В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

пошло! — закричала Люба и принялась рыдать, уже не пытаясь себя сдерживать.

Алеша вскочил, принялся разглядывать всевозможные баночки, тюбики, коробочки и флакончики на полках. Чтобы отвлечься, стал читать состав на одном из флаконов: «Циклометикон, октадеканол, касторвакс, бутиловый эфир, алюминоцирконовый тетрахлоргидрекс… Господи, и эту химию в себя втирать каждый день! Ну-ка, а тут что?.. Стеариновая кислота, опять этот циклометикон, какой-то там диметикон, метилпарабен, карбомер, холестерин… Холестерин? Ну да, так и написано! А, холестерин полио… полиоксиэтилированный, в скобочках — двадцать четыре. Натрия гидроксид, токоферола ацетат, ретинола пальмитат, бутиленгликоль и прочая дрянь…»

Люба за дверью безутешно рыдала.

— Люба, я тебя умоляю! — с тоской закричал он. — Люба, ну давай не будем…

— Она тебе кольцо отдала? — вдруг сквозь всхлипывания спросила та.

— Какое кольцо?

— То самое, которое ты ей дарил на свадьбу! — сердито напомнила Люба. — С голубым сапфиром!

— Нет.

— Почему? Она должна была тебе его отдать!

— Ничего она мне не должна… — с досадой произнес Алеша.

— Нет, должна! — страстно возразила та. — Раз вы с ней развелись…

— Люба!..

— Нет, так полагается! Я ей позвоню и потребую кольцо обратно.

— Перестань! — в бессильной ярости закричал он, смахнув на пол шеренгу тюбиков и флакончиков. — Она сама хотела мне его вернуть, а я не взял! Я сам его у нее не взял — ты слышишь?!

* * *

После первых же аккордов раздался стук в потолок. Обычно Семен Владимирович давал Алене доиграть до конца и только тогда принимался стучать. Может быть, что-то случилось?..

Алена накинула на плечи кофту и поднялась наверх.

Кашин открыл ей дверь с озабоченным, взволнованным видом.

— Семен Владимирович, добрый день… Как у вас дела? Я вам не помешала своей музыкой? — серьезно спросила Алена.

— Прошу вас, Елена Петровна, проходите… — пропустил ее внутрь Кашин. — Тут такой сквозняк!

«Опять заманивает!» — констатировала Алена. Но делать было нечего, и она пошла вслед за стариком.

— Я же забыл сказать вам одну очень важную вещь! — Кашин усадил ее в большое кресло. — Если в январе кактусы надо было поливать только два раза — пятнадцатого и тридцать первого, то в феврале их вовсе не следует поливать! Я вам это говорил? Я давал вам график полива?..

— Кажется, да… — пробормотала Алена. Ей стало неловко — опунцию, которую подарил ей Кашин, она не поливала даже в январе.

— Очень хорошо! — довольно произнес старик. — Значит, повторяю еще раз на всякий случай — в феврале мы к ним даже не притрагиваемся. А вот в марте график будет такой — поливать каждую субботу! В апреле — пятого, десятого, пятнадцатого, двадцатого, двадцать пятого и тридцатого. То есть каждые пять дней! А вот в мае — уже каждый третий день… Впрочем, я вам лучше новую напишу памятку, а то можете забыть, — решил Кашин. — А теперь идемте пить чай.

— Семен Владимирович, я уже пила чай.

— Ничего не хочу знать! — мстительно произнес тот. — Идемте, идемте…

На этот раз они пили чай с немецким конфитюром из малины, который подозрительно быстро таял во рту.

— Мне мама варенье недавно прислала, — вспомнила Алена. — Домашнее! Я вам принесу. Вы любите — из крыжовника?

— Люблю, — энергично закивал Кашин. — Еще сливовый джем люблю. Абрикосовый тоже… А однажды мне удалось попробовать варенье из молодых грецких орехов! Очень оригинально. Подлейте-ка мне еще чайку…

— Из грецких орехов? А, знаю… — улыбнулась она.

Кашин достал потрепанную книгу.

— Вот послушайте, как звучит одно стихотворение на французском… — и он принялся читать текст на французском — распевно, с изящным грассированием, с театральными интонациями. Алена не знала французского и потому не поняла ни слова, но невольно залюбовалась Кашиным.

— Красиво… — с восхищением произнесла она. — А как переводится?

— Вот в этом вся и закавыка — как правильно перевести! — сверкая пронзительными, узко посаженными глазами, вскричал Кашин. — Это Франсуа Валло, если вы догадались…

— Ах, тот самый Франсуа Валло, который с Рембо, Аполлинером и Верленом… — вспомнила Алена.

— Ну да. И как Кирилл Глебович Лигайо перевел начало? «Как скоро сможешь ты освободиться, чтоб нам в объятии поскорее слиться…» Ужасно! Одной фразой он убил весь лиризм этого стихотворения.

— Почему?

— Топорная работа — вот почему! Ну что это такое — «как скоро сможешь ты освободиться»? — презрительно повторил он. — Это так, между прочим, к парикмахеру обращаются, желая узнать, когда он сможет принять следующего клиента: «Сервэ-ву либр бьенто?» А у Валло совершенно другие слова! Он же пишет о полете, об освобождении от земного притяжения, о небесной любви!

— А вы бы как перевели, Семен Владимирович?

— «Голубкой ты умчись под облака — любимая, легка и простодушна. Скорей — ко мне, со мной — подальше от земли, где воздух душный…», ну и так далее. Вот как бы я перевел эти строки Валло! А то что это — «как скоро сможешь ты освободиться»?.. Чувствуете разницу, Елена Петровна?

— Разница очень большая! — согласилась Алена.

— «Жэ вудре дэ зойе, же вудре нарсис, же вудре мюге…» — это уже другое стихотворение Валло, — оживленно продолжил Кашин. — Кирилл Глебович перевел следующим образом: «Мне нужны гвоздики, мне нужны нарциссы, ландыши нужны…» То есть буквально — разговор в цветочном магазине, куда пришел придирчивый покупатель! А на самом деле о чем шла речь у Валло?

— О чем?

— О девушках! — воскликнул Кашин. — О прекрасных девушках, подобных цветам! Я бы перевел это так: «Не жить без Розы мне, не жить без Виолетты (виолет на французском — это фиалка), без чудной Лилии мне не найти покоя…» Конечно, это не дословный перевод — я позволил себе некоторую вольность, играя с названиями цветов и женскими именами, но мудрость переводчика в том и заключается, что он адаптирует текст к другому языку… Содержание важнее формы, разве не так?..

— По-моему, у вас получилось даже лучше, чем у самого Валло! — сказала Алена. — Почему же вы не издали свой, альтернативный перевод?

— Милая моя… Вы совершенно забыли те времена! — скорбно вздохнул Семен Владимирович. — Это же шестидесятые, семидесятые годы… Перевод поручили Лигайо, а не мне! Меня бы ни за что не напечатали. Один Валло — один Лигайо, а насчет Кашина никто никаких распоряжений не давал. Система!

— Это несправедливо… А почему тогда перевод поручили не вам, а этому Лигайо?

— Интриги — вот почему! — снова сверкнул глазами Кашин, и от возмущения у него даже уши шевельнулись, отчего он снова напомнил Алене сказочного тролля. — Кирилл Глебович умел подлизаться к начальству. Он для себя всегда самых лучших авторов выторговывал! А ведь когда мы учились в институте, он таким пройдохой не был.

— Что? — удивилась Алена. —