Битва под сакурой - Борис Сапожников

— Пуск! Пуск! Пуск! — неслось по палубам и трюмам.

— Торпеды пошли! Пошли! Пошли! — был ответ.

Сотни тонн взрывчатки устремились в тёмную массу тварей, закрывающих выходы из гаваней, где томились корабли. Торпеды ударили в неё — и море вскипело!

Акустики срывали наушники, швыряя их на панели. Гром, разнесшийся по воде, был просто невыносим, грозя разорвать барабанные перепонки. Те, кто оказался не таким расторопным, поплатились за это. По щекам их текла кровь. Некоторые даже повалились на пол, свернувшись в позе эмбриона и зажимая себе уши.

Удар был чрезвычайно силён, но ожидаемых результатов всё же не достиг. Каии, казалось, слились в единую плотную массу и приняли на себя торпеды, распределив взрывную силу на всех. Ближайшая к гаваням часть их просто испарилась, в оставшихся зияли чудовищные каверны, но масса вспучилась, пошла пузырями и начала снова заполнять собой воду.

— Дивизион, самый полный вперёд! — скомандовал Эндо-тайса.

Сразу после взрыва торпед, выпущенных с подлодок, крейсеров и миноносцев третьего флота, начиналась самая опасная часть операции. Три субмарины сводного дивизиона и два дивизиона номерных морских охотников на всех парах рванули вперёд. Охотники шли примерно в трёх кабельтовых впереди, готовясь сбросить глубинные бомбы, чтобы ещё сильней повредить каии, но при этом не зацепить взрывами свои же субмарины.

Бомбы посыпались в воду градом, одна за другой уходя под воду. Глубина на них была выставлена минимальная, лишь бы под днищем самих охотников не взрывались. За каждым кораблём вздымались фонтаны воды, перемешанной с чёрной плотью каии.

Враг среагировал мгновенно. Вода вскипела вокруг охотников — в воздух взлетели сотни мелких тварей. Они смертоносным роем закружили над кораблями, обрушиваясь на его палубу. Матросы открыли по ним огонь из винтовок и зенитных пулемётов. На палубу дождём посыпались стреляные гильзы. Но команды, занимающиеся сбросом глубинных бомб, не прекращали работы. Летучие каии атаковали в первую очередь именно их, но матросы стеной встали вокруг бомбосбрасывателей, отстреливаясь от каии и заменяя погибших товарищей.

Под водой бой кипел не менее жаркий. Команды, обслуживающие торпедные аппараты, только успевали заряжать их. В жаре трюмов, обливаясь потом, они ворочали неповоротливые «сигары», отлично понимая, что от их расторопности сейчас зависит жизнь всей лодки.

Залпы давали без команды, главное сейчас было сохранить темп огня. Каждый взрыв оставлял в плоти каии серьёзные прорехи, впрочем, быстро зарастающие пузырящейся тьмой. Акустики докладывали о многочисленных попаданиях — ни одна торпеда не прошла мимо цели. Но они же сообщали, что количество и масса тварей уменьшается слишком медленно. Каии всё ещё блокировали выход из гавани.

— Крейсера и миноносцы дают новый залп, — доложили связисты на всех трёх подлодках.

И уже готовые к массовому взрыву, бьющему по ушам, акустики взялись за наушники, готовые сорвать их в считанные секунды до поражения целей. На этот раз успели почти все. Наученные горьким опытом акустики спешили снять наушники, прежде, чем прогремят взрывы. Но даже лежащие на коленях или приборных панелях мембраны выдали звук такой силы, что слышно было и так.

— Есть попадание, — почти в один голос докладывали акустики, снова надевшие наушники.

Почти следом прогремели последние взрывы глубинных бомб.

— Есть проход! — доложил акустик с идущей первой I-23. — Темп стягивания массы каии снижается.

— Дайте связь с командованием флота, — тут же приказал Эндо-тайса. — Сообщите об открытии прохода в массе каии. — И добавил: — Пусть поторопятся.

Силовые установки всех трёх транспортов двенадцатой дивизии были запущены и в считанные минуты они двинулись вперёд. Их сопровождала шестнадцатая дивизия крейсеров. Они направились практически по кильватерному следу охотников, медленно набирая скорость. Правда, крейсера не могли дать full speed[23], ведь транспорта шли намного медленней.

На ходу крейсера выстреливали последние торпеды, чтобы не дать массе тварей снова сомкнуться. Это было весьма рискованно, ведь можно было зацепить свои охотники или подлодки, но приходилось идти на этот риск, слишком много было поставлено на карту в этой небывалого масштаба военно-морской операции.

Крейсера и гидроавиатранспорта рвались из гавани среди взлетающих в небо грязно-чёрных столбов перемешанной с плотью каии воды. Это был в высшей степени странный бой. Орудия кораблей молчали, на тех же транспортах и морских охотниках они и вовсе остались зачехлёнными. Не было пламени, залпов, грохота взрывов, криков погибающих людей. Только стрекотали зенитные пулемёты и орудия, выплевывающие снаряды, поражающие взлетающих из-под воды каии.

Последних не становилось меньше. Они постоянно атаковали палубные команды кораблей, собираясь в большие стаи. На таких стаях сосредотачивали огонь зенитные орудия, часто хватало всего пары снарядов, чтобы уничтожить их в одно мгновение. Но если такая стая всё же налетала на корабль, противостоять ей было очень тяжело. Пулемёты захлёбывались очередями. Пули рвали тварей, сыплющихся на палубу десятками. Расчёты не успевали менять ленты и короба. После каждого такого налёта на палубах кораблей оставались тела матросов и офицеров, меж которыми валялись исходящие тьмой трупы каии.

В проход, проделанный в массе каии, последним двинулась плавбаза «Тогей». Она шла на тот случай, если он продержится достаточно долго, чтобы в него прошёл сводный дивизион подводных лодок, и им нужно будет обслуживание по дороге до Токио. Надежд на это было немного, и потому плавбаза двигалась последней, чтобы не мешать крейсерам и транспортам, идущим впереди.

Корабли шли через сужающийся проход, который постоянно пытались расширить торпедами с подлодок и лёгких крейсеров. Но запас их подходил к концу. Правда, и каии оставалось не так много, как в начале боя. Они не могли закрывать проход с прежней стремительностью. Очень не хватало глубинных бомб, но отойти к «Тогею», на борт которого были погружены и они тоже, чтобы пополнить запас, охотники не могли.

— Тишина впереди! — доложил акустик передовой лодки. — Море чисто! Тварей прямо по курсу нет.

— Отлично, — произнёс Эндо-тайса, и только в этот момент осознал, что сжимает правой руке хронометр, да с такой силой, что пальцы побелели и теперь начали болеть.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.

Самым страшным испытанием для Ютаро было ежедневное чтение оперативных сводок. Он мог бы и не делать этого, но считал своей обязанностью. Ровно в девять утра ему на стол ложились несколько куцых листков, сообщавших о по-настоящему кошмарных вещах, произошедших за прошлые сутки в столице. По всему городу шли бои. Где-то частям гарнизона удавалось закрепиться, где-то они отступали, где-то им даже удавалось отбить у врага пару кварталов. Но каждый шаг, не важно, назад или вперёд, и даже простое стояние на месте, стоил немалой крови.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});