Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии - Михаил Диченко

Бухаринизм как альтернативу можно серьезно обосновывать лишь в отрыве от анализа экономических процессов второй половины 1920-х годов, которые привели к срыву НЭПа. Но и при этом условии нужно постараться сделать упор на двусмысленные фразы Бухарина, вырванные из контекста, атмосферы тех лет и игнорировать его многочисленные иные высказывания, прямо опровергающие все последующие попытки приписать ему создание некоей теории «кооперативного социализма». Опровержение этого мифа о рыночно-кооперативном социализме в одной стране приводится в следующем параграфе этой главы.

На протяжении всех 1920-х годов стоящие у власти большевики понимали социализм как «государственную монополию, обращенную на пользу всего народа». А когда монополия начинает работать на пользу всего народа? Когда устанавливается подлинно демократическое государство с всеобщим равным избирательным правом. Только при этом условии. Большевики утверждали, что это условие у них уже есть после 1917 г. Что остается? Установить такую монополию, достичь того положения, когда в экономике существует один уклад – «социализм»: единый трест. Поэтому великая задача осуществления социализма (то есть справедливого общества, самого демократического и богатого) постепенно у большевиков интерпретировалась в задачу создания командно-административной экономики, когда все средства производства принадлежат государству, единому центру. Получается, что как будто бы альтернативы сталинизму не было. Вообще какой могла быть эта альтернатива? Не централизованная экономика, а, вероятно, рыночная, типичная капиталистическая экономика (конечно, с элементами планирования, как в любой развитой стране). Такая альтернатива была отброшена в октябре 1917 г. Чтобы осуществить эту альтернативу после 1917 г., нужно было уже сбросить большевиков. А это с каждым годом все больше превращалось в несбыточную мечту. Поэтому оставались вероятными альтернативы среди самих большевиков. Они были более реальны, так как укладывались в рамки РКП, правящей в России. Но были ли такие альтернативы? Оказывается, были. Вернее, была. Читатель может недоуменно спросить: как же была, когда, по-вашему, все большевики представляли себе социализм как командно-административную экономику, и все они стремились привести страну к социализму? Да, это верно. Но противоречия здесь нет.

Вот в чем дело: когда в 1925–1926 гг. во весь рост поднялся вопрос о возможности социализма в одной стране, тогда и была принципиальная альтернатива сталинизму. Как известно, троцкистско-зиновьевский блок выступал против признания возможности социализма в одной стране. Что это означало тогда? Это означало, что оппозиционеры выступали против возможности осуществления командно-административной экономики (государственной монополии) в нашей стране без мировой революции!

Троцкий писал, что, улучшая далее экономику, равняясь на цены и качество мирового производства, развивая концессии, не пугаясь развития частного сектора, «мы можем двигаться» все дальше и дальше к социализму, но нельзя его достичь до мировой революции.

В начале XIX века США была также аграрной страной, сырьевым придатком Европы. Развитие мануфактур в Великобритании бросало вызов молодой американской стране и порождало дискуссии о путях развития экономики. Как и сто лет спустя в Советской России, «фермеры» выступали против «индустриалистов». Отцы-основатели США, как и основатели СССР, разделились на две основные группы. Гамильтон был лидером индустриалистов и выступал за господдержку развития промышленности в виде протекционизма и других мер стимулирования.[138]

Он предлагал ввести систему поощрительных премий капиталистам за лучшую организацию мануфактур, технические нововведения и экспорт. Также было предложено освободить сырье и материалы для новых мануфактур от импортных пошлин.

Партия «фермеров» возглавлялась Джефферсоном и Франклином. Вот экономическая концепция Джефферсона:

«Политические экономисты Европы обосновали и возвели в принцип положение о том, что каждое государство должно стремиться производить для себя; и этот принцип, как и многие другие, мы переносим в Америку, не учитывая тех различий в условиях, которые часто приводят к различиям в результатах. В Европе есть земли, которые можно обрабатывать, и есть такие, которые возделывать нельзя. Поэтому к мануфактуре вынуждены обращаться не по выбору, а по необходимости, чтобы обеспечить работой растущее население. А у нас имеются огромные площади земли, ждущие лишь трудолюбия земледельца. И надо ли, чтобы все наши граждане занимались развитием сельского хозяйства или же половину их следует отвлечь на развитие мануфактур и ремесел для работы на другую часть населения? Те, кто трудится на земле – избранники Бога – если у него вообще есть избранники, – души которых он сделал хранилищем главной и истинной добродетели. Это средоточие, в котором Бог сохраняет горящим тот священный огонь, который иначе мог бы исчезнуть с лица земли. Ни одного примера разложения нравственности нельзя найти у людей, обрабатывающих землю, – ни у одного народа, ни в какие времена. Этой печатью разложения отмечены те, кто, не надеясь на небо, на свою собственную землю и свой труд, как это делает, чтобы добыть свое пропитание, земледелец, зависит в своем существовании от случайностей и каприза покупателей. Зависимость порождает раболепие и продажность, душит добродетель в зародыше и создает удобные орудия для осуществления честолюбивых замыслов. Случайные обстоятельства, возможно, иногда замедляли естественный прогресс и развитие ремесел, но, вообще говоря, в любом государстве соотношение численности земледельцев и всех других классов населения – это соотношение его здоровых и нездоровых частей, которое является довольно точным барометром для измерения степени его разложения. Поэтому раз у нас есть земля, которую можно обрабатывать, пусть нам никогда не захочется, чтобы наши граждане становились к станку и садились за прялку. Плотники, каменщики, кузнецы нужны сельскому хозяйству. Но что касается самого промышленного производства – пусть наши мастерские остаются в Европе. Лучше доставлять туда продовольствие и материалы для рабочих, чем привозить сюда рабочих с их нравами и взглядами. Расходы на транспортировку товаров через Атлантический океан окупятся нашим счастьем и прочностью государства. Чернь больших городов столь же мало способствует чистоте государства, сколь язвы – здоровью человека. Именно нравы и дух народа хранят республику в силе. Их упадок – это язва, которая быстро разъедает до основания ее законы и конституцию».[139]

Наличие большого количества невозделанных, незаселенных земель являлось для «фермеров» аргументом для аграрного пути развития США, по крайней мере, на весь XIX век. В частных письмах Джефферсон порой мог высказывать мысли откровенного изоляциониста, желая США незначительной внешней торговли по типу таких закрытых стран, как Япония и Китай[140]. «Фермеры» выступали против протекционизма и высоких пошлин на импорт, так как они повышали конечную цену ввозимых товаров. Джефферсон пытался обосновывать это теорией свободной торговли, но даже Мэдисон в этом вопросе его не поддержал и блокировался с «индустриалистами». Он писал Джефферсону, что в сложившихся конкретных условиях фритредерство было бы равносильно экономическому порабощению со стороны Великобритании.[141]

Те же самые дискуссии шли между Троцким и Сокольниковым (на первом этапе – Бухариным) о монополии внешней торговли.

США прошли основные этапы индустриализации за 100 лет:

1. Государство с помощью насилия поддерживало рабство.

2. Рабство дешевым сырьем, а государственный протекционизм повышением цены импорта обеспечили накопление и развитие легкой промышленности.

Менее известное проявление влияния государства на экономику: введение запрета на внешнюю торговлю с Англией и Францией в 1807 г. дало толчок развитию хлопчатобумажных фабрик в США. А развитие легкой промышленности послужило началом индустриализации страны. Если до запрета хлопок вывозился на фабрики Англии и Франции, там перерабатывался в одежду и одежда ввозилась в США, то после запрета на внешнюю торговлю фабрики начали организовываться внутри страны, потребляя хлопок и производя одежду. Президент США Джефферсон, который ввел этот запрет, был убежденным сторонником сельского образа жизни и ненавидел город. Он и не предполагал, что его действия послужат толчком к превращению США из аграрной отсталой страны в индустриальную мировую державу.

3. Развитие легкой промышленности инициировало подъем тяжелой промышленности и транспорта.

Но процесс индустриализации не был мгновенным. Он растянулся на 100 лет. Ведь еще в 1860 г. доля сельского населения в США составляла 60 %. Из Европы массово приезжали инженеры, механики, квалифицированные рабочие. В то же время начали активно поступать инвестиции из Англии. В виде займов, в виде прямых инвестиций в фабрики, дороги, мосты.