Неизвестный Есенин - Валентина Пашинина

Из письма Есенина Бениславской, 17 октября 1924 года:

«Первая попытка проехать через Тавриз не удалась. Пишу мало. Думаю засесть писать в Тегеране. Зачем черт несет — не знаю. Из Персии напишу подробней».

Ни в конце 1924, ни в начале 1925 года Есенину не удалось уехать ни в Персию, ни в Турцию. Казалось, это так просто… Из воспоминаний П. Чагина: «С.М. Киров (…) обратился ко мне после есенинского чтения с укоризной: «Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии. (Речь идет о «Персидских мотивах» — Авт.). В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, которые его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. По ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай же. Чего не хватит — довообразит».

«Мы не пустили», «тебе поручили» — эти слова наводят на размышления. Судьба Есенина, его жизнь решалась где-то наверху. Не смогли помочь друзья, не помогли и посвящения.

«Грузинский инцидент» 1922 года еще долго был источником брожения и общего недовольства своим «старшим русским братом» в среде интеллигенции. Вот почему Есенин, вернувшийся из-за рубежа в новую, но чужую для него Россию, нашел временно в Грузии приют и единомышленников.

…И потому в чужой странеВы близки и приятны мне…Товарищи по чувствам, по перу.

Поездка в Грузию была для Есенина одновременно и попыткой уехать из Страны Советов. Грузинский инцидент не был оставлен без последствий. Эхо его долго отдавалось в судьбах людей.

2 сентября 1924 года Есенин выехал в Баку, около 5 сентября остановился в бакинской гостинице «Новая Европа», где произошла его встреча с Блюмкиным (Ильиным, по др. источникам — Исаковым), от которого, как рассказал Н. Вер-жбицкий, Есенин должен был бежать в Тифлис. Блюмкин был назначен военным инспектором в Закавказье. («Этот совершенно неуравновешенный человек начал бешено ревновать поэта к своей жене».) Трудно сказать, что было на самом деле. По материалам, опубликованным ныне, Лиза Горская, по доносу которой был арестован и затем расстрелян Яков Блюмкин, к этому времени уже была замужем за Василием Михайловичем Зарубиным. (Из рассказа дочери Зарубиной — Зои). Но вот что было дальше.

13 сентября Есенин подготовил для газеты «Заря Востока» № 676 заметку: «О литературе в предстоящем сезоне». Заметка не сохранилась: сохранился черновой автограф окончания благодаря тому, что на обратной стороне листа записано было стихотворение «На Кавказе»: «Делают смычку рабочих и крестьян, то дайте нам смычку поэтов всех народностей. Мы будем об этом писать и говорить еще раз. Вот потому-то и предстоящий сезон в литературе обещает быть шумным».

19 сентября «Заря Востока» опубликовала стихотворение «На Кавказе»:

Мне мил стихов российский жар.Есть Маяковский, есть и кроме.Но он их главный штабс-маляр.Поет о пробках в Моссельпроме.

Это был ответ Маяковскому на «балалаечника».

Приезд Есенина в Баку был отмечен сердечным приемом работников печати, об этом сообщалось в газете, но «доброжелатель» не преминул в этой же статье намекнуть на «болезненное состояние» поэта (разумеется, от употребления алкоголя). Потому предписывалось «в случае обнаружения поэта вне дома в болезненном состоянии, лицам, коим сим ведать надлежит, бережно доставлять его в общежитие, где он жил тогда у Чагина. Предупредительная эта мера оказалась излишней, а слухи о болезни Есенина сильно преувеличенными. Для литературных околоточных того времени Есенин был только «упадочным поэтом с сомнительным имажинистским прошлым. Для «Бакинского рабочего» (так называлась газета) это был ценный постоянный сотрудник». Об этом пишет В.В. Швейцер.

Обиду Есенин проглотил молча, но, уезжая из Баку, сделал на групповой фотографии такую надпись:

«Пускай я порою от спирта вымок».

25. IV.25 г.

В Баку Есенин приехал 20 сентября, в священный для бакинцев день — день памяти 26 комиссаров. Поэт ежедневно печатает в газете новые стихотворения, тогда же им была написана и «Баллада о 26».

Из письма Г. Бениславской, 8.IV. 1925 г., Баку:

«Внимание ко мне здесь очень большое. Чагин меня встретил как брата. Живу у него. Отношение изумительное. Для Вас у меня уже есть стихи. Главное в том, что я должен лететь в Тегеран. Аппараты хорошие. За паспорт нужно платить, за аэроплан тоже. Поймите и Вы, что я еду учиться. Я хочу проехать даже в Шираз, и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики».

Шесть месяцев прожил Есенин в Грузии в свой первый приезд. Это был самый плодотворный период в его литературной деятельности, его «болдинская осень».

Из письма Г. Бениславской 20 декабря 1924 года: «Я слишком ушел в себя и ничего не знаю, что я написал вчера и что напишу завтра. Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным. Не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия».

В ноябре опубликовал стихотворение «Поэтам Грузии», в котором есть знаменательные строки:

Я — северный ваш другИ брат!Поэты — все единой крови,И сам я тоже азиатВ поступках, в помыслахИ слове.И потому в чужойСтранеВы близкиИ приятны мне.Века все смелют,Дни пройдут.Людская речьВ один язык сольется.Историк, сочиняя труд.Над нашей рознью улыбнется.Он скажет:В пропасти временЕсть изысканья и приметы…Дралися сонмища племен.Зато не ссорились поэты.СвидетельствуетВещий знак:Поэт поэтуЕсть кунак.

На десятилетие опережая официальную политику, Есенин проводил в жизнь главную мысль об объединении и содружестве всей литературы. Правительственный лозунг: «Вся власть Советам», как уже отмечалось, он сменил на другой: «Вся власть поэтам».

Суд над футуристами, суд над имажинистами, суд над символистами, сеяли рознь, вражду, недоброжелательство. Не «суды» и «чистка» нужны поэтам, а дружба и сотрудничество. Есенин мечтал о своем журнале «Россиянин» или «Вольнодумец» и для этого сплачивал вокруг себя талантливую молодежь, собирал друзей — единомышленников. В октябре написал шуточное стихотворение «Заря Востока», которое посвятил сотрудникам тифлисской газеты «Заря Востока». Жалобы на безденежье перемежаются с крамолой:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});