ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн

Лаксман стал самым частым гостем в доме, где поселили японцев, не один час провел в беседах с их капитаном Дайкокуя Кодаю. Кирилл Густавович дотошно выспрашивал моряков о Японии. С тех пор сохранилось несколько экземпляров географических карт-схем, составленных Кодаю по просьбе ученого. На основании этих карт и рассказов Лаксман составил доклад о Японии и направил его в Петербургскую Академию. Но интерес к Кодаю и его спутникам не исчерпывался только любознательностью натуралиста.. Ученый стал настоящим опекуном японских путешественников. Он вместе с Шелиховым написал прошение в Сибирское генерал-губернаторство о возвращении японцев на родину и дал подписать его капитану Кодаю. Генерал-губернатор переслал прошение в столицу. Когда, в течении двух лет ответа так и не пришло, Эрик Лаксман решился ехать в столицу, чтобы передать прошение японцев непосредственно императрице. С собой он взял Кодаю и двух его спутников. Японский капитан, уже достаточно долго находящийся в России, свое мнение о неведомой ранее стране, где проживали, как считалось в Японии, "сырые варвары", вполне успел составить. Его потрясли российские просторы. Такое изобилие неосвоенной суши японцу, привыкшему рачительно использовать каждый клочок земли, трудно было даже вообразить: "Земли там, может быть, в несколько десятков раз больше, чем в стране у нашего императора, а населения, наоборот, пожалуй, меньше, чем у нас". В сравнении с Японией природа, дескать, русских не балует, урожаи не так велики, а плоды не так разнообразны. Отсутствие же риса и вообще свидетельствует о нищете. "В России производство зерна очень незначительное, поэтому жалованье платят только деньгами". По той же причине подданные не в состоянии платить налоги рисом. Этим, видимо, обусловлена и скудость рациона простолюдинов, основу которого составляет хлеб, для японца - "якимоти", то есть рисовая лепешка. Кодаю указывает, что она сделана "из муги" (из муки).

С благодарностью вчитываешься в рассказ японца, поскольку не чувствуешь в нем характерных для сочинений западных путешественников по России предвзятости и высокомерия. Кодаю писал, опираясь только на свои впечатления. Русские в его изложении выглядят так: "высоки ростом, белые, глаза голубые, носы очень крупные, волосы каштановые. Красивыми у них считаются женщины с румяными лицами. Русские отличаются уважительным и миролюбивым характером, но вместе с тем отважны, решительны и ни перед чем не останавливаются. Они не любят праздности и безделия". На фоне таких достоинств недостатки представляются мелкими и несущественными. Например, то, что русские очень любят хвастаться, рассказывая о своем достатке, причем всегда стараются указать, сколько стоит та или иная вещь.

Кодаю проявил достойную веротерпимость, вполне благожелательно описывая, как своеобразно русские поклоняются Будде, которого именуют странным именем Кирисутосу (Христос). Он лишь с удивлением констатирует, что они молятся "висячему изображению будды" (иконе) и носят на себе его фигурку, прикрепленную к крестику. Молитвы же у русских совсем не сложные, они "складывают щепоткой большой, указательный и средний пальцы и, говоря "осподи помируй", прижимают их ко лбу, к груди, к правому плечу и к левому", что очень похоже на традиционное многократное распевание нембуцу, имеющего магическую силу заклинания: "Наму Амида Буцу" ("Славься, Амида-будда").

Императрица Екатерина Алексеевна, интересуясь восточными соседями, 28 июня 1791 года предоставила Кириллу Густавовичу и его спутникам аудиенцию у себя в Царском Селе, на которой увидела японских мореходов и даже беседовала с Дайкокуя Кодаю. Длительный и чинный прием больше всего запомнился капитану Кодаю тем, как близко к сердцу приняла русская императрица переживания и тяготы, выпавшие на его долю. Во время рассказа она всплескивала руками и часто повторяла: "Охо, дзядко" (ох, жалко) и "Бэнъясйко" (бедняжка). Когда императрица милостиво подала капитану руку для поцелуя, Кодаю трижды ее лизнул, продемонстрировав таким образом свое глубочайшее почтение. История злоключений японцев и впрямь заинтересовала Екатерину. Она еще несколько раз вызывала к себе капитана, чтобы вместе с наследником Павлом Петровичем послушать занимательные рассказы о скитаниях японцев и их далекой родине. Кодаю, привыкший к сложнейшим ритуалам на своей родине, о российском императорском дворе снисходительно заметил, что "держатся там очень просто". Эта простота, однако, едва не стоила ему жизни. После одного из приемов наследник престола Павел Петрович (в будущем - император Павел I) запросто подвез Кодаю в своей карете до дома, причем сидел с ним бок о бок так, что на тряской дороге пассажиры несколько раз коснулись друг друга. Для впечатлительного японца такое святотатство по отношению к божественной императорской особе явилось сильнейшим потрясением. Он впал в тяжкую немочь, от которой едва смог оправиться. Ведь российский императорский дом для него стоял в одном ряду с императорским домом Японии. По убеждению японцев, в мире существовало 1100 государств, но лишь 7 из них управлялись императорами, и эти счастливые страны были неизмеримо выше всех прочих.

В Петербурге Кодаю было продемонстрировано настоящее русское гостеприимство. Ему разрешалось всюду ездить и все осматривать. Японца, отнюдь не отличавшегося высоким положением и знатностью на родине, считали за честь принимать у себя русские аристократы и самые богатые купцы. Он побывал в лучших домах Петербурга: у Юсуповых, Турчаниновых, Воронцовых, Мусиных-Пушкиных, Демидовых; запросто заходил в гости к всесильному графу Безбородко; рассказывал о своей стране в университете и школах, на светских раутах, в тюрьмах и даже публичных домах. Понимая, что русских интересовала в первую очередь экзотика, Кодаю на светские встречи являлся в традиционном японском костюме (шелковое кимоно хаори, шаровары хакама и короткий меч вакидзаси), хотя Лаксман снабдил его вполне приличным европейским платьем. Примечательно, что японский капитан ни слова не пишет о русском пьянстве, зато много распространяется об интимной стороне жизни. Так, ему весьма приглянулись публичные дома Петербурга - богатое убранство заведений и обходительность девушек, которым он настолько понравился, что с него не брали платы и даже подносили подарки. (Из всех дарительниц Кодаю больше всего запала в душу некая Елизавета, на прощанье подарившая ему шелковый платок, три раскрашенных картинки и три рубля денег.) Кодаю приводит также сведения о расценках в этих домах - от 1 до 5 рублей серебром за ночь. Наряду со сказанным, Кодаю оставил потомкам уникальнейшую информацию, которой, пожалуй, больше нигде не найти. Капитан подробнейшим образом описал русские сортиры и деятельность ассенизаторских служб. Этому предмету, имеющему в Японии особое эстетическое преломление, он уделил внимания гораздо больше, чем, скажем, просвещению.

Чего так и не понял Кодаю в Петербурге, - это система финансов и кредита (они и поныне остаются для многих загадкой). Например, банк в его изложении представляет собой красивое двухэтажное здание за высоким зеленым забором - и не более того.

Не смотря на столь большой интерес к гостям только после долгих проволочек решено было все-таки отправить японцев на родину и заодно установить отношения с восточным соседом. Как значилось в указе о снаряжении экспедиции: "Случай возвращения сих японцев в отечество открывает надежду завести с оными… торговые связи". Однако в Петербурге, опасаясь урона престижу империи в случае провала мероприятия, подстраховались: экспедиция с подарками и предложениями о дружбе и торговле направлялась якобы по инициативе и от лица сибирского генерал-губернатора.

Как уже говорилось, возвращались только трое (пока дело разбиралось, умер еще один матрос из команды капитана Кодаю, дожидавшийся его в Иркутске). На прощание растроганная императрица щедро одарила отъезжающих. "Капитан Кадай" получил из ее рук табакерку, золотую медаль, золотые часы и 150 червонцев (весьма приличную сумму), матросам Исокити и Коити досталось по серебряной медали и по 50 червонцев. Не были забыты и невозвращенцы, но, поскольку они уже стали российскими подданными, им пожаловали по 200 рублей ассигнациями.

Экспедицию в Японию возглавил сын Кирилла Густавовича поручик Адам Лаксман. Японцы должны были вновь пересечь всю Россию, только теперь уже с запада на восток. В Охотске пересели на бригантину "cв.Екатерина" и 13 сентября 1792г. покинули Охотский порт. Через 36 дней после выхода из Охотска судно отдало якорь в бухте Нэмуро на севере острова Эдзо (Хоккайдо). Местные власти не сразу приняли русских посланцев. Адам Лаксман отправил властям острова письмо. Переговоры велись, а ответ на письмо ждали долго. В июле 1793 г. было получено разрешение "Екатерине" идти в порт Хакодатэ, причем русское судно шло под конвоем японских кораблей. Переговоры длились девять дней и ни к чему не привели. Попытка установить торговые отношения с японцами провалилась но Лаксман сумел наладить дипломатические контакты не только с княжеством Мацумаэ, которому принадлежал остров Хокайдо, но и с центральным правительством. 2 августа галиот "Екатерина" покинула Хакодатэ и взял курс к русским берегам.*(4)