Заговор красного бонапарта - Борис Солоневич

Несколько раз вспыхнула и погасла спичка, потухла докуренная трубка и в тишине послышался довольный вздох: под какими-то выводами была поставлена крепкая точка. Судьба Аллилуевой, старой подруги и жены, была решена…

Глава 9

За советскими кулисами

Ранней ночью, отвезя Таню в общежитие ее института, Тухачевский возвращался к себе. Он любил одинокие прогулки в автомобиле, когда его мысли текли яснее и шире. Дав, как обычно, распоряжение своему старому шоферу ехать медленнее, он откинулся на кожаные подушки своей роскошной машины, закурил и задумался.

Маршал был в каком-то нервно-приподнятом настроении. Он досадовал, что Ежову теперь известны его переодевания. Подействовало на него также и неожиданное сопротивление Тани и своя собственная неожиданная сдача перед просьбой девушки. Правда, маршал не был чувственным человеком. Частенько, в компании близких приятелей (друзей у него не было вообще), он любил повторять слова Наполеона:

«Я — существо совершенно и абсолютно политическое. Для меня всерьез не существует ни карт, ни вина, ни женщин. Я совершенно поглощен своим делом…»

Так было и с Тухачевским: он так же был невосприимчив к соблазнам и наслаждениям жизни. Это не значило, что он был аскетом или чуждался радости. Но все это не захватывало его. Главное в его жизни было: добиваться власти, славы, первенства. Именно это владело его душой с самых юных лет, когда он, потомок старинного, столбового дворянского рода, давшего много блестящих военных имен в прошлом, решительно потребовал от отца перевести его из гимназии в военный корпус. Уже с тех пор все силы его души были направлены к достижению своих целей. Во время Великой войны он заявлял своим товарищам: «Или меня убьют, или в 30 лет я буду генералом»… Но Тухачевский ошибся: на положении генерала, — пусть хотя бы и красного, — он стал уже 23-х лет от роду. Главнокомандующим — в 26… Действительность обогнала даже самую его пылкую фантазию.

По головокружительности карьеры, только Наполеон обогнал красного маршала. Но… кто читает в будущем?.. В отличие он Наполеона, в молодости пылко влюблявшегося и добивавшегося побед не только на полях сражений, но и в среде прекраснейших женщин, Тухачевский был почти равнодушен к слабому, но соблазнительно прекрасному полу. На за-ре^своей красной военной карьеры он женился на своей первой юношеской любви — пензенской гимназистке Марусе Игнатовой. Но уже через год произошел взрыв. Хорошенькая Маруся была уличена в том, что в поезде командарма возила домой родным, в дни мучительного голода, сжимавшего всю страну в 1918 году, мешки с рисом, консервами, мукой и пр. Жена командарма — мешочница и чуть ли не спекулянтка! Когда Тухачевскому это было поставлено на вид, он зашел в вагон к жене «поговорить и объясниться»… Когда, после его посещения, Марусю нашли с простреленной головой и сбоку записку — «в смерти моей прошу никого не винить» — дело было замято.

Уже недавно, в свои «предмаршальские времена» (Тухачевскому был дан титул маршала в 1935 году), он женился на культурной интересной женщине, никак не пролетарского класса. У него уже была дочь, но семейной жизни не было никогда. Чем дальше, тем больше отходил он от жены, с которой его связывали только официальные, непрочные узы советского брака. Душевно был всегда одинок, замкнут, холоден и суров. Вся его громадная энергия и необычная для типичной русской лени работоспособность были направлены в одну точку, — в свою основную военную работу, выносившую его наверх, сперва к советской, а потом (он твердо верил в это) к европейской и мировой славе. Шаг на эту ступень был неизбежен. Еще Ленин убежденно сказал: «Длительное сосуществование мира буржуазного и коммунистического невозможно». Но если стычка между этими мирами была неизбежна, то кому же повести в бой красные войска, как не ему, прославленному победами маршалу Тухачевскому? Вот почему в подготовку армии для этих «СВОИХ» побед — он твердо верил в них — он вкладывал все свои силы…

Мягко покачиваясь в машине, Тухачевский внезапно вспомнил прощальный поцелуй Тани, еще не пришедшей в себя после переживаний последнего вечера. Такой чудесный, такой искренний девичий поцелуй. И не маршалу, а просто милому Мише. Все это было так необычайно, так ново и очаровательно. Нет, все-таки, Пушкин прав — «любовь на закате»… И он, чуть смущенно улыбаясь своим мыслям и ощущениям, вспомнил чудесную фразу из «Суламифи» Куприна:

«…Так посетила царя Соломона, величайшего из царей и мудрейшего из мудрецов, его первая и последняя любовь. Много веков прошло с той поры. Были царства и цари, но от них не осталось й следа, как от ветра, пробежавшего в пустыне. Были длинные беспощадные войны, после которых имена полководцев сияли в веках, как кровавые звезды… Но время стерло даже самую память о них. Любовь же бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет и никогда не забудется, потому что крепка, как смерть, любовь, потому что каждая женщина, которая любит, — царица, потому что любовь прекрасна»…

Какие чудесные слова!.. Как верно сказано: «прекрасна первая любовь женщины и последняя любовь мужчины»… Ну, конечно, Таня любит его, Тухачевского, со всем пылом первой девичьей любви. Но он-то сам? Маршал с мягкой насмешливостью улыбнулся. Ну, до этого далеко. Такие сердца, как у него, не растапливаются так скоро. Но никак нельзя отрицать, что около этой милой девушки ему легко и приятно…

Маршалу было как-то немножко жаль, что неожиданно разбилась такая смешная и милая сказочка про мастера авиазавода. Было так уютно сидеть инкогнито, как простой рабочий Пенза, в славной молодой компании, следить за порывами молодых чувств и мыслей и впитывать ласковую, нежную влюбленность этой искренней, простой девушки с нежными пальчиками, чудесно молодившей его жестокое сердце. Тухачевский вспомнил свою недавнюю вспышку страсти и не без смущенного удивления усмехнулся. Ведь вот этакие благородные качества отыскались в суровом советском маршале! Выпустить нетронутой из своих объятий влюбленную девушку, лежавшую на диване его кабинета после ужина. И только потому, что она ласково об этом попросила и слезинки-хрусталики блеснули в голубых глазах. Прямо чудеса в решете!..

Широкие плечи его дрогнули. Женская прелесть, «секс-эппиль», как говорят американцы. Разве, все-таки, заехать к жене, успокоить бурю в крови?..

Вдруг скрипнули тормоза. Ночной ремонтный вагон трамвая медленно давал дорогу задержавшейся перед ним машине. Неожиданно оттуда донеслось:

— Чорт побери! Да это ты, Тухачевский, что ли? Вот те и на!..

Из окна стоявшего рядом автомобиля высунулось лицо улыбающегося Кагановича. В глубине сидел кто-то еще.

— А ты что это ночью по матушке Москве шатаешься? — шутливо сурово спросил Тухачевский. — Мандат на это у тебя есть?

— Иди ты!.. Я Сталина до дому провожал, а на обратном пути нечаянно Левку прихватил… А ты, маршал, куда? — Да домой…

Каганович ответил презрительно-веселым свистом. Он был. в явном подпитии.

— Тоже — домосед выискался! Брось, дружище… Давай, брат, лучше повоюем с бутылками да юбками… Мы как раз с Левкой собираемся в одно такое злачное место завернуть. Айда с нами.

В окно просунулось сухое, жесткое лицо Мехлиса, редактора «Правды».

— В самом деле, товарищ Тухачевский. Давай проветримся хоть немного. Нельзя же, как верблюды, работать по 26 часов в сутки…

В голове Тухачевского не было серьезных деловых мыслей. Пары шампанского и очарование Тани вышибли его из «маршальского седла». И потом… поцелуи девушки, ощущение ее стройного тела, которое было так близко, оставило где-то в глубине тела какую-то неясную неудовлетворенность… Мужские нервы имеют свои законы… Будить недовольную жену? Да и… одна ли она у себя? Это ведь будет «внеочередной визит» _они давно дали полную свободу друг другу — супруги двадцатого советского века… Почему бы и в самом деле не встряхнуться. Тем более, что компания была, с советской точки зрения, вполне благонадежной — Каганович — нарком, а Мехлис — редактор «Правды» и секретарь ЦК.

_А куда вас нелегкая несет? — сдаваясь, спросил он.

Да у нас тут, в Китайгороде, есть закрытое кабаре одно — пальчики оближешь, дорогой маршал. Под протекторатом Цека, так что все — свои люди и на первейший сорт… Едем, Михаил Николаевич! Пересаживайся к нам. Пусть твоя машина сзади топает…

* * *

Тухачевский проснулся внезапно, словно какой-то инстинкт приказал ему открыть глаза. Но сознание вернулось к нему не сразу. Он смутно вспомнил, что где-то было много выпито, что появилась какая-то очень хорошенькая девушка, с которой он потом очутился в своей «запасной» комнате в Реввоенсовете, на том же диване, где еще так недавно лежала Таня… Но где же теперь эта девушка?