Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

Боб часто нервничал на сцене, зло кричал в микрофон, гневно прыгал, топал ногами, проявляя огненный темперамент, сжирающий его изнутри. Это было в моменты, когда зал вяло аплодировал, не находилось достаточно добровольцев для конкурсов или Маша с Мустафой долго подносили реквизит для игр. Я разряжал атмосферу:

— Не волнуйтесь, всё под контролем. Просто Боб сегодня повторно ходил к проктологу и ещё не оправился от исследования. Вдобавок ему поставили свечи с перцем.

Или:

— Его сегодня забыли выгулять и покормить, вот он и расстроился немножко. Слюна не ядовита, не обращайте внимания, биологической опасности заражения нет.

Шутил я над Бобом постоянно, по-русски он понимал гораздо хуже, чем говорил по-английски, от которого я его тоже освободил. Но вследствие выраженного эгоцентризма и землепупизма смех и улыбки шеф принимал на счёт своей харизмы и потерянного ещё в ясельном возрасте обояния. А может он и впрямь считал, что наша публика понимает, о чём он там талдычит на гюльбэ-бэрмэнктэ-чалышеяр, и тоже добавлял туда шутки и остроты. Иногда после шоу он спрашивал у меня, что значат те отдельные слова, после которых особенно смеётся публика, такие как: дурачок, турецкий Паша Воля, кащей безмозглый, дибилушка, дрищ Патрикеевич, бобовый стручок, глист с микрофоном, ах ты горюшко бобовое. Мы говорили, что это хорошие слова — слова почёта и уважения. Особенно ему понравилось слово «дурачок», и он его активно применял в общении с туристами, которые казались ему заслуживающими уважения.

— Как дила, дурачок? Харашо? — кричал он дядям с внушительной пивной комплекцией. — Давай, дурачок, сюда можно?

От окунания в бассейн и физических расправ после таких серьёзных заявок, Боба спасали величие души русской и вековая невосприимчивость славянским народом насмешек от тщедушных и юродивых. Оглядывая комплекцию Боба и невольно проникаясь внутренним сочувствием, дяди давали ему шанс повлачить ещё своё жалкое исхудалое существование на белом свете.

Также Боба интересовало, что такое — «губка Боб грязные носки». Мы перевели, что это титул возвышения — предводительства среди русских, принадлежность к элитарному обществу.

— Я здесь работать. Губка Боб грязные носки, — представлялся он при знакомстве.

Видя в ответ улыбку, он важно подтягивал вверх нижнюю губу и задирал подбородок. И страшно раздражался, брызгал слюной, когда юные отдыхающие кричали ему: «Эй, спанч-Боб, привет, дурачок».

— Йа, это что, какой спанч, йа? Сам спанч, йа, салак. Я Губка Боб, йя! Я шеф бурда, йя!

Так или иначе, на вечернее шоу стала собираться публика, и с полным залом работалось интереснее и веселее. Под сценой у нас была гримёрка со множеством костюмов, разной степени изношенности. Парики, шляпы, аксессуары в виде клоунских носов, накладных бород, бабочек, галстуков, очков. Громадное по протяжённости зеркало во всю стену над трюмо. Закупленный актёрский грим, краски использовались во всю, как для преображения гостей — участников конкурсов, так и для нас самих.

Когда проводился конкурс мистер отеля, мы препровождали участников под сцену — в гримёрку. Губка Боб в это время был настроен на турецкую волну вещания, ваш покорный слуга упражнялся в остроумии над ним на сцене, пока остальные «натуральные» аниматоры готовили участников к настоящему мужскому конкурсу, в котором всё насквозь пропитано патриархатом и духом шовинизма — к танцу живота. И вот первый преображённый участник выталкивался из-за кулис. Боб ходил вокруг него кругами, как заправская сваха, вопрошая: «Что это, йа? Моя не знать. Астарожна».

Мужчина, скрытый под париком, с накрашенными губами и глазами в восточной юбке и позванивающим позолоченными монетками поясом, вызывал восторг и одобрительный рёв зрительного зала. Надписи «kiss me» на груди и сердечки, сотворённые акварелью, дополняли портрет.

— Как тибя зовут? — спрашивал Боб и отрицательно цыкал, когда участник по привычке называл своё имя. — Нет, йок…. Фёдор — нет, неможна. Зульфия можна?

И новоиспечённая Зульфия зажигала, насколько позволяло умение двигать бёдрами и тазом и раскованность по системе всё включено, под ритмичные напевы мизмара, настукивания таблы и дохола. Чем сильнее было подпитие гостя, тем больший отклик из зала и щёлканье фотоаппаратов встречал её танец.

Что касается нашего облачения, то Боб традиционно наряжался во фрак, чёрный или бардовый с вышивкой и становился похож на ходячего сверчка, каким его изображали в ряде диснеевских мультиков. Я же предпочитал разнообразие. На мужские конкурсы превращался в манерного, слегка женственного, с лёгкой придурью — пирата, копируя повадки и походку Джека Воробья, одевая похожий парик с дредами под бандану. Или рисовал чёрной акварелью маску Зорро вокруг глаз в дополнение к белой рубашке и пластмассовой игрушечной шпаге. А для выбора мисс Роуз Отель, я предпочитал костюм Тарзана. Хотя костюмом это назвать было сложно, поскольку присутствовала только набедренная повязка леопардовой расцветки.

Первый раз в неё облачившись, я решил, что моё появление тоже должно быть чуточку диким. И вот настал момент, когда Боб распылялся и расплёвывался на сцене, о чём-то разглагольствуя, и повернулся по привычке с микрофоном в мою сторону, чтобы я переложил на понятные слова его ахинею. Но меня там не оказалось. Боб удивился такому положению дел и выразил растерянность в стандартном монологе: «Что это, йя? Где Алекс, катастрофа, салак, йя? Аминокуюм».

Выдержав эффектную паузу, я появился на крыше сцены, имеющей форму горки, под заранее направленным вверх лучом одного прожектора, и закричал на языке джунглей. Когда гости, особенно внимательные дети, стали указывать вверх и скандировать «Алекс», я повторил рёв и полуспрыгнул — полусверзился по опорным металлоконструкциям с пятиметровой высоты. Порезы о неудачно положенную черепицу и что-то похожее на сажу трубочиста, достоверно дополнили мой облик человека, воспитанного обезьянами.

Но сам Боб не очень обрадовался сценическому имиджу дикаря, поскольку я счёл, что занятие переводчика не соответствует моему имиджу и говорил утробно — рыча в микрофон: «Моя есть Тарзана. Моя хотеть женщина». Тарзана оказался капут как невменяем и никак не собирался перевоплощаться в Алекса. Пришлось Бобу после закатанной истерики и снятия стресса за счёт пинания декораций и стучания микрофоном по бандане, подключать к суфлёрству Машу. Зато задача с вызовом участниц на сцену из-за возможной застенчивости девушек решилась очень просто. Я выхватывал из зала заранее приглянувшуюся мне красотку, пребывающую в окружении подруг, забрасывал на плечо и, взбегая с ношей на сцену, усаживал в отведённое для конкурсанток кресло. Когда был в настроении пошалить или девица была особенно хороша, я, под смех гостей и возмущённые непредвиденной задержкой вопли Боба, проклинающего весь Тарзаний род и писателя-салака, создавшего этот образ отважного дикаря, убегал с красоткой в противоположную от сцены сторону. Там, под пальмовыми софитами, у кромки ночного бассейна, Тарзана бывало неоднократно заключал устные соглашения по обоюдному согласию сторон о ночном свидании, скрепляемые кратким поцелуем и возвращался к беспомощно мечущемуся по подмосткам шефу, спешащего прекратить этот бардак, в котором роль главного действующего лица принадлежит не ему.

Как правило, девушки Тарзана к добродушно-печальной зависти Мустафы и к чёрно-язвенной Боба, становились обладательницами титула мисс Отель. Был и обратный вариант, что обладательницы титула мисс Роуз отель становились на пару ночей девушками Тарзана.

Мустафа и Марио, лентяйничающие днём и не надрывающиеся вечером, а посему, не имеющие такую известность в отдыхающих кругах, пытались заполучить девичьи сердца и другие прелести иным способом. Недоступным к практическому применению утончённо-мужественному молодому человеку, выросшему на книгах Эдгара Берроуза, Вальтера Скота и Жюль Верна.

Заприметив среди свежезаселившихся туристов привлекательную барышню, Мустафавн общался с ней по-дружески в течение пары дней, завоёвывая доверие профессиональным приёмом — «я безобидный крошка-Енот». Брал с её ведома поносить какую-нибудь вещь, принадлежавшую соблазняемому объекту, чаще всего в роли вещи оказывалась бейсболка или очки. И затем, когда девушка интересовалась, когда ей будет возвращена любимая кепка, Мусти сообщал, что намерен вернуть желаемое при очной встрече на пляже. Судя по постоянно пополняющейся коллекции захваченных трофеев, процентный показатель желающих вернуть своё добро таким экзотическим способом стремился к нулю. Более того, девушки, отчаявшись уговорить ребят вернуть им вещь просто так, обращались с подобными просьбами ко мне. Ситуация была щекотливая, поскольку тайно изымать и возвращать амуницию жертвам обмана было бы непочётно и не по-компанейски и могло бы привести к разладу в сложившейся приятельской атмосфере в нашем трио. Силовой метод также способствовал бы падению командного духа, поэтому я подсказал барышням метод защиты — пригрозить жалобой в письменном виде через ресепшен. Эта угроза срабатывала со 100 процентным результатом, и, ввиду низкого кпд у способа устраивать себе личную жизнь, ребята отказались от подобной практики, не приносящей результат.