Дом на Баумановской - Юлия Викторовна Лист

пальцем кто тронул. И пока не придумалось надежного способа удавить, чтобы тот не догадался.

– Товарищ Сацук! – взвизгнула она и оступилась, рухнула прямо в лужу, недотепа. Пришлось помочь подняться.

Сацук нагнулся, сгребая ее за подмышки и ставя на ноги, как ватную куклу. Пальто было перепачкано теперь, чулки мокрые, она разодрала себе в кровь ладонь. Да и под дождем, видно, шла без зонта – волосы и плечи сильно намокли.

– Драсть, пожалста, – вырвалось у него. – Знову вы? Знову задание от ИСПЭ?

– Да, – она встала под козырек и принялась стирать с пальто грязь тыльной стороной раненой ладони, но только размазывала все по подолу. – Вы меня извините, я вам надоела уже, наверное.

Он хотел ответить, что очень, но только усмехнулся, достал из кармана папиросы «Червонец», зубами подцепил из пачки одну, чиркнул спичкой, закурил, надвинув на лоб свою кепку так, чтобы не было видно отметины, вторую руку сунул в карман куртки. Все же он испытывал неловкость в присутствии дамы. А эта была еще такая большеглазая, розоволицая, миниатюрная. Закурить поспешил, чтобы не выдать волнения.

– Я хотела бы еще раз с вами поговорить, – она расстроенно оглядела полы пальто и оставила их наконец в покое, подняв на него свое кукольное личико с фарфоровой кожей. Нежный румянец был словно кистью нанесен. Но краски все как-то быстро стали исчезать – куколка замерзала.

– Про що? Вы изучили все домовые книги и выписали кучу имен, хотя я миг би не дозволяти вам этого делать, ви ж не милиция, не угро и не следователь, – выпустил он вверх большое облако дыма пополам с паром – было холодно. Студентка дрожала осиновым листом.

– Да, понимаю. Но дело серьезное. Мы пытаемся понять, почему наши венгерские соотечественники никак не могут подружиться с… ну, с москвичами, с вами, например. Вы ведь их тоже, как я погляжу, не жалуете.

– Ишь, яка сметливая, глядеть она умеет, – сказал он, затянувшись и начиная нервничать еще больше. Губы у нее синели на глазах, того и гляди станут, как у трупа, ладошка вся в ссадинах.

– Тут новые сведения поступили. Кажется, в Москве скрывается атаман Степнов.

– Да неужто, – равнодушно пожал он плечом.

– А вы тоже ведь из Рязани и наверняка о нем слышали?

– Я с Житомиру. – Сацук не выдержал. – Слухайте, гражданочка, у вас же зуб на зуб не попадает, шо цуцик. Холодно на улице.

– А давайте в подъезд зайдем?

– Ну зайдем, – он с неохотой повернулся, рывком потянул на себя тяжелую, разбухшую и скрипящую парадную дверь с кое-где еще сохранившейся резьбой. Не пропустив студентку, шагнул первый, затылком чувствуя, как она пытается удержать в руках сумочку, локтем закрыть дверь и не задеть ладонью в ссадинах ничего кругом. Со вздохом он повернулся и придержал дверь.

– Спасибо, – выдохнула она, скользнув под его локтем внутрь.

В передней они столкнулись с Марьей Петровной, соседкой Сацука по квартире, которая, ахнув на вид студентки, завела ее в кухню, сказав, что торопится куда-то и поручает ее «нашему великодушному управдому, который мастер на все руки».

– Повесьте пальто на стул у очага, – махнула она царственным жестом и ускакала.

Хорошенькое дельце! Именно это он и собирался сделать, только как следует разбежится.

Они оказались в кухне одни; стояла какая-то не свойственная домам в Москве тишина, только в окно стучал дождь. Основная масса жильцов на работе, в школах и институтах. И Сацук почувствовал себя спокойней, ему не нужно было больше ни перед кем притворяться. Вот, студентка в его кухне, пригласил ее сюда не он, больше в квартире никого – все складывалось ладно. Зажать рот и отволочь в подвал, а там уж…

– Давайте ваше пальто, – сказал он, небрежно махнув рукой.

Студентка принялась расстегиваться с сумкой в руках и с покалеченной ладонью. Пыхтя, она сражалась с верхней пуговицей минут пять, никак не могла вытолкнуть ее из петли, тяжелая сумка оттягивала руку вниз, пальцы в крови не слушались.

– Да ви сумку бы поклали, – вырвалось само собой.

– Ага, – выдохнула она, опустила сумочку рядом с сапожком на пол и опять принялась пыхтеть.

– Давайте сюды, надоело смотреть, – проворчал он и быстро пронесся пальцами от воротника до колен, справившись за три секунды, стянул с девушки пальто, грубо вытряхнув ее из рукавов, подтащил стул к кухонному очагу, развесил. Возникла неловкая пауза, Сацук замешкал с пальто, стал зачем-то выворачивать рукава, расправлять складки и стряхивать капли дождя с воротника. Когда повернулся, студентка все еще стояла на прежнем месте, переминаясь с ноги на ногу и комкая ремешок сумочки. Одета она была в твидовый жакет, юбка в складочку чуть прикрывала колени.

– Спасибо, Филипп Семенович, вы очень великодушны, это правда, – звонко молвила она. Он поморщился от ее пронзительного голоска. Зачем так кричать? Говорит, будто читает речь в актовом зале на комсомольском собрании. Но студентка была девочкой сметливой, сразу догадалась, в чем дело, и, захлопав глазами, продолжила громким шепотом:

– Мы прервали беседу на том месте, где я спрашивала, не из Рязани ли вы?

– Ну жил там два года. И що?

– А атамана Степнова видели?

– Его нихто не видел.

– Вот никто-никто, совсем? Так ведь не бывает, – застрекотала она. – Кто-то же должен был. А откуда вы знаете, что никто не видел? Может, все-таки…

– Всих, кто попадался ему, он тут же расстреливал, сжигал или вешал.

– А может быть так, что на самом деле его никогда и не существовало? Ну вроде местной легенды?

– Може. Я не знаю.

– А следователь сказал, что его Савелий Илиодорович видел, – она пытливо заглянула ему в лицо и замолкла, вытаращив свои невозможно огромные глазищи. Кожа ее от домашнего тепла опять разрумянилась, губки заалели, но она все еще подрагивала и терла пальцы.

– Наливки хочете? – спросил Сацук. А чего тянуть? Соседка могла быстро вернуться, так надолго их вдвоем не оставят. В шкафу у него еще оставалась клюквенная водка разлива «Севжелдортрудкоопа» и порошок хлоралгидрата. – Надо согреться, а не то схлопочите мне тут воспаление.

Продолжая дрожать, она закивала.

– Да сели би уже, – раздраженно буркнул он и отвернулся к большому буфету из светлого ореха с матовыми стеклами на дверцах. Надо незаметно всыпать в одну из рюмок снотворный порошок.

Пальцы у нее продолжали дрожать, когда она протянула руки, чтобы взять рюмку, посверкивающую прозрачно-алым, как разбавленная кровь. Он выпил свою стоя, налил вторую и поставил на стол, сел, уронив локоть рядом. Студентка пригубила, устремив свои огромные глаза в пол. Но тут ее сумочка, которую она поставила на колени, скатилась на пол. Она ахнула,