Сладкое вино любви - Барбара Делински

– А Джереми и Брида? – спросила Оливия. – Неужели они не сказали ни слова?

Печально усмехнувшись, Натали приподняла кисть с незрелыми виноградинками на кусте.

– Я говорила с Бридой, но они оказались в сложном положении. Джереми и Брида работали на моего отца. Он предоставил им кров и еду. И они всегда помнили об этом, были ему благодарны. Брида страдала артритом, обострившимся во влажном климате. Хотя она была еще не старая женщина, работать в поле ей было уже трудно, но никто не попрекал ее за это. Родители Карла были преданны моему отцу.

– А как же их собственный сын? – с упреком заметила Оливия.

– Они желали ему счастья. – Натали помолчала.

– И что же?

– Они любили меня. Но мечтали, что Карл женится ни дочке их друзей из Ирландии.

– Он был с ней знаком?

– Нет.

– Тогда все это выдумка, – заявила Оливия.

– Откуда вам знать? – улыбнулась Натали.

– Мне так кажется.

– Да, мне тоже порой казалось, что Брида нарочно придумала эту историю с помолвкой, чтобы облегчить мои страдания. Мудрая женщина, она понимала, что я очутилась между молотом и наковальней. Она любила меня и моих родителей и была уверена, что деньги помогут возродить Асконсет, а это пойдет на пользу и ее семье. Кроме того, ее история не совсем выдумка. В Ирландии действительно жила молодая женщина, дочка их друзей. Прошел не один год, прежде чем Карл, наконец, женился, но не на ней.

– Итак, вы согласились стать женой Александра, – заключила Оливия.

– Я пыталась выиграть время, – оправдывалась Натали. – Обещала выйти за него замуж, когда он приедет на побывку. Надеялась, что Карл вернется раньше и женится на мне, а отец, наконец, найдет свой заветный сорт винограда, и мы больше не будем нуждаться в деньгах. Но не в моих силах было остановить водоворот событий. Молодые девушки выходили замуж одна за другой. Это считалось демонстрацией патриотизма – наши мальчики будут защищать своих любимых. Не успела я дать согласие Александру, как уже стояла в маленькой городской церкви и клялась перед алтарем любить его и в радости, и в горе.

– Что вы чувствовали к нему? – спросила Оливия.

Натали не ответила. Она шла между рядами кустов, ласково прикасаясь к виноградным веткам и поглаживая листочки. Саймона нигде не было видно. Оливия слышала отдаленный рокот машины – значит, он на другом поле. Настоящий трудяга – работает даже в выходные и праздники.

Нет, на Теда он не похож. Тед – трудоголик. А Саймон просто любит свое дело.

– Натали?

Натали остановилась, разглядывая завязь.

– А из этого винограда особого, пряного сорта производит ароматное легкое вино. С него-то и начались успехи нашего виноградарства. Он любит прохладный, влажный климат. Он растет в Эльзасе, во Франции. Оттуда мой отец и выписал саженцы.

– На деньги Александра?

– Не совсем, – усмехнулась Натали.

– Как же так?

– Поговорим об этом в другой раз. Вы спросили, какие чувства я испытывала к Александру. – Натали нахмурилась. – Сложный вопрос.

Она помолчала, и Оливия решила ей помочь:

– Расскажите про вашу свадьбу.

– Я была как во сне. Представьте, что вас накрывает огромной волной и некуда бежать. Или вас уносит людской поток, а у вас нет сил сопротивляться. Одно мое слово – и меня подхватило течением. Не успев опомниться, я уже стояла перед алтарем в белом подвенечном платье рядом Александром в новеньком мундире. Мы были красивой парой, говорю вам без ложной скромности. В мои годы это простительно.

Вы видели фотографии. Я улыбалась, выглядела счастливой. И я не притворялась. Какая девушка не мечтает о свадьбе? Я выходила замуж за хорошего человека из уважаемой семьи. Мой муж будет заботиться обо мне и обо всех нас, как только вернется с войны. Родители видели в нем нашего спасителя.

Вспоминала ли я Карла в тот день? Нет. Я не могла о нем думать. Я на целую неделю вычеркнула его из памяти, потому что иначе сошла бы с ума.

Что еще мне оставалось? Решение принято. Мы с Александром помолвлены, а теперь и женаты. К чему теперь спрашивать себя, где Карл и что с ним?

Мне горько сознаваться в этом. До сих пор не понимаю, как у меня хватило сил забыть Карла и улыбаться другому мужчине. Карл тоже спрашивал меня об этом потом, четыре года спустя. Но в тот день он был далеко за океаном. Впрочем, я снова забегаю вперед.

Моя свадьба в марте сорок второго была скромной и тихой. Шла война, погиб Брэд, у нас почти не было денег. После церковного обряда мы обедали у нас дома. Мы с Александром поехали в Бостон на два дня – это был наш медовый месяц. Потом он уехал на фронт.

Какие чувства я испытывала к мужу? Те же, что и множество других девушек, вышедших замуж впервые дни войны. Я была молода и считала, что поступаю правильно. Быстро свыкшись с ролью невесты, а потом и жены, я питала надежды на будущее. Я обрела новую фамилию, новую жизнь. «Мой муж сражается за нашу страну», – говорила я себе и гордилась этим. Над крыльцом нашего дома я повесила американский флаг в знак того, что здесь ждут солдата с фронта.

Я осталась жить со своими родителями в Асконсете. Так было принято среди тех жен, чьи мужья ушли на фронт. К тому же Александр хотел поселиться в Асконсете. Его семья владела обувными фабриками в Нью-Бедфорде и Фол-Ривере, в нескольких часах езды от нашей фермы. Он обещал непременно построить для нас дом, когда вернется. А пока мне предстояло еще закончить школу, да и родители нуждались в моей помощи.

Поначалу я писала Александру каждый вечер. И каждый вечер, надписав адрес и запечатав письмо мужу, я пыталась написать Карлу, но никак не могла найти подходящих слов. Наконец, решив, что они вряд ли найдутся, я просто изложили на бумаге свои сумбурные мысли. Получилось сбивчивое, искреннее, безыскусное письмо. Я была страшно зла на Карла. До меня стало доходить, что я связана отныне и до конца жизни узами брака с другим человеком.

Но этим человеком должен был быть Карл.

Поэтому, злясь на судьбу, я вымещала на нем свою обиду. Я убеждала себя, что он не любил меня по-настоящему и свой гражданский долг поставил выше наших отношений. Поспешив стать добровольцем, рассуждала я, он предал меня, так же как и я предала его. И письма, которые я получала от него раз в неделю, только подтверждали это. Он писал о своих товарищах, о сражениях, но ни слова – о своих чувствах ко мне.

На прошлой неделе мы как раз вспоминали с ним об этом. Карл был уверен, что писал мне о любви, потому что только обо мне и думал. Но я показала ему его письма. Он нахмурился и сослался на цензуру, которая могла вычеркнуть из письма все личное.

Не знаю, собирала ли японская разведка персональную информацию об американских военнослужащих, но я не стала его разубеждать.