Упади семь раз - Лия Лин

Но тут же подумала: да кому ей рассказывать, ведь Ада сколько лет на улицу не выходит. Радуется, небось, что я её развлекла своим «мексиканским сериалом». Но на душе удивительно полегчало, когда я разделила свои тревоги, пусть и со случайным слушателем.

– Спасибо.

– Да за что? – как-то очень внимательно посмотрела на меня старушка.

– Что выслушали, – вымученно улыбнулась я.

– Разве за это благодарят? Наивная ты, Лейка. – Аделаида Ильинична даже забыла приколоться надо мной по обыкновению. – Подай-ка мне телефон, красавица. И слёзы вытри.

Я переставила на постель телефонный аппарат и хотела попрощаться, но Ада махнула рукой, мол, присядь. Я опустилась в кресло, не понимая зачем. Расслабившись, глядела в окно на желтеющие листья клёна.

Аделаида Ильинична набрала номер.

– Алло! – громко, командирским голосом проговорила она в трубку. – Саш, ты, что ли? Узнал? Ну да, мой голос ни с чьим не спутаешь. – Пожилая женщина хрипло рассмеялась. – А помнишь, как ты боялся меня, когда первый раз пришёл в кабинет? Да-а-а, боялся. Тре-пе-тал! Теперь-то зазнался, а ведь ходил за мной, как щенок, всему учился.

Аделаида кокетничала с неведомым мне Сашкой. Не упуская момента подкольнуть по старой начальственной привычке.

– Ох, Сашка, несносный мальчишка! Скажи, ты зачем мою девочку обидел?

Тут я впервые встрепенулась, заподозрив… невозможное.

– Как какую? Лию, красавицу мою. Добрая она, я бы на её месте тебя не простила. Ну как не обижал? Она к тебе со всей душой, существо доверчивое, как мотылёк, а ты… Знаю я её, конечно. И всю её историю знаю получше тебя. Лие я доверяю полностью. Чистой души человек. Так что, Сашка, несдобровать тебе, если не исправишься. Ты ж знаешь Аду, житья тебе не дам!

Старушка опять засмеялась, ни разу я не видела её такой важной и игривой одновременно.

Услышав, что речь идёт о Лие, я сидела, вжавшись в стул, готовая провалиться сквозь землю. С одной стороны, мне казалось, что говорили не обо мне – настолько непривычные эпитеты навешивала на меня Ада. С другой стороны – вроде обо мне. Ведь других Лий поблизости не наблюдалось.

Затем Ада долго соболезновала Мультивенко по поводу смерти сына:

– Слышала, Саша, про твоё горе, недавно узнала. Соболезную. Тебе и Наташе. Стасика маленьким помню… Мне до сих пор не верится. Что за времена? Страшные…

Закончив разговор на властной ноте, как и начинала, Аделаида Ильинична, раскрасневшаяся и довольная, повернулась ко мне.

– Ну что, всыпала я этому мальчишке! Он ко мне сопляком пришёл работать после института, а я тогда величина была – зам. первого секретаря обкома. Всему Сашку научила. Знаю и его семью. Ужасно, конечно, что с сыном так случилось. Стасика крохой знала. Балованный он всегда был. Любимец Наташкин. Какое горе! Но ведь и горе не повод, чтобы обижать невинных. Сказала я ему всё, Линейка. А там уж пусть Сашка своей головой думает. Взрослый уже.

Я была в такой растерянности, что ни единого слова выдавить не могла.

– Не говори ничего сейчас, – поняла мое состояние старушка. – Иди домой, полежи, вон как расстроилась… Может, следующим летом выведешь меня погулять на улицу? А то дочка всё отказывается. Говорит, невозможно. А ведь нет ничего невозможного? Так? Погуляем ещё, обещаешь бабке?

– Постараюсь. То есть обещаю, – кивнула я, плохо соображая от волнения.

– Ну иди, иди.

Мы обнялись, и я пошла к себе, не веря, что услышанное – правда. Что бабка Ада звонила Мультивенко.

Дома Надька в комнате Забавы дописывала картину «Кающаяся Анна-Магдалина». Подруга хотела довести все детали до совершенства, накладывая всё более и более густые тени под глаза. Анька на картине ещё больше похудела и почернела. С каждым новым штрихом её раскаяние становилось всё больше. Бедная Андре, ходить ей осунувшейся ещё долго. Сила таланта у Надин бронебойная, я нисколько в этом не сомневалась.

– Надь…

– Чего?

– Бабка Ада позвонила губернатору. Мультивенко.

– Зачем? – опешила подруга.

– Оказалось, что она его бывшая начальница.

– Ни фига себе! И что?

– Рассказала ему всё про меня. Вот и не пойму, хорошо это или плохо? Но теперь уж как вышло…

Зайдя к себе, я первым делом увидела Забаву, раскладывающую кресло.

– Мамуль, я тут спать лягу, в моей комнате красками воняет – жуть. А почему тётя Надин не в мастерской своей рисует?

– У неё сложный период, потерпи, – вздохнула я. – А тётя Андре где?

– Уехала домой, сказала, что не хочет нам мешать. – Застелив постель, дочь плюхнулась на неё, включив новенький ноут.

– Забав, завтра – первое сентября, долго не засиживайся! Вставать рано придётся.

Судя по «угу» и клацанью клавиатуры, дочь просто не обратила внимания на мои слова. Махнув рукой, я поплелась в ванную. День выдался на редкость утомительным. Как там Анька, одна в своей квартире? Надо бы ей позвонить.

9

Никогда не оказывайте услуг, о которых не просят.

Оноре Бальзак

Яблоки осенью – для меня что-то особенное. Люблю покупать их на рынке. Чтобы были из своего сада, только что сорванные, ароматные, с красным бочком. Именно такие мне сегодня и достались – дочка Аделаиды Ильиничны принесла корзину анисовки вскоре после того, как Забава и Али ушли в школу, а Авраам поехал в институт. Я уже второй год не провожала детей на первое сентября – после того, как младшенький стал стыдиться.

На кухне разлился умопомрачительный запах свежести и сена.

– Анис полосатый – мой любимый сорт!

– Кушай на здоровье. Привезли с дачи полные сумки, не знаю, куда девать. Урожайный год.

– Спасибо! – Я с радостью захрустела и тут же затеяла делать шарлотку.

Нарезала яблоки на противень. Сверху залила тестом, сунула в духовку, и такой вкусный запах по всей квартире – наслаждение!

Надька с утра пошла в мастерскую за кисточками и куда-то запропастилась. А я и рада, что никого нет. Иногда хочется побыть дома одной – подумать, помечтать…

Разрезав шарлотку, сразу отделила кусочки соседям: угощу бабу Аду и Матвея. Он столько помогал мне в последнее время, а я всего пару раз пригласила его на ужин, неблагодарная.

Он живёт один, питается только консервами да заморозки подогревает в микроволновке. Уж пирогу точно обрадуется.

Сбросив передник, я взяла треть шарлотки и зашла сначала к Аделаиде Ильиничне. Там пришлось посидеть за чаем. Среди прочих новостей старушка призналась, что звонила не только Мультивенко, но и его жене, Наталье Васильевне.

– Линейка, я ей как женщина женщине всю твою историю рассказала. Она искренне растрогалась и захотела повидать тебя. Очень душевная женщина. Я дала ей твой телефон, ты будь поласковей с Наташей. Она – редкий человек, сама увидишь.

Я уже не удивлялась сюрпризам от Ады. Только кивала, соглашаясь и не споря. А потом, вырвавшись от соседки, взяла дома второй кусок пирога и пошла к Матвею. Хотела позвонить, но увидела, что дверь приоткрыта… Из подсознания всплыл ужас: после стольких убийств в голову приходили только страшные мысли. А Матвея-то за что убивать? Может, квартиру взломали? И взломщик ещё там? Меня зазнобило…

Поколебавшись, всё-таки открыла дверь и заглянула. Тихо. Прокралась до двери в комнату – и остолбенела. На кровати под массивным мужским телом извивалась и стонала маленькая щуплая Надин. Лицо её было запрокинуто. Руки её обхватывали широченную спину с нарисованным между лопатками чёрным драконом, длиннющий хвост которого, переплетаясь с красными сполохами огня, извивался до поясницы. Крылья цветной твари задевали купола церквей возле лопаток, между которыми дракон пытался протиснуться.

Не знаю, сколько секунд я стояла в оцепенении. Тело Матвея, за исключением лица, шеи, и нижней части рук и ног, было сплошь покрыто татуировками. Мне даже сначала показалось, что он в купальном костюме. Подрагивание мускулов и изгибы тела оживляли рисунки. Бронзовые карпы, по одному на каждой ягодице, шевелились в такт движений, упругие змеи ползли по стройным сильным бёдрам. Ветки, кинжалы и чёрные иероглифы переплетались в единую причудливую картину.

В этот момент бесстыжие глаза Надьки изумлённо распахнулись и остановились на застывшем в дверях моём изваянии. Подруга попыталась что-то сказать, но Матвей властно накрыл её рот своим. Я бросилась вон из квартиры. А там откусила от пирога и, не останавливаясь, слопала три куска. Еда всегда меня успокаивает. Сердце колотилось как бешеное.

Ну, Надька! Ну, стерва! Конечно, Матвей мне нравился. Как друг, в постель я бы с ним не легла. Но всё равно было обидно. Мне-то казалось, что я ему тоже нравлюсь. В тот день, когда девчонки меня нарядили и накрасили на выставку, я встретила Матвея на улице. И как же у него отвисла челюсть от восхищения – сразу предложил пожениться. Пусть даже в шутку. И после при каждой встрече он заговаривал, старался предложить помощь. С детьми сошёлся, Алька его обожает…