Рифмовщик - Влад Стифин

заглубляешься на штык лопаты, потом всё глубже — процесс идет своим чередом, труд свой видишь сразу. Не надо что-то ждать, когда поспеет, высохнет или сварится, или детали все к сборке готовы, или того хуже: моешь, моешь, а оно опять грязным становится.

Рытьё окопа — другое дело. Здесь сразу всё видно: копнул — и земли в окопе на одну лопату меньше стало. Конечно, если грунт тяжелый, то попотеть придется, а если земля прямо ждала, когда ее разроют, то тогда одно удовольствие получается.

Отрыли они окопчики, укрепили стенки досками, а командир (не самый главный) решил благоустроить инженерное сооружение — устроить крышу над окопом. Подумалось ему, что воевать так удобнее будет плюс маскировка.

Приказ есть приказ. Заложили окопы сверху досками, дерна поверх натаскали. Туннели темные с амбразурами получились. Работу закончили — отдыхают бойцы, труд великий сотворив, ждут машину на заставу ехать, уж вечер наступил.

Пришла машина, а с ней и главный начальник прибыл работу принимать. Обозрел он окопное произведение и нахмурился, рассуждает вслух:

— Как по туннелям этим лазить в темноте? А если сверху заряд жахнет — засыплет окоп и бойца основательно.

Прохаживается он поверх окопов и выводы делает:

— Оно и так: если жахнет, то засыплет. А у вас и досками сверху накроет, словно гробиком недоделанным.

Стоят бойцы, слушают. Им-то что — приказы исполнять. Вот он и приказал: раскрыть окопчики, крыши разобрать. Конечно, ломать свое же произведение — это не очень хорошо, не душевно. Разобрали они всё это хозяйство довольно быстро — к ужину хотелось добраться вовремя. Завершили всё по-быстрому и на ужин успели. После того случая стимулы творить новизну у всех поубавились.

А всё-таки окопы копать — это вам не ерундой заниматься; работа ясная, если с умом ее делать.

Он уже минут десять стоял в центре сквера. Дама в черном не появлялась. Он задал себе вопрос:

«Зачем я сюда пришел? — и ответил сам себе: — Любопытен ты, брат-рифмовщик. Хочешь узнать, для чего понадобились твои женские стихи? Только ли это тебя сюда привело? Небось эмоцию хочешь подхватить для вдохновения, чтобы рифмовать эдак», — и он прошептал:

Любопытство — не порок.

Знаний набираться впрок

Всем алкающим полезно,

В знанье сила — всем известно.

Дама появилась неожиданно и, не говоря ни слова, удивленно посмотрела на него. Она ждала объяснений.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — Извините, но вы в прошлый раз не ответили на мой вопрос.

— Вы меня вызвали только за этим? — спросила она.

Он не знал, что ответить, — стоял и просто молчал.

— Как же я могу доверять вам, если вы обманули меня? — посетовала она.

— Еще раз простите, — сказал он. — Я могу прочитать еще одно женское стихотворение.

На лице у нее появились сомнения: стоит ли его слушать или уйти? А он решительно, стараясь опередить ее возможный отказ, принялся читать:

— Одиночество мое,

Не бросай мое жильё

Без тебя я пропаду,

Без тебя кого найду?

В горе, в счастье ты придешь,

Ты меня не подведешь.

Ты меня не предаешь?

Что ответишь? Ты скажи,

Честно, прямо доложи:

Я права иль неправа?

Остальное — трын-трава…

Он замолчал. Она опустила голову и слушала.

— Может быть, присядем? — сказал он.

Она вскинула голову и повторила вопрос:

— Может быть, присядем? — и добавила: — Очень сыро и ветер. У вас всё?

— Нет, — ответил он и продолжил чтение:

Одиночество молчит.

Тихо-тихо — не кричит,

Не тревожит. Не стучит

Сердца пульс в моих висках.

Одиночество — не страх.

Не перечит мне оно —

С ним всегда я заодно.

Что ж, пусть будет это так:

Мне не нужен здесь чужак.

Одиночество мое

Мне милей чужих давно.

Почему же я молчу

И ему я не кричу?

А зачем? Не знаю я —

Такова судьба моя…

— Спасибо, — сказала она. — Сегодня очень холодно. Мне пора.

— Я могу еще раз позвонить? — спросил он.

— Да, только не говорите, что вы от дяди. Скажите просто: «Рифмовщик».

— Вам что-нибудь еще зарифмовать? — спросил он.

— Если хотите… Может быть, что-нибудь оптимистичное, — ответила она.

— Я постараюсь, — сказал он.

— Прощайте, — сказала она и торопливо удалилась тем же путем, что и в прошлый раз. Он смотрел ей вслед, пока ее фигура не скрылась в вокзальной арке.

«Действительно холодно, — подумал он, кутаясь в теплый шарф. — Вот-вот наступит зима, и здесь встречаться станет неудобно. А будем ли мы встречаться?»

Ответа у него он было.

* * *

Весь столик был заставлен аптечными склянками, коробками с лекарствами и прочей лечебной мелочью. Он полоскал воспаленное горло и про себя рифмовал:

«Горло у меня болит.

Я пока не инвалид.

Вот была б больна нога —

То тогда была б беда.

Горло не дает мне жить —

Как мне это пережить?

Больно мне глотать еду,

Никуда я не пойду.

Горло буду я лечить,

Ткань больную всю мочить,

То есть полоскать ее,

Чтоб скорее повезло:

Перестало там першить

И дало хоть как-то жить…»

Заверещал телефон.

— Кто сделал такой противный звук? — спросил он сам себя и вспомнил, что вчера сам же изменил вызов с мелодичного колокольчика, под который он умудрялся засыпать, на эту визжал-ку. — Алё! — прохрипел он в трубку.

— Слава богу, вы дома, — донесся до него встревоженный молодой голос хозяина. — Срочный заказ, ответственный! Вы слышите меня?

— Да, слышу, — откашлявшись, ответил он.

— Вы что, больны? — спросил хозяин.

— Да, — выдавил он из себя. — Горло.

— Ну, голова-то работать может? — услышал он в ответ.

— Может, — снова прохрипел он.

— Для медицинского центра нужны рифмы без ограничения количества.

— Оплата? — хрипло спросил он.

— Какие вы, поэты, меркантильные! — недовольно ответил хозяин. — Не беспокойтесь: как обычно, повышенный тариф.

— Сколько? — спросил он снова.

— Хорошо, хорошо. По тридцать вас устроит? — ответил хозяин.

Он с трудом просипел:

— Тридцать пять.

— М-да, вы цените себя! — ответил хозяин.

Автор молчал. Хозяин тоже держал паузу, а затем сухо произнес:

— Согласен. Завтра с утра жду вас, — и прервал разговор.

«Срочно лечиться!» — подумал он и зарядил аэрозольку.

Целый день он полоскал горло, чем-то дышал, глотал таблетки