Очерки истории кибернетики в СССР - Василий Дмитриевич Пихорович

и величине личного дохода. В большой степени оно определяется такими факторами, как степень развития общественного транспорта и связи, системы образования и здравоохранения, возможность пользоваться благами природы и др…»[143].

Глушков обращал особое внимание на то, что нельзя путать цель социального развития и средства ее достижения.

«В число целей не включаются, например, тракторы и другие сельскохозяйственные машины, поскольку они являются не самой целью, а лишь средствами (хотя и необходимыми) для достижения других целей (в данном случае – производства хлеба), которые непосредственно служат интересам общества и его отдельных членов»[144].

В. М. Глушков указывал, что именно средства достижения целей являются предметом планирования, в то время как сами цели являются основой прогноза. Точнее, он писал, что «развитие подобных средств должно превратиться из объекта непосредственного прогнозирования в предмет долгосрочного планирования, направленного на скорейшее достижение поставленных конечных целей»[145].

Эту мысль можно считать одной из наиболее важных полит-экономических идей Глушкова, поскольку в ней не только зафиксировано одно из главных противоречий социализма – с одной стороны социализм невозможен без отдания приоритета производству средств производства, с другой – целью социализма не может быть производство не только средств производства, но даже производство предметов потребления. Именно подмена главной цели производства при социализме – создания условий для всеобщего всестороннего развития человека – целями достижения высоких показателей производства самого по себе, в том числе и таких показателей как рост материального благосостояния граждан, и привела социализм к краху.

Мнение В. М. Глушкова незря перекликается с известной мыслью В. И. Ленина о оппортунизм:

«Это забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня, эта погоня за минутными успехами и борьба из-за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему – может быть происходит и из-за «честных» мотивов. Но это есть оппортунизм и остается оппортунизмом, а «честный» оппортунизм, пожалуй, опаснее всех других…»[146].

Или другими словами: «Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды. Вот в чем гвоздь, если брать теоретическое определение оппортунизма»[147].

Важно, что В. М. Глушков не просто переносит эту идею в сферу экономической политики, указывая тем самым на опасность подмены цели средствами, но и рассматривает диалектику цели и средств именно в контексте социалистического планирования, показывает пути превращения цели как предмета долгосрочного прогнозирования в четкую систему плановых мероприятий по ее достижению.

В. М. Глушков отмечает, что без использования общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой нечего и думать об эффективном прогнозировании и планировании в условиях социализма.

Органическим дополнением этих идей могут служить известные сейчас принципы управления, которые в свое время сформулировал В. Глушков сам для себя, но которыми решил поделиться в своих воспоминаниях, записанных на магнитофон незадолго до смерти:

Первый из таких принципов – единство теории и практики.

«Это вроде принцип не новый, – рассуждает В. Глушков, – но понимается он обычно односторонне, в том смысле, что теория должна иметь практические применения. Вот и все. А я его дополнил тем, что не следует начинать (особенно в молодой науке) практическую работу, какой бы важной она не казалась, если не проведено ее предварительное теоретическое осмысление и не определена ее перспективность. Может оказаться, что надо делать совсем не эту работу, а нечто более общее, которое покроет потом пятьсот применений, а не одно»[148].

Можно без всякого сомнения говорить о том, что этот принцип касается далеко не только кибернетики или какой-либо другой науки. Так же он касается политической экономии, и особенно вопроса соотношения экономической теории и экономической практики в условиях социализма.

«Следующий принцип – это принцип единства дальних и ближних целей. Он близок немного с первым принципом, но все-таки подход к вопросу с другой стороны, с точки зрения времени выполнения этих работ. Звучит он так: в новой науке, какой является кибернетика, не следует заниматься какой-то конкретной ближней задачей, не видя дальних перспектив ее развития. И, наоборот, никогда не следует предпринимать дальнюю перспективную разработку, не продумав, нельзя ли ее разбить на такие этапы, чтобы каждый отдельный этап, с одной стороны, был шагом в направлении к этой большой цели, а вместе с тем он сам по себе смотрелся как самостоятельный результат и приносил конкретную пользу»[149].

Пренебрежение этим последним принципом делает неэффективным управление в любой сфере, а что касается управления в сфере социально-экономической, то игнорирование этого принципа ведет к катастрофе.

Это только главные политэкономические идеи из наследия В. М. Глушкова, но и их, на наш взгляд, достаточно, чтобы увидеть, что альтернатива господствующему в современной экономической науке рыночному подходу возможна. Конечно, эти идеи не могут претендовать на систему. Мало того, они лежат вне традиции политэкономии, что, безусловно, является их недостатком. Но это тот недостаток, который легко можно исправить, рассмотрев эти идеи с точки зрения политэкономической науки, введя их в научный оборот политэкономии. И такое рассмотрение может быть очень продуктивным, особенно, если учесть, что современный экономический «мейнстрим» сам давным-давно находится не только вне науки политэкономии, и вне науки вообще, превратившись в чистую идеологию.

Идеи академика В. М. Глушкова могут оказаться той свежей струей, которая поможет экономической науке выйти из кризиса, в которую завел ее господствующий в последние десятилетия «товарный фетишизм» или, как его недавно назвали, «рыночноцен-тризм»[150].

Очерк тринадцатый. Что противопоставить «рыночноцентризму»?

В этой книге уже очень много было сказано по поводу той роли, которую сыграло в трагической судьбе советской кибернетики господствующее в то время в советской политэкономической науке течение, ориентирующееся на рыночные методы управления. Закончилось же дело тем, что усилиями представителей этого течения было похоронено не только народное хозяйство СССР, но и сама политэкономия. В течение более чем 20 лет эта наука не преподается в вузах, не ведутся исследования в этой области, не пишутся книги и статьи, она исчезла с лица земли. Само ее имя сохранилось разве что по инерции в названиях нескольких кафедр, на которых, впрочем, этой науки все равно нет. К слову сказать, ситуация аналогична той, которая сложилась с кибернетикой.

Тем удивительнее выглядел тот поистине ажиотажный интерес к политэкономии, который проявился в последние годы