, отдельно в молоке ту­шились языки и внутренности, все припасы пива све­зены были к Биргерову шатру, ничего не жалеть при­казали Фольконунги, ибо завтра начинается суровая воинская жизнь до самой победы над Хольмгардом, а уж тогда снова попируем.

К вечеру не осталось ни одного трезвого викинга. Здесь же, среди питья и брашна, валили жалобно вопя­щих ингерманок, не жалея, а только пуще потешаясь, если какая-нибудь из них пыталась сопротивляться. Ко­ротышка Мюрландик придал этой забаве особый смысл, и, когда приводили новую деву или молодую жену, он «благословлял» ее, накладывая крестное знамение ру­коятью своего меча и окроплял пивом, приговаривая:

— Крещается раба Божия Недотрога во имя пива и быка и куска пирога, аминь!

И только после этого с хохотом на нее навалива­лись. И почему-то казалось очень смешным, что всех обесчещенных ингерманок Мюрландик нарекал Недо­трогами, Брыкалиями, Царапиями и тому подобными «именами». А главное, само произведенное ими наси­лие обретало некий священный смысл — хоть такое, а «крещение»!

Впрочем, епископ Томас, увидев сие кощунство, разгневался и не дал «покрестить» всех уловленных ингерманок, и после его запрета остальные оказались просто изнасилованными без «благословения» Мюр-ландика.

Только рыжий Аарон Ослин не участвовал в об­щем пиршестве. Он с отрядом из десяти человек от­правился на один из ближайших холмов нести дозор­ную службу. Стояла тихая лунная ночь, все вокруг спало, и лишь от лагеря Биргера и из села, где распо­лагался лагерь Улофа Фаси, доносились пьяные кри­ки и пение. Завтра все кончится — Томас вложит всем в уста облатки и воинство покинет райское мес­то в устье реки Ингеры, которую местные дикари именуют Ижорой.

Правда, у дозорных разве что только баб не было, а еды и выпивки они с собой прихватили немало. Сна­чала решено было не разводить костра, но потом гот-ландец Свен Бергрен убедил остальных, что без кос­терка скучновато:

—   Сказано же, что русы не придут сегодня. А у ко­стра лучше время коротать. Глядишь, из него сала­мандры пожалуют, нам — развлечение.

—   А что, слышно ли о саламандрах новенькое? — спросил доверчивый Оке Нордстрем, когда костер ве­село затрещал и все расположились вокруг него.