Упади семь раз - Лия Лин

Входная дверь скрипнула. Надин, налившаяся красками удовольствия, томно повиливая бёдрами, вошла в кухню. И заговорила вкрадчивым голоском:

– Лейк, ну ты чего?

– Да ничего!

– Обиделась? Ну и глупо. Всё случайно получилось. Я встретила Матвея на лестнице и сквозь ткань рубашки увидела тату. А парень рукав задрал, я попросила – выше. Ну, он сказал: пошли домой… я там сниму рубаху. А я сама с него всё сняла. Оххххххх, Лейка, он же ходячая картина! На коже все татушки, как живые. Ну я ему: потрогаю? Он: трогай. И я погладила сначала по спине. Потом рука сама скользнула на живот. И он такой горячий. Я просто не могла остановиться… Ну, это выше моих сил!

Надька жадно надкусила яблоко. Я молчала.

– Ты не поймёшь…

– Ну отчего же? – подкипела я. – Очень даже понимаю.

– Матвей – ходячее произведение искусства. А какая ветка сакуры у него в интимном месте! Я как увидела, чуть не скончалась… – Надька продолжала переживать сладость соития. – А ты заметила меч на левом плече?

– Больше мне делать нечего, как вглядываться в его бицепсы! – взбесилась я.

– А чего тогда так долго на нас пялилась? – съязвила Надин.

– Ну-у-у, знаешь, Надь, мало того что я разволновалась, а мне это сейчас вредно, ты ещё и издеваешься! Спишь с кем попало, а я должна на вас натыкаться?

– Вот не надо приходить к мужчинам с дурацкими плюшками. Думаешь, им пироги нужны? А вот я, кстати, от шарлотки бы сейчас не отказалась.

Я почувствовала себя полной идиоткой: Надька успела рассмотреть не только мою растерянность, но и несчастный пирог в руках. Молча подвинув к подруге тарелку, я опустила голову, не желая видеть довольное лицо Надин.

– Лейка, не обижайся. Я ж пошутила. Ты у нас хорошая, красивая. Захочешь – Матвей может и с тобой переспать. Он, судя по всему, без комплексов. И любовник отличный.

– С дуба рухнула! Оно мне надо? – Я подскочила от негодования, припомнив, что Надька и со Стасом опередила меня в постели.

Но уж теперь дудки! Тем более Матвей – не Стас. Мне нравится в мужчине шарм, остроумие, обаяние – всё то, чего и близко нет в Матвее.

– Скажи, а зачем ты трахаешься с мужиками? – После сегодняшней сцены у соседа я уже не выбирала выражений.

– Для вдохновения. Ни один мужик не стоит картины, но может вдохновить. Секс – как наркотик, я беру из него ту силу, которую переношу в полотна. Конечно, мне нужен не тупой секс. А так, чтоб чувствовать себя желанной. Обольстительной. И самой быть в состоянии влюблённости. И чувствовать влюблённость в себя. Без этого ничто не рождается и не вращается во мне. На самом деле, когда я пишу картину – это наивысший оргазм, это дикое удовольствие, сильнее, чем с любым мужиком. Но без эротической подпитки картины получаются сухие, безжизненные.

Надька уничтожала остатки шарлотки, жуя без остановки. И так же без остановки продолжала рассуждать.

– А вот когда во мне бродит желание и я нравлюсь, знаешь, какое всё живое и наполненное получается. Вот ты сразу сможешь отличить, что написано, когда я была влюблённой, и что написано, когда у меня не было мужика.

– «Красные маки» – это точно от большой страсти?

– Ага. Угадала. У меня тогда такой любовник был потрясающий. Самец. Мы прямо в мастерской на полу как две змеи сплетались. А потом он уходил, а я писала всю ночь как одержимая. Он так и называл меня «женщина с кисточкой».

– А твой натюрморт с вазой невыносимо скучен.

– Я механически его нарисовала. В унынии, что нет любви.

– А почему ты ко всем так быстро остываешь? Может, тебе найти кого-то одного и любить только его?

– Ты не понимаешь! Мне постоянно нужны новые впечатления. Острые, сильные. Они стимулируют к творчеству. Я могу любить. Мужа своего любила. Целый год! Но привычка ослабляет чувства. А быт тем более. И всё… Понимаешь, всё! Кончается желание. Кончается интерес друг к другу.

Шарлотку подруга осилила полностью, удовлетворённо откинувшись на кухонном уголке. Глисты у неё, что ли? Столько всё время ест и ни капли не полнеет.

– Нет, я не понимаю, ведь если любовь настоящая, она сразу не кончается. Ты живёшь любимым человеком, дышишь им – каждый день. И не надоедает. Нисколечко. Наоборот, скучаешь без него. – Я тоскливо пыталась спорить с Надькой.

– Лейка, мы о разном говорим. Ты – наседка. Полюбила – замуж вышла – родила. Кастрюли, котлеты, пелёнки. Я бы сдохла от такой скуки. И картины писать перестала бы. Мне нужен полё-ёт! Лёгкость! Свобо-ода!

Нельзя сказать, чтоб я не понимала Надьку. Понимала. Она натура творческая, мятежная. А я – простая. Мне в любви всегда хотелось преданности. Что за радость – переспать и навсегда расстаться? Только сердце надрывать… Ну, получилось так со Стасом… Но ведь не по моей вине. Я верная. Да только кому это нужно?

– Лейка, не грусти. И на твоей улице перевернётся грузовик с пряниками. – Надин обняла меня за плечи. И ушла в душ.

10

Если собака взбесилась, значит ли, что взбесится и корова?

Корейская пословица

Бывают дни, когда карты раскладываются в ненужные пасьянсы, а звёзды выписывают головокружительные комбинации, чаще всего – неприятные.

Всё ещё негодуя на Надьку, я пыталась успокоиться, накрывая на стол. Скоро дети вернутся, наверняка голодные. Да, я клуша. И не могу переспать с мужиком просто так.

Добило меня окончательно то, что теперь опять придётся что-то готовить: пирог уничтожен, а фруктов с борщом моей ораве не хватит.

Джулька хвостом вертелась возле меня, заискивающе поцарапывала лапой, скулила. Затем начала требовательно лаять. Ох, я же забыла её выгулять, бедная собака. Надо срочно идти, но тогда не успеваю ничего приготовить. А Надька, зараза, застряла в ванной.

Спас меня звонок в дверь. Напевая «Осенний поцелуй», в прихожую ввалилась Андре. Сапоги цвета ржавой листвы, гламурный шарфик поверх распахнутого лёгкого плаща, элегантная сумочка. На высоченных тонких каблуках она казалась миниатюрной – ага, сказывается Надькино тлетворное творчество, тьфу. «Кающаяся Анна-Магдалина», однако, выглядела вполне довольной жизнью.

– Ань, пожалуйста, погуляй с собачкой! – Я заискивающе посмотрела на подругу. – Только её никак нельзя спускать с поводка, опять ведь забеременеет.

– Ладно, похожу с ней пару минут вокруг дома. Но с тебя вкусный обед!

– Ага. – Я уже резала соломкой картошку.

Глянув на себя в зеркало, Анька осталась довольна и гордо повела мою дворняжку на прогулку.

Надо отметить одну особенность Джулькиной натуры: она ненавидит гулять на привязи. Оказавшись на улице, псина начинает бешено рваться, хрипит из-за давящего ошейника, но усердно загребает лапами и тащит меня за собой, как лошадь телегу. Обычно нервы и руки не выдерживают этой пытки, и я отпускаю животное на все четыре стороны. Когда у неё течка, то муки прогулки умножаются на десять, потому что собака не просто рвётся с поводка, а буквально вешается на нём, к тому же дико подвывая от истомы.

Всё это произошло и с Анькой. Пробежав метров десять и чуть не лишившись правой руки, она отпустила бешеную псинку. Та, не оборачиваясь, умчалась вглубь дворов, где и пропала.

– Джуля, кис-кис-кис…

Андре не спеша посеменила следом. Но пройдя несколько кварталов, не на шутку растревожилась и уже тоскливо покрикивала «Джуууууууууляяяяяяяяя», не особо надеясь на отклик. Вдруг ей показалось, что за мусорными бачками мелькнула знакомая рыжая шкурка. Проваливаясь каблуками в песок, Анька свернула к помойке.

– Джууууууууля, девочка, иди ко мне, – тут Анька осеклась. Глазам её предстала следующая картина…

На низкорослую дворняжку взгромоздился довольно крупный пёс породы колли. И совершал то самое, к чему стремятся все самцы возле помоек – мерно двигался над Джулькиным задом.

Анька завопила, как подорванная:

– Во-о-о-н! Пошёл вон!

Самец не реагировал. Желая защитить Джулькину невинность, Андре схватила ивовый прут и хлестанула колли по спине. Тот продолжал свои упражнения. Удары поводком тоже не приводили кобеля в чувство. В отчаянии Анька пнула неподатливую псину каблуком.

После этого Джуля попыталась бежать, и колли поехал на ней сверху, не отцепляясь. Как приклеенный.

– Ах ты, развратник! – рассвирепела Анька. И набросилась на него с новой силой. – Моя бедная девочка… – приговаривала она, покуда не увидела сладострастную морду сучки, на которой было написано не только непротивление злу насилием, но и откровенное удовольствие.

Растрёпанная Анька с ивовым прутом в руке задумалась, стоит ли лупить совратителя дальше… А в это время из кустов вынырнул накачанный мужичок в спортивном костюме с воплем:

– Дама, вы покалечите моего Джерри!

– Вы про этого охамевшего кобеля?

Джерри продолжал случаться с Джулькой на глазах бранящихся хозяев.

– Отсоедините вашу собаку от моей! – заорала Анька.

– Это невозможно, пока он не закончит.