Пылающий лед - Виктор Точинов

Под ударами рукояти «дыродела» боковое стекло покрылось сетью мелких трещин, затем вдавилось внутрь. Эта машина, понятное дело, без ключа и чипа не заводилась. Не беда, угонщики давно придумали, как можно обходиться без того и другого, и кое-каким их приемам меня обучили на специальных курсах… Даже практическое занятие, помнится, было: угнать мобиль с парковки перед гипермаркетом. Тогда справился, справлюсь и сейчас.

Я запустил руку под приборный щиток, нащупал нужный шлейф, рванул… Отлично, бортовой компьютер лишился питания, и все его противоугонные системы бесполезны. Теперь обесточить цепь, блокирующую пусковое реле электродвигателя…

Пока я колдовал над проводами, лейтенант Сабитов времени не терял: разогнался, насколько позволяли размеры гаража, и обрушил многотонную громадину снегоуборщика на ворота. Ворота выгнулись, но устояли. Лейтенант повторил попытку, ударив бульдозерным ножом не по центру, а в самый край ворот – и там возникла щель, позволяющая протиснуться худощавому человеку… Всё в порядке, еще пара ударов – и путь наружу будет открыт.

Тем временем мои манипуляции с проводкой продолжались: запитав пусковое реле от провода, идущего к двигателю стеклоочистителя, я получил способный худо-бедно передвигаться мобиль. Большинство систем без участия компьютера не работало – кондиционер не включить и сиденья не отрегулировать. Но мне нынче не до комфорта.

Третья попытка Сабитова привела к успеху – ворота гаража под напором бульдозерного ножа со страшным скрежетом поползли, все более расширяя возникшую щель, и рухнули куда-то в сторону.

– Газуй! – крикнул я.

Не уверен, что лейтенант услышал, но он и без того знал, что делать. Двигатель снегоуборщика взвыл на полных оборотах, и машина рванула вперед, на улицу. Тут же снаружи послышались выстрелы – одиночные хлопки «дыроделов» и автоматные очереди. Похоже, весь личный состав, находившийся на данный момент в особняке, высыпал сейчас наружу поупражняться в стрельбе. Ладно, хоть гранатомета ни у кого из них не нашлось…

Я выжидал, не торопясь подставляться под выстрелы. Пластикатовый корпус «цикады» ни от какой пули защитить не способен в принципе… Пусть уж лейтенант сначала расчистит путь. Шанс на успешный таран у него лишь один, повторить попытку едва ли позволят. Должно получиться, в отличие от гаража есть место для разгона, а скорость у снегоуборщика хоть и невелика, но, умноженная на многотонную массу, даст на выходе вполне приличную энергию удара…

Металлический грохот перекрыл выстрелы. Я вдавил педаль реостата, «цикада» покатила из гаража, плавно набирая скорость. Все-таки бензиновые двигатели, с их большей приемистостью, куда лучше в тех ситуациях, когда требуется резкий старт с места…

Осветительные приборы я не включал. Все внимание охраны сейчас приковано к Сабитову и его многотонному монстру, и правильно, нечего им отвлекаться на маленький двухместный мобильчик, мало ли кто и куда решил прокатиться ночью…

Лейтенант свою задачу выполнил с блеском. Сквозь сумрак белой ночи я отлично видел ограду – каменную, со стилизованными наконечниками не то пик, не то копий на гребне. Видел будку КПП на въезде. А ворот не было, и через их опустевший проем открывался вид на улицу Царского Села, огибавшую Екатерининский парк. По ней сейчас и катит Сабитов, надеюсь, лейтенант ничего не перепутал в горячке прорыва и свернул именно влево, как мы и договаривались… Выстрелы теперь доносились оттуда, из-за ограды. И здесь мой расчет сработал – неторопливо движущаяся громадина создавала иллюзию, что ее можно догнать на своих двоих, стоит лишь хорошенько поднажать. Но, естественно, человеку такое не под силу, разве что генаврам, созданным для быстрого бега.

Однако пришла пора и мне сматывать удочки. Путь открыт, охрана отвлеклась – вперед!

«Цикада» устремилась в серый полумрак питерской ночи.

Но тут открылось одно обстоятельство, поставившее жирный крест на моем простом, но эффективном плане. Обстоятельство именовалось замаскированной огневой точкой, оборудованной «молотком» и простреливающей подступы к особняку. Почему оттуда не стреляли по Сабитову, не знаю. Может быть, дежурство на этом посту не было постоянным, расчет заступал туда при тревоге и подбежал лишь сейчас. Или пулемет, по извечному российскому разгильдяйству, оказался не готов немедленно открыть огонь. Как бы то ни было, лейтенант проскочил, а «цикада» угодила под свинцовый град.

Менять планы поздно, и я вдавил педаль до упора, не жалея обмотки двигателей. Оставалась последняя надежда: пулеметчики здесь никуда не годные, не имеющие боевого опыта вообще и опыта стрельбы по быстро движущимся мишеням в частности.

Но уж если начинается полоса невезения, то не везет во всем… Не знаю, как остальные, но данный конкретный стрелок свое дело знал туго. Первая же очередь угодила в подъездную дорожку аккурат перед колесами «цикады». Красные светлячки трассеров красиво рикошетили от асфальта, позволяя пулеметчику вносить коррективы в стрельбу, и я понял – следующая очередь моя.

Резко затормозил, затем снова ускорился, пытаясь сбить прицел. Напрасная попытка, пули прошили оба правых колеса, мобиль пошел юзом, выскочил на газон… Пожалуй, я был прав в своих догадках – «цикада» принадлежит одному из офицеров, на оперативную машину наверняка поставили бы пулеустойчивую резину.

Я упрямо терзал реостат, пытаясь дотянуть до КПП. Оторваться от погони «цикада» уже неспособна, мне хотя бы оказаться снаружи, за оградой… А там, глядишь, что-нибудь да подвернется.

Но выпускать меня за ограду никто не собирался. Еще одна очередь, на сей раз по аккумуляторному отсеку. Вообще-то он куда менее страдает от стрельбы, чем двигатели на жидкотопливных машинах, не говоря уж об их бензобаках. У мобилей, если пуля пробивает одну из ячеек батареи Ллейтона, остальные продолжают работать в прежнем режиме, запас хода незначительно падает, а мощность и скорость остаются прежними…

Однако «цикада» катилась вперед, увлекаемая лишь инерцией. Электродвигатели не отзывались на движения педали, подсветка приборного щитка погасла. Скорее всего, шальная пуля перебила главную шину питания. И мобиль превратился в мертвую груду пластика и металла.

Отъездился…

13. Обыкновенная история

– …впятером, все по очереди. Потом передохнули и снова по кругу. И спереди, и сзади, и в рот, и по двое зараз, и по трое, и во всех позах, кто что придумает. «Благородие» большим выдумщиком оказался… Думала, сдохну там, в крови своей и блевотине. Но не сдохла, живучая оказалась… Как наигрались, поехали от Ибрагима, я в седле сидеть не могла, так привязали к лошади, всю спину ей закровила… По дороге двоим еще раз приспичило, прямо под кустиком разложили. А мне уже все равно стало… Думала, до замка доедем, там все и кончится, затрахают всей кодлой за ночь до смерти – и пусть… Но не доехали. Не повез меня «благородие» в замок. На каком-то полустанке оказались, не знаю где, все как в тумане было… Там эшелон стоял, вагоны с зэками. Неделю уже стоял, может, рельсы впереди взорвали, может, паровоз сломался, мне не докладывали… Кое-кто из зэков в побег наладился, и не всех поймали. Ну и продали меня вертухаям, чтобы у тех счет сходился. За канистру разведенного спирта. За пятилитровую.

Настена продолжала рассказывать – неторопливо, равнодушным голосом – о подробностях своего путешествия на Север. Ничего не пропуская. Обо всем, что с ней в первый же вечер проделывали охранники эшелона, компенсируя потраченный спирт. И о том, что происходило потом: и в поезде, и на пешем этапе, и в лагере, неожиданно оказавшемся на территории самозваной республики… И затем, на строительстве печорских укреплений. Везде одно и то же. Побои. Издевательства. Изнасилования, которые быстро перестали быть изнасилованиями – превратились в способ получить лишний кусок хлеба. Или просто в еще одну рутинную повинность после изнурительного рабочего дня.

Хотелось зажать уши и ничего не слышать, но Алька слушал. Внимательно. Каждое слово Настены ложилось кусочком раскаленного металла, выжигая душу.

– Вот так я и жила, Аленький. Если это жизнь… И тут – ты. Зачем? Зачем явился? Я ведь ту жизнь, прежнюю, глухим забором заколотила – не было ее, ничего не было… Зачем напомнил?!

Алька не знал, что сказать. Как тут утешишь… После такого не утешают. За такое надо мстить. Убивать…

Не утешают – но он все-таки попытался. Говорил, что все теперь в прошлом, что жизнь продолжается и будет совсем-совсем другой, что все забудется, как страшный сон…

Говорил и сам чувствовал – неубедительно звучат его слова… Фальшиво. Наверное, потому, что сам не верил в то, что произносил. Вернее, верил, и правильные в общем-то вещи излагал, но… Но в данном конкретном случае… Как такое позабыть? И Настене, и ему – как?!

– А знаешь, что самое страшное, Аленький? – спросила Настена, когда его утешения иссякли. И сама себе ответила: – Самое страшное, что все это под конец мне стало нравиться…