Пылающий лед - Виктор Точинов

Не развернулась и не зависла. Грохот стал тише, еще тише, еще… Вертолет удалялся. Алька не понимал ничего. Пилот спешил на другое задание и не обратил внимания на кучку людей, счел недостойной целью? А тогда зачем болтался столько времени у реки? Ледоходом любовался?

– Подъем! – произнес чей-то незнакомый, каркающий голос.

Алька кое-как поднялся, чувствуя, как безмерно устал за сегодняшний день. Пока двигался, не замечал, но стоило полежать какую-то минутку на перине из мха, и мышцы объявили забастовку, настойчиво требуя отдыха.

– Берите груз, – скомандовал тот же голос, и Алька с удивлением понял, что принадлежал он не столетнему старцу, как показалось сначала, а Командиру.

И выглядел тот именно так – лет на сто. Стоял ссутулившись, лицо покрылось глубокими морщинами, и пот катился по нему не то что каплями – струйками.

Алька пытался связать воедино эти два факта: странное преображение Командира и не менее странную слепоту, поразившую вдруг вертолетчиков. Ничего толкового в голову не приходило, а потом он увидел нечто совсем уж удивительное, заставившее на время позабыть о прочих странностях.

На первый взгляд произошло все безобидно: Командир снял повязанный на голову платок, отер им катившийся по лицу пот, скомкал мигом промокшую тряпку и запихал в карман. Затем достал из другого кармана свежий платок и повязал тем же манером. Вот и все, больше ничего подозрительного он не сделал.

Да только Алька во время этой операции успел хорошо разглядеть чисто выбритый затылок Командира. «Балалайки» там не было. И не было разъема, куда ее надлежит пристыковывать.

Еще раз, для непонятливых: «балалайки» не было! Как же он, не произнося ни единого слова, умудрялся командовать «выдрами»? На самом деле вовсе даже не «выдрами», но все равно – как же умудрялся?

И даже шрама от удаленного разъема не оказалось…

А «балалайку» ведь не просто так носят пристыкованной снаружи, несмотря на все неудобства подобного способа ношения: приборчик фактически беззащитен от случайного удара по затылку (или не случайного, злонамеренного). Но в тело человека «балалайку» не вживить, слишком уж она нагревается при работе. Весь ее корпус фактически сплошной керамический радиатор, отводящий тепло в атмосферу. «Таблетка», как в просторечии называют идентифицирующие чипы, дело иное – работает кратковременно, лишь когда при проверке сообщает прошитые данные о своем владельце. Но для внешней связи «таблетка» никоим образом не годится.

Вновь шагая по моховым кочкам с опостылевшим грузом, Алька подумал, что Командир не человек. И даже не генавр (те люди только по документам, а с точки зрения биологии и генетики – нечто совсем иное). Командир – киборг! С мощным компьютером внутри, с металлическим скелетом, с атомной батареей… И кровь его – не только кровь, но и охлаждающая жидкость, не позволяющая перегреться всей спрятанной под кожей машинерии…

Чушь и ерунда, конечно, происходящая прямиком из стереобоевиков, столь любимых в детстве. Гораздо логичнее было предположить, что в «Науком» научились-таки делать вживляемые «балалайки», не нагревающиеся при работе. Позже Алька додумался до этой простой мысли, но в тот момент был уверен: если бы «орел» все же успел ударить своей заточкой, глубоко в тело Командира она бы не ушла, заскрежетав по металлу…

А он, Алька, заключил сделку с дьяволом. С дьяволом нового времени, без копыт, рогов и мохнатого хвоста. С дьяволом, нашпигованным сталью и электроникой. Дьявол и вправду не обманывает тех, кто имеет глупость ему поверить. На Станцию? – легко! Мимо всех постов и фильтров? – да запросто! В новый мир? – ничего легче!

Только вот раем новый мир при таком раскладе никак не окажется. Чем угодно, только не раем.

Пока Алька погружался в пучины не то мистической кибернетики, не то кибернетической мистики, вновь случилась заминка. На сей раз причиной ее стал одышливый старичок из местных, тот самый, что рискнул спросить о предстоящем маршруте. Здоровье старичка явно не позволяло ему совершать пешие прогулки с тяжелым грузом: спотыкался он все чаще, кашлял все надрывнее, а под конец просто упал и не смог подняться. Даже не пытался – лежал с закрытыми глазами, тяжело, прерывисто дышал, лицо стало желтовато-серое, как плохая, из вторсырья сделанная бумага.

Командир объявил привал. Местечко было сырое, болотистое, но люди повалились на мох, даже не пытаясь выбрать, где посуше… Командир наклонился над стариком, подержался за запястье, приподнял веко… Старик на все эти манипуляции никак не реагировал. Лишь когда в его руку вонзилась игла шприц-тюбика, вздрогнул всем телом.

Подействовало снадобье быстро: минуты не прошло – старик открыл глаза и произнес:

– Не дойду я до Усть-Кулома… Да и остальные не сдюжат. Три сотни верст, а скоро болота пойдут сплошные, не обойти…

– Дойдешь, – сказал, будто отрезал, Командир. – И остальные дойдут. Я знаю короткий путь.

Голос его вновь звучал твердо, морщины разгладились, словно незаметно для остальных Командир вколол и себе дозу чего-то бодрящего.

Алька удивился не услышанному диалогу, а своей на него реакции.

Прежнего Альку – ну хотя бы того, что еще утром выпрыгивал из подбитой «Иволги» – возмутили бы такие речи. Триста километров?! С их-то скоростью? А кушать, извините, что? Он не понаслышке знал, как быстро человек слабеет от голода и становится неспособным к тяжелой физической работе… Не говоря уж о болотах, по сравнению с которыми их нынешний путь может показаться городским проспектом, широким и ровным.

Новый Алька смотрел на проблему куда более оптимистично. Командир сказал: дойдут, – значит, дойдут. И пропитание какое-нибудь отыщут, бродят же тут наверняка олени, или лоси, или что-нибудь еще съедобное… Дьявол, даже кибернетический, всегда выполняет свою часть сделки.

А потом была ходьба, ходьба, ходьба, ходьба, короткий привал, снова ходьба… По сторонам Алька уже не глазел, все равно ничего нового тут не увидеть… Смотрел лишь под ноги, чтобы не споткнуться ненароком. Пересменка носильщиков теперь сама собой отменилась, и оказаться в паре с Настеной не стоило надеяться… Может, и к лучшему, пустой, не узнающий взгляд девушки не так давно подействовал на Альку, как нокаутирующий удар. А он и без того близок к состоянию, называемому боксерами «грогги». Надо обязательно поговорить с ней, растормошить, заставить узнать его… Но не сейчас. Позже и без свидетелей. Найдется подходящая минутка, не век же им корячиться под этой тяжестью.

Задумавшись, команду на очередной привал Алька не услышал. Или же органы чувств начали давать сбои от непомерной усталости… В общем, он сделал пару лишних шагов, увлекая за собой всю тройку, впряженную в контейнер. И в буквальном смысле уперся носом в черный бушлат остановившегося впереди человека. Тот не дернулся, не ругнулся, стоял неподвижно и молча. И так же застыл рядом с ним Алька, разглядывая маленький треугольник на черной ткани бушлата. Треугольник образовали три отверстия – маленькие, едва заметные, словно проколотые шилом. Из отверстий торчали наружу обрывки нитей…

Нечто подобное Алька видел сегодня утром (целую жизнь, целую вечность назад) на ватнике убитого сепаратиста: белые траурные цветы, распустившиеся на спине. Только тогда человека и его одежду прошили насквозь большие пули из армейского «абакана». А здесь – из спецназовского «скорпиона», конструкторы которого сознательно уменьшили размеры и вес пули до предела, чтобы максимально увеличить количество носимого боезапаса… Поэтому результат выглядел иначе, не столь заметно. Но причина его сомнений не вызывала.

Что все это означает, Алька не стал думать. Не позволил себе размышлять на эту тему… Командир сказал: дойдут, – значит, дойдут. Сказал: на Станцию, – значит, на Станцию, мимо всех фильтров.

Все остальное не имеет значения. Абсолютно не имеет.

10. Собака женского пола

Коридорчик перегораживала невысокая стойка. Вернее, стойкой из пластика, дурно имитирующего настоящее дерево, она казалась бы всем, приближавшимся с другой стороны коридорчика. Я же подходил изнутри здания и видел: на самом деле это пульт с несколькими рядами кнопок и тумблеров и двумя стереоэкранами.

– Тимоха? – окликнул меня человек, сидевший за пультом на вращающемся кресле. – А где Равиль?

Я подозревал, где сейчас Равиль. Там же, где и Тимоха, за которого принял меня человек, – в комнате трибунала. Но объяснять ничего не стал, молча приближался. Расчет оправдался: ярко-оранжевый вертухайский фартук оказался отличной маскировкой именно благодаря своей вызывающей расцветке. В фартуке? Фигурой напоминает Тимоху? Значит, он и есть, и незачем вглядываться в лицо… Понятно, слишком долго работать такая маскировка не могла, да мне и ни к чему, несколько секунд заблуждения вполне достаточно.

Отпущенные мне секунды истекли. На челе коридорного сидельца отразилась тяжкая работа мысли: отчего это Тимоха выглядит не совсем как Тимоха? Вернее, вовсе даже иначе выглядит? Мысль еще трудилась, а рука уже тянулась к пульту, наверняка к тревожной кнопке.