Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/ - Стивен Кинг

— У меня все хорошо, мистер Мак Фарланд.

Сегодня на мистере Мак Фарланде спортивная кепка в клеточку, по размеру примерно, как ковер для гостиной. Он обводит Морриса взглядом, его глаза возвращаются к лицу Морриса и останавливаются.

— Ты не выглядишь так, будто у тебя все хорошо. Лицо бледное, под глазами плохие темные круги. Ты ничего не употреблял такого, чего употреблять не стоит, Морри?

— Нет, сэр.

— Делал то, чего делать не стоит?

— Нет. — Думая о крытом грузовике с надписью «Цветы Джонса» на борту, ждущем его в Саут-Сайде. Ключи, наверное, уже лежат под колесом.

— Ничто?

— Нет, сэр.

— Да. Может, это грипп. Потому что, честно говоря, ты выглядишь, как десять фунтов дерьма в пятифунтовом мешке.

— Я чуть не совершил ошибку, — говорит Моррис. — Ее можно было бы исправить … наверное … Но пришлось бы приводить айтишника, может, даже отключать главный сервер. У меня могли быть неприятности.

— Добро пожаловать в повседневный мир, — говорит Мак Фарланд с нулевым сочувствием.

— Для меня не повседневный! — Взрывается Моррис, и, Господи, какое это облегчение взорваться из-за чего-то безвредного. — Кому еще об этом знать, как не вам! Если бы это был кто-то другой, ему бы просто сделали выговор, но со мной все по-другому. И если меня уволят — за невнимательность, я же ничего не сделал нарочно, — я снова сяду.

— Возможно, — говорит Мак Фарланд, снова поворачиваясь к картине. На ней изображены мужчина и женщина, которые сидят в комнате и стараются не смотреть друг надруга. — А может, и нет.

— Я не нравлюсь моему боссу, — говорит Моррис. Он знает, что это выглядит как нытье, и, возможно, он действительно скулит. — Я знаю раз в сто больше, чем он, как здесь работает компьютерная сеть, и это его раздражает. Он мечтает от меня избавиться.

— Твои слова немного напоминают паранойю, — говорит Мак Фарланд. Его руки снова соединились над его действительно выдающимися ягодицами, и Моррису вдруг становится понятно, зачем Мак Фарланд появился здесь. Мак Фарланд проследил за ним до мотомастерской Чарли Роберсона и решил, что он что-то задумал. Моррис знает, что это не так. Он это знает.

— Зачем они вообще дают такому человеку, как я, рыться в их файлах? Мне, условно-досрочнику? Если я сделаю что-то не то, а я почти это сделал, они же потеряют кучу денег!

— А ты думал, чем будешь заниматься на свободе? — спрашивает МакФарланд, продолжая рассматривать картину Хоппера, которая называется «Квартира 16-А». Она как бы захватила его, но Морриса не обманешь. МакФарланд снова наблюдает за его отражением. Оценивает его. — Ты слишком стар и слишком худ, чтобы таскать коробки на складе или работать садовником.

Он возвращается.

— Это называется «включение в основной поток», Моррис, и не я это придумал. Если хочешь поскулить, найди того, кому на это не насрать.

— Простите, — говорит Моррис.

— Простите что?

— Простите, мистер МакФарланд.

— Спасибо, Моррис, это уже лучше. Сейчас идем в туалет пописать в стаканчик и докажешь, что твоя паранойя не вызвана наркотиками.

Идут последние офисные труженики. Некоторые бросают взгляд на Морриса и на здоровенного черного человека в яркой спортивной куртке, затем быстро отводят глаза. Моррис испытывает желание закричать: Да, это мой проверяющий, посмотрите хорошенько!

Он идет за МакФарландом к мужскому туалету, в котором, слава Богу, никого нет. МакФарланд, сложив на груди руки, приваливается к стене и наблюдает, как Моррис достает свою вялую штуковину и собирает образец мочи. За тридцать секунд, когда она не синеет, МакФарланд отдает стаканчик Моррису.

— Поздравляю. Выливай, дружище.

Моррис выливает. МакФарланд методично моет руки, намыливая кисти до самых запястий.

— У меня нет СПИДа, знаете. Если вы об этом волнуетесь. Я проходил тест перед тем, как меня отпустили.

МакФарланд аккуратно вытирает свои большие руки. Мгновение он рассматривает себя в зеркале (возможно, жалея о том, что у него нет волос, которое можно было бы причесать), затем возвращается к Моррису.

— Может, ты ничего не принимал, но мне не нравится твой вид, Морри.

Моррис хранит молчание.

— Я расскажу тебе, чему меня научили восемнадцать лет на этой работе. Существует только два типа условно-досрочников и только два: волки и овцы. Ты слишком стар, чтобы быть волком. Но у меня нет полной уверенности, что ты так считаешь. Ты этого не интериоризировал, как говорят психологи. Не знаю, какое волчье дерьмо у тебя на уме, возможно, ты просто решил украсть скрепки из офиса, но, что бы это ни было, забудь. Ты слишком стар, чтобы выть, тем более, чтобы бегать.

Поделившись этой мудростью, он идет. Моррис и сам шагает к двери, но на полпути у него подкашиваются ноги. Он разворачивается, хватается за раковину, чтобы не упасть, и вваливается в одну из кабинок. Там садится и низко, почти до колен склоняет голову. Он закрывает глаза и делает длинные глубокие вдохи. Когда рев в голове стихает, он встает и выходит.

«Он все еще там, — полагает Моррис. — Уставился на эту проклятую картину, сцепив руки за спиной».

Но на этот раз в фойе нет никого, кроме охранника. Когда Моррис проходит мимо, он провожает его подозрительным взглядом.

25

Бой «Сурков» с «Драконами» должна начаться в семь, но автобусы с объявлением «СЕГОДНЯ бейсбольный матч» в окошке назначения, начинают ходить в пять. Моррис едет одним из них в парк, потом пешком возвращается немного назад к мотомастерской штата, обращая внимание на каждую из машин, проезжающих мимо, и проклиная себя за выброс дерьма в туалете после ухода МакФарланда. Если бы он вышел оттуда раньше, то увидел бы, на какой машине ездит этот сукин сын. Но он не вышел, и теперь в любой из этих машин может оказаться МакФарланд. Проверяющего узнать будет нетрудно по его размерами, но Моррис не решается смотреть на машины слишком внимательно. Этому есть две причины. Во-первых, он тогда имел бы виноватый вид, не так ли? Да, действительно, как человек, у которого на уме волчье дерьмо и который должен постоянно оглядываться. Во-вторых, он может увидеть МакФарланда даже там, где МакФарланда нет, потому что он все ближе и ближе к нервному срыву. Что, впрочем, неудивительно. Человек может выдержать только определенное количество стресса.

Тебе сколько лет? Двадцать два? Спрашивал его Ротстайн. Двадцать три?

Удачная догадка наблюдательного человека. Моррису тогда было двадцать три. Сейчас он на пороге шестидесяти, и все годы между этими исчезли, как дым на ветру. Он слышал, как люди говорят «шестьдесят — это новые сорок», но все это несуразно, это чушь собачья. Когда большая часть твоей жизни прошла в тюряге, шестьдесят — это новые семьдесят пять. Или восемьдесят. Ты слишком стар, чтобы быть волком, как сказал МакФарланд.

Но ничего, мы еще посмотрим.

Он возвращает во двор мотомастерской штата — жалюзи опущены, мотоциклы, которые утром были выставлены на обозрение, убраны — и ждет звука автомобильных дверей, только лишь он пересечет границу частной территории. Ждет голоса МакФарланда: Эй, дружище, что ты здесь делаешь?

Но слышно только звуки машин, едущих к стадиону, и, когда он заходит во двор, невидимая рука, которая сдавливала его грудь, немного ослабляет хватку. Этот участок от остального мира отделяет высокая стена из рифленого металла, а стены успокаивают Морриса. Ему это не нравится, он знает, что это противоестественно, но это так. Человек — это сумма того, что с ним происходило.

Он подходит к грузовику — маленькому, запыленному, благословенно безликому — и запускает руку под правое переднее колесо. Ключи на месте. Он садится в кабину и радуется, когда машина заводится с первого оборота. Ревом рок-музыки включается радио. Моррис выключает его.

— Я смогу, — говорит он, подстраивая под себя сидение и берясь за руль. — Я смогу.

И, оказывается, он действительно может. Это как ездить на велосипеде. Единственная сложность — разворот против потока машин, едущих к стадиону, но даже это в конце концов получается сделать без особого труда. Один из автобусов «СЕГОДНЯ бейсбольный матч» останавливается, и водитель машет Моррису: проезжай. Дороги, ведущие к северной части города, почти пустые, и ему везет обогнуть центр по новой городской обходной дороге. От езды он почти получает удовольствие. Получил бы удовольствие, если бы не удручающее подозрение, что МакФарланд следит за ним. Но пока не появляется. Выжидает, чтобы узнать, что его приятель задумал.

Моррис останавливается у маркета на Беллоуз-авеню и идет в отделение домашней утвари. Проходит под сияющими лампами дневного света, не спешит; его дело требует темноты, а в июне темнеет в восемь тридцать или в девять. В отделе товаров для сада он покупает лопату и топорик на тот случай, если придется перерубать корни — то дерево на берегу выглядит так, словно могло достаточно прочно оплести его сундук. В ряду под вывеской «Распродажа» покупает несколько объемных сумок марки «Тафф-Тот» по двадцать баксов штука. Сложив покупки в кузов, идет к двери водителя грузовика.