В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

из кармана платок и принялся вытирать ее мокрую от растаявшего снега ладонь.

— Ты такая красивая… — тихо произнес он. — Что тебе подарить — на Восьмое-то марта?..

— Господи, Рома, мы еще двадцать третье февраля не праздновали! — засмеялась она. — Давай будем соблюдать очередность…

Что подарить Роме, она еще не придумала — подобные вещи всегда были для нее проблемой.

— Ты не хочешь вернуться на сцену? — неожиданно спросил Селетин.

— Зачем?

— Затем, что твоему Халатову слишком жирно использовать тебя в качестве тапера.

— Фу, как ты груб!

— Но это правда, — упрямо возразил он. — Это все равно что колоть орехи сотовым телефоном.

— Да уж скорее телефон разобьется, чем орех треснет… — фыркнула Алена.

— Вот именно!

— Ты хочешь указывать, что мне делать, а что — нет? — с вызовом спросила она.

— Ты не поняла меня… Я тебе предлагаю — делай что хочешь, а я, в свою очередь, буду тебя поддерживать. Помогать, и все такое… тебе необязательно тратить свое время в ресторане.

— Я подумаю… — сказала Алена ласково. «Господи, какой он добрый! И как только Вике в голову пришло увлечься каким-то там Ратмановым, пусть он хоть и трижды известный!» Она обняла Романа, прижалась щекой к его плечу. — Правда, я подумаю!

— Знаешь, о чем я мечтаю? Ты не будешь смеяться?

— Честное слово! — обещала она.

— Вернее, не мечтаю даже, а рисую в своем воображении такую картинку… Вот прихожу я вечером домой, а там — ты…

— О, как оригинально!

— Ты обещала!.. Так вот, и там — ты. Ты играешь мне на рояле, что-то такое невероятно красивое, и вообще, все очень красиво и необыкновенно, и совсем не похоже на обычную жизнь…

«На обычную жизнь… Интересно, что он под этим подразумевает? — невольно мелькнуло у Алены в голове, и она опять вспомнила о Вике. — А их с Викой жизнь он считал обыкновенной?..»

— Я звонил тебе утром, но ты не подошла к телефону… Это я к вопросу о мобильниках, — спохватился он. — По-моему, очень неудобно в наше время без телефона…

— Но потом ты же меня все равно нашел! Я, кстати, была у Кашина.

— У какого Кашина? — моментально напрягся Роман.

— Глупенький, опять ревнуешь! У старика Кашина, соседа… Он живет на третьем этаже, разве ты его не помнишь?

— А, тот самый! Конечно, я его помню… Такой смешной старик, похож на гнома из сказки.

— Не на гнома, а на тролля!

— И что вы делали?

— Пили чай с малиновым конфитюром. Телевизор смотрели… — Алена снова обняла Селетина. И вдруг опять какое-то нехорошее любопытство охватило ее… Она знала, что не стоит говорить на эту тему, не стоило портить этот чудесный вечер, но ее мучил один вопрос — последний. Если бы она узнала ответ на него, то никогда больше не стала бы возвращаться к той истории. — Смотрели передачу с Никитой Ратмановым. Знаешь, есть такой журналист — всех разоблачает?..

— Знаю! — с веселым удивлением воскликнул Селетин.

Реакция его была странной — и совсем не такой, какую могла ожидать Алена. Если бы Селетин был в курсе того, что Вика изменяла ему с Ратмановым, он бы рассердился, нахмурился, поморщился, помрачнел… А если нет — то он бы отнесся к словам Алены спокойно, равнодушно. Но это веселое удивление?..

— Ты смотрел его передачи? — стараясь сохранять непринужденность, спросила она.

— Не в этом дело! — засмеялся Роман. — Никита — мой старый друг!

— Что? — опешила Алена.

— Ну да, он мой друг! А почему ты удивляешься? — Он звонко чмокнул ее в нос.

— Ты мне никогда не говорил об этом…

— Просто не было повода! И потом, мы с ним редко встречаемся в последнее время — так, в основном перезваниваемся… У него работа, у меня работа. После смерти Вики мы с ним виделись только раза два, наверное… — с легкой печалью добавил Роман.

— Понятно… — растерянно пробормотала Алена. Теперь стало ясно, что Роман даже не подозревал о том, с кем ему изменяла жена. «И ведь Ромка его другом считает! Ну, Никита Ратманов, ну подлюга! А Вика? О, она тоже хороша — не могла выбрать кого-нибудь другого!» У Алены от возмущения все кипело внутри, но она старалась сохранить спокойствие.

— Ты хочешь, чтобы я тебя с ним познакомил? — спросил Роман. — Можно организовать…

— Нет, что ты! — испугалась Алена. — Ни к чему все это.

По окаменевшему скользкому снегу они медленно пошли обратно.

— Сегодня действительно какой-то особенный день, — задумчиво произнес Селетин. — Ты сегодня так нежна… Особенно нежна!

— Можно подумать, раньше я хлестала тебя кожаным ремешком и держала на хлебе и воде! Ты что, не веришь, что я люблю тебя? — Голос у нее дрогнул.

— Верю. Но не в этом дело… — покачал он головой. — Иногда бывает какая-то беспредельная, невероятная нежность, от которой горло перехватывает! Ты сегодня меня не ревновала к Вике. А раньше я чувствовал, что ты все время думаешь о ней, о том, как мы жили с ней, отчего она решила покончить с собой и не права ли Лариса Викторовна, обвиняя меня во всех смертных грехах… Но сегодня мы были только вдвоем — ты и я.

Алена снова прижалась щекой к его плечу, чувствуя, как щиплет от слез глаза.

— Я тебя люблю, — сказал он. — Я тебя люблю… Мне для тебя ничего не жалко — вот что хочешь со мной делай! И никогда не ревнуй меня к Вике.

— Ты тоже меня не ревнуй! — с трудом произнесла она. — Я взрослый человек, и я уже поняла, чего хочу от жизни… Я никогда не причиню тебе боль!

— Никогда не говори «никогда», — засмеялся он и крепче обнял ее за плечи. — Какое счастье, что я нашел тебя, что теперь у меня есть ты…

— А у меня — ты!

* * *

Селетин уехал — сказал, что ему рано утром надо быть в центре, и Алена осталась одна.

Была уже поздняя ночь, но ей не спалось.

Она прошлась по комнатам. Ее переполняли чувства — любовь к Роману и гнев по отношению к Вике и Ратманову.

Ей надо было с кем-то поделиться этим… Но с кем? Не звонить же, в самом деле, Серафиме среди ночи — для того, чтобы поведать ей о новых обстоятельствах, так неожиданно открывшихся сегодня! Алена сняла трубку с телефона, но потом одумалась и снова положила ее на рычаг. У Серафимы Николя наверняка…

Но собеседник у Алены был. Вернее — собеседница… Та, о которой она думала все время.

«Как ты могла! — не выдержала и мысленно обратилась к Вике Алена. — Это же святой человек! Золотой!