О людях и нелюдях - С. Алесько

— Я не кричал "Люди!" — заныл мальчишка. — Я сказал: людь, кошак и кобель.

— Парень, за языком следи. Я не кобель, я — пес.

— Велика ли разница? — усмехнулся мужик, впрочем, довольно беззлобно.

— Для меня велика, — ответил Дрозд.

— Да ладно вам к словам цепляться, — вступил в разговор рыжий. — Хозяин, мы твоего пацана не трогали. Это он нашу подружку чуть с ног не сбил.

— Подружку? — переспросил волк, подходя к путникам и внимательно разглядывая девушку, отчего той стало не по себе. — На Лихой, что ли, собрались?

— Да какой Лихой, — махнул рукой кошак. — Просто идем вместе, дорога свела. Знаешь, как бывает?

— Не-а, не знаю. Я по дорогам не таскаюсь, у меня семья.

Мальчишка тем временем перекинулся назад в волчонка и нырнул под ближайший забор. Остальные звереныши уже давно разбежались, зато из домов стали появляться взрослые оборотни. Винка прижалась к Дрозду, он приобнял ее за плечи.

— Это что еще за оборванцы, Чуткий? — поинтересовался подошедший селянин, смахивающий на медведя комплекцией и косматостью.

— Да вот, бродяги какие-то, — ответил волк. — Людину с собой таскают.

Винка с неудовольствием услышала знакомое слово. Видно, оно и впрямь нехорошее, ведь мальчишка называл ее по-другому. А сейчас детей поблизости нет, и взрослые в выражениях не стесняются.

— Мы не бродяги! — возмутился Вьюн. — Идем в Запечинки, к моему дядьке. Всего-то хотели дорогу узнать, а вы сразу зубы щерить да хвосты задирать.

— Мы пока еще не начинали, — проговорил пожилой мужик. — А скажи-ка, рыжий, как твоего дядьку кличут?

— Шорст.

Собравшиеся вокруг оборотни запереглядывались, несколько кивнули.

— Проживает в Запечинках такой кошак, — подтвердил один. — Я его знаю. И вроде даже говорил он как-то, что сестрица у него в городе, не помню, в котором. Мол, давно ничего от нее не слыхал.

— Ладно, тогда ступайте с миром, — собравшиеся расступились, давая путникам возможность пройти.

— Ну вот, так бы сразу, — проворчал Вьюн. — Мало стражи на дорогах, еще и в Землях Клыкастого свой брат-оборотень начнет препоны чинить.

— Почто ж вы с собой людину водите? Были б вдвоем, никто б вам слова не сказал. А так… Может, вы девку умыкнули, и за вами следом стража пожалует, а то и Соколиный отряд пришлет. Нам свои шкуры дороги.

— Неужто князь теперь и за пределы своих земель за оборотнями выезжает или людей отправляет? — спросил Дрозд.

— Нет, мы о таком не слыхивали, но граница близко, и один Клыкастый ведает, что душегуб темными ночами измышляет. Особливо, опять же, если выяснится, что мы лиходеев каких привечали.

— Никакие они не лиходеи, и никто меня не крал, — не выдержала Винка. — И никто не ищет. Я сирота. И мы вовсе не собирались обижать волчон… мальчика. Я просто хотела его погладить…

Селяне-оборотни уставились на девушку, будто на ненормальную.

— Может, меня погладишь? — не растерялся молодой парень, и его уши на глазах стали превращаться в собачьи, но не торчащие, как у Дрозда, а с обвисшими кончиками.

В толпе раздались смешки. Местный острослов высвободил из штанов лохматый хвост и вовсю завилял им. Девушка с раздражением подумала, что для полноты картины ему следует вывесить изо рта длинный собачий язык, но произносить это вслух не стала.

— Есть у нее, кого погладить, — заверил оборотней Вьюн, начиная покусывать губу, чтобы не рассмеяться.

Дрозд, к собственному удивлению, не сумел сдержать звериного рычания в адрес дурашливого парня, но привычные к подобным проявлениям чувств нелюди не обратили на это ни малейшего внимания.

— Я маленького хотела погладить… — попыталась оправдаться Винка.

— Твои дружки тебе и маленьких наделают, ты только скажи! — послышалось в ответ, похохатывания усилились.

— Вьюн, узнавай дорогу и пошли отсюда, — проворчал Дрозд, лучше девушки знакомый с остроумием нелюдей.

В Запечинки пришли на следующий день. Маленький мальчик, которого Вьюн ловко ухватил за рубаху, когда тот пытался пролезть под забор за старшими детьми-щенятами, указал им дом Шорста. Весть об их приходе опередила самих путников. Видно, кто-то из вездесущей ребятни сообщил. Стоило парням и девушке подойти к калитке, как из дому вышел мужик в возрасте. Увидел Вьюна, на миг остановился, потом быстро подошел к забору.

— Где Лапка? — спросил грозно, не сводя глаз с рыжего. — Куда ты ее дел, прохвост?

— Я… Она… — забормотал Вьюн.

Винка с Дроздом недоуменно переглянулись. Неужели Вьюн и здесь успел что-то натворить? А говорил, в родном селении матери не бывал.

— Ох, что это я, — тряхнул головой мужик. — Ты ж молодой совсем, значит, не Вьюрок. Погодь, сын его, что ли?

— Ну да… Его и Лапки… Вьюном меня кличут.

— Племянничек, значит, — оборотень критически оглядел рыжего, потом его спутников. — Компания у тебя подходящая: пес и людина. Батя твой тоже с кем только не таскался.

— Вот так прием, дядюшка, — затянул капризным голосом быстро пришедший в себя Вьюн. — А мне мамка сказывала, любимый братец ее детей завсегда примет.

— А чего ж она любимого братца забыла? — Шорст не собирался сдавать позиций. — Уж сколько лет от нее ни слуху, ни духу. Последний раз весточку получил, когда ее старшенькой десять стукнуло. Ты тогда еще сосунком был.

— Не сосунком уже, — снова насупился Вьюн. — Но до первого оборота еще долго оставалось. А весточек больше не слали, потому что после у нас все скверно стало. Мамке, верно, стыдно было рассказывать.

— Вот как? А сейчас наладилось, раз тебя прислала?

— Какое там… Я сам пришел. Мамка уж давно померла, а батя еще раньше…

Шорст опустил голову, постоял немного молча, потом открыл перед путниками калитку.

— Ну, проходите, — буркнул он. — Чего через забор-то разговаривать…

Войдя в дом, оказались в просторной общей комнате с печью и большим столом, на котором месила тесто жена Шорста. Винка с любопытством огляделась: интересно, насколько житье-бытье сельских оборотней отличается от ее собственного, оставленного не так уж давно. Особых различий заметить не удалось. Бревенчатый чисто убранный дом, печь, широкие лавки, выскобленный стол, вышитые цветами да птицами занавесочки на окнах, пучки ароматных трав по стенам. Даже несколько пуликов имелось, таких же старых и выцветших, как у отчима. Да и сами хозяева, Шорст с Рыбкой, внешне ничем не отличались от людей-селян, разве что у хозяйки в широком вырезе льняной рубахи не виднелся крылик.

После того, как все представления закончились, и гости уселись на лавку у окна, хозяин спросил:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});