Две Дианы - Александр Дюма

— Прежде всего, вы говорили, господин Лофор, что четыре слабых пункта укреплений могут послужить воротами для неприятеля. Так ли это? В самом опасном положении, говорите вы, находится предместье д’Иль: испанцы захватили аббатство и ведут оттуда столь сильный огонь, что наши рабочие не смеют показываться на позициях. Разрешите, господин Лофор, указать вам очень простое, превосходное средство обезопасить их, применявшееся еще в этом году при осаде Чивителлы. Чтобы укрыть рабочих от огня испанских батарей, достаточно навалить поперек рва старые барки, набитые мешками с песком. Ядра застревают в этих тюках, и позади такого барьера рабочие будут в полнейшей безопасности. В поселке Ремикур неприятель, защищенный навесом, спокойно подрывает, говорите, стену. Это верно. Но именно там, а не у ворот Сен-Жан надо заложить контрмину. Переведите же своих саперов с западной стороны на южную, господин Лофор, и вы поправите дело. Но вы скажете: тогда ведь останутся без защиты ворота Сен-Жан и бастион Сен-Мартен. Пятидесяти человек достаточно для ворот и столько же — для бастиона. Но людей недостает, — прибавил он. — Так я к вам их привел.

Радостный шепот изумления пробежал по толпе.

— Да, — еще увереннее продолжал Габриэль, заметив, что речь его воодушевила сенкантенцев, — в трех лье отсюда я нагнал барона Вольперга с отрядом из трехсот человек. Мы с ним пришли к соглашению. Я обещал проникнуть в Сен-Кантен и выбрать подходящие точки, через которые он мог бы ввести в город своих солдат. Как видите, я в город проник, и план у меня готов. Я вернусь к Вольпергу. Мы разделим его отряд на три сотни, одну возглавлю я сам, и в ближайшую безлунную ночь мы направимся к заранее намеченным пунктам. Как бы то ни было, но одна колонна наверняка пробьется. Сто решительных бойцов присоединятся к вам и будут размещены у ворот Сен-Жан и на бастионе Сен-Мартен.

Восторженными криками встретили горожане последние слова Габриэля, оживившие угасшую было надежду.

— Теперь мы сможем сражаться, мы сможем победить! — воскликнул Жан Пекуа.

— Сражаться — да, но победить — вряд ли, — возразил Габриэль. — Я не хочу изображать положение в розовых красках. Я лишь хотел доказать вам всем, и первому вам, Жан Пекуа, произнесшему такую мужественную, но и такую скорбную речь, — я хотел доказать, во-первых, что король не покинул вас, во-вторых, что ваша гибель может принести вам только славу, а ваше сопротивление — огромную пользу стране. Вы говорили: пожертвуем собой! Теперь вы говорите: будем сражаться! Это же замечательно! Подумайте о том, что, продержавшись еще десять — двенадцать дней, вы, быть может, потеряете свой город, но несомненно спасете свое отечество! И ваши внуки будут гордиться своими дедами. Разрушить можно стены, но кто сможет разрушить великую память об этой осаде? Мужайтесь же, героические стражи государства! Спасайте короля, спасайте отчизну! Подымите головы! Если суждено вам погибнуть, то память о вас не погибнет. Итак, повторите вслед за мною: «Да здравствует Франция! Да здравствует Сен-Кантен!»

— Да здравствует Франция! Да здравствует Сен-Кантен! Да здравствует король! — тут же подхватила сотня голосов.

— А теперь, — воскликнул Габриэль, — на валы! И за работу!

— На валы! — закричала толпа.

И они ринулись на улицу, опьяненные радостью, гордостью, надеждой, увлекая своими захватывающими рассказами тех, кто сам не слышал нежданного освободителя, только что ниспосланного изнуренному городу Богом и королем.

Гаспар де Колиньи, достойный и великодушный военачальник, внимал Габриэлю, онемев от удивления и восторга. Когда толпа рассеялась, он поднялся с кресла, на котором сидел, и, подойдя к молодому человеку, крепко пожал ему руку.

— Спасибо, виконт, — сказал он. — Вы спасли от позора не только Сен-Кантен и меня, вы спасли, быть может, от гибели Францию и государя.

— Увы, я еще ничего не сделал, адмирал, — ответил Габриэль. — Мне надо теперь возвратиться к Вольпергу и ввести в крепость обещанную мною сотню.

XXVIII

МАРТИН ГЕРР ВЕСЬМА НЕЛОВОК

Габриэль де Монтгомери еще целый час беседовал с адмиралом. Колиньи был восхищен решительностью, смелостью и познаниями молодого человека, говорившего о стратегии, как полководец, об обороне — как инженер, а о силе духа — как старец. Габриэль, со своей стороны, был очарован благородством, добротой и честностью адмирала. Племянник уж никак не походил на своего дядюшку. Спустя час эти два воина, один — убеленный сединами, другой — с черными как смоль кудрями, прониклись друг к другу столь искренним уважением и взаимопониманием, будто были знакомы лет двадцать.

Подробно договорившись о необходимых мерах, которые бы помогли отряду Вольперга пробраться в крепость, Габриэль распрощался с адмиралом. Они условились о пароле и необходимых сигналах.

Мартин Герр ждал его в вестибюле ратуши.

— Ну, вот и вы, господин виконт! — воскликнул бравый оруженосец. — Я целый час только и делаю, что выслушиваю похвалы виконту д’Эксмесу. Вы перевернули весь город вверх дном. Какой вы талисман привезли с собой, господин виконт, если в два счета изменили настроение сенкантенцев?

— Всего лишь одну решительную речь, Мартин, только и всего. Но разговоры есть разговоры, не больше. Теперь пора действовать.

— Давайте же действовать, господин виконт, мне это еще больше по душе, чем пустые разговоры. Догадываюсь, что нам придется прогуляться за город под самым носом у неприятеля. Что ж, я готов!

— Ты слишком торопишься, Мартин. Еще светло, надо дождаться сумерек, чтобы выбраться отсюда. За это время мне надо кое-что сделать… — Габриэль чуть замялся, — кое-что уточнить…

— Понимаю! Уточнить силы гарнизона! Или слабые места фортификаций…

— Ничего-то ты не понимаешь, бедный мой Мартин, — вздохнул, улыбаясь, Габриэль. — Нет, об укреплениях и о войсках я знаю все, что хотел узнать… Меня занимает сейчас нечто… сугубо личное…

— Скажите мне, что именно, и, если я могу вам быть чем-нибудь полезен…

— Да, Мартин, можешь. Ты верный слуга и преданный друг, поэтому у меня нет от тебя секретов… Ты просто забыл, кого я ищу в этом городе…

— Ах, простите, теперь вспомнил! — воскликнул Мартин. — Речь идет, господин виконт, об одной… бенедиктинке? Так?..

— Ты прав, Мартин. Что с нею сталось в этом городе? Признаться, я не решился спросить об этом у адмирала. Да и смог ли бы он ответить мне? Диана, должно быть, переменила имя, уйдя в монастырь.

— Да, — заметил Мартин, — мне приходилось слышать, что имя у нее Хли… несколько языческое…