Что скрывал покойник - Луиз Пенни

Каждую осень, когда наступала горячая пора домашней заготовки, к ним в гости заявлялась мать Сюзанны Марта с полной сумкой старых семейных рецептов. В течение следующих двух дней обе женщины занимались консервацией, и неизбежно наступал момент, когда Марта задавала сакраментальный вопрос: «С каких это пор огурцы стали называться пикулями?»

Поначалу он пытался честно ответить на него, как если бы она действительно не знала на него ответа. Но по мере того как шли годы, он понял, что ответа у него нет. Интересно, в какой же момент произошла перемена? Иногда она случается внезапно. Как будто наступает некий момент истины, мы удивленно восклицаем «Ага!» и понимаем, что произошло. Но по большей части она происходит постепенно…

В течение четырех часов, пока длилось ожидание, Маттью не находил себе места, снова и снова возвращаясь мыслями к происшедшему. Когда же нарушился обычный и правильный порядок вещей? Но и на этот вопрос он тоже не находил ответа.

— Доброе утро, мистер Крофт.

Старший инспектор Гамаш выглядел спокойным и невозмутимым. Рядом с ним стоял Жан Ги Бювуар, возле была женщина-офицер, а немного позади переминался с ноги на ногу мужчина, с которым Маттью еще не встречался. Средних лет, в костюме с галстуком, в коротко стриженных волосах пробивается седина. Гамаш проследил за взглядом Крофта.

— Это Клод Гиметт из окружной адвокатуры. Получены результаты лабораторных исследований вашего лука и стрел. Мы можем войти?

Крофт сделал шаг в сторону, и они вошли в его дом. Он инстинктивно провел их в кухню.

— Мы были бы благодарны, если бы вы попросили супругу немедленно присоединиться к нам.

Крофт кивнул и отправился наверх. Сюзанна сидела на краю кровати. На то, чтобы одеться, у нее ушло все утро. Она машинально надевала что-то, потом, обессиленная, снова падала на кровать. Наконец, примерно час назад, мучительный процесс облачения завершился. В целом она выглядела отлично, но на лицо было страшно смотреть, и с этим ничего нельзя было поделать.

Сюзанна пробовала молиться, но оказалось, что она забыла, как это делается. Вместо молитвы она как заведенная повторяла единственные слова, которые смогла вспомнить:

Маленький страж, приходи и подуди в свой горн,Овцы вышли на луг, а коровы топчут пшеницу.

Когда Филипп был маленьким, она читала ему эти стихи, но сейчас не могла вспомнить остальные строки. Наверное, это было очень важно, пусть даже она забыла молитву. Это было очень важно. Это доказывало, что она была хорошей матерью. Это доказывало, что она любила своих детей. «Это доказывало, — прозвучал тоненький детский голосок у нее в голове, — что ты ни в чем не виновата». Но она никак не могла вспомнить продолжение колыбельной. Так что, скорее всего, она все-таки была виновата.

— Они здесь, — сказал Маттью, останавливаясь в дверях. — Они хотят, чтобы ты спустилась вниз.

Когда она вошла в кухню в сопровождении Маттью, Гамаш поднялся с места и пожал ей руку. Она опустилась на предложенный стул, словно была гостьей в своем доме. В своей кухне.

— Мы получили результаты лабораторных исследований, — не стал терять времени Гамаш. С его стороны было бы жестоко оттягивать неизбежное. — На луке, который мы нашли у вас в подвале, кровь Джейн Нил. Она также обнаружена на одежде, принадлежащей Филиппу. Наконечник стрелы подходит к ране. Перья, обрывки которых найдены в ране, аналогичны тем, которыми оперены стрелы в старом колчане. Мы считаем, что ваш сын случайно убил Джейн Нил.

Вот и все. Это конец.

— Что теперь с ним будет? — спросил Маттью, прекрасно понимая, что проиграл самую важную битву в своей жизни.

— Я хотел бы побеседовать с ним, — вступил в разговор мэтр Гиметт. — Моя работа заключается в том, чтобы представлять его интересы. Я приехал сюда с полицейскими, но я не работаю на них. Адвокатура провинции Квебек независима и не подчиняется полиции. В сущности, я работаю на Филиппа.

— Понимаю, — пробормотал Маттью. — Вы арестуете его и посадите в тюрьму?

— В машине по пути сюда мы говорили об этом. Старший инспектор Гамаш не намерен обвинять Филиппа в непредумышленном убийстве.

— И все-таки, что теперь с ним будет? — снова спросил Маттью.

— Его доставят в полицейский участок в Сен-Реми, и там ему будет предъявлено обвинение в нанесении ущерба. — Брови Маттью удивленно взлетели на лоб. Если бы он только знал, что ему будет предъявлено обвинение в нанесении ущерба, его собственные детство и юность могли бы быть совсем другими. Как и сын, он всегда был смутьяном, постоянно наносившим ущерб. Сейчас это можно было воспринимать буквально.

— Но он же совсем еще ребенок! — взмолилась Сюзанна, чувствуя, что должна хоть что-то сказать в защиту сына.

— Ему четырнадцать лет. Он достаточно взрослый, чтобы разбираться в том, что хорошо, а что плохо, — возразил Гамаш негромко, но твердо. — Ему следует знать, что когда он делает что-либо плохое, пусть даже ненамеренно, то должен отвечать за свои поступки. Филипп был среди мальчишек, которые швыряли навозом в месье Дюбуа и месье Брюле?

Столь неожиданный поворот в разговоре, похоже, заставил Маттью прийти в себя.

— Да. Он вернулся домой и хвастался этим. — Маттью вспомнил, как смотрел на своего мальчика, стоявшего на кухне, и думал о том, что совершенно не знает его.

— Вы уверены? Мне известно, что мисс Нил называла три имени, в том числе и Филиппа, но ведь она могла ошибиться. По крайней мере, в отношении одного из них.

— Правда? — переспросила Сюзанна, и на мгновение надежда вновь ожила в ее глазах, но затем она вспомнила, что это уже не имеет никакого значения. Несколько дней назад ее приводила в ужас мысль о том, что сын оказался способен на такой поступок, да еще и был пойман на горячем. Теперь все это выглядело мелким и незначительным по сравнению с тем, что он натворил снова.

— Могу я видеть его? — спросил мэтр Гиметт. — Только я и инспектор Гамаш.

Маттью колебался.

— Помните, мистер Крофт, я не работаю на полицию.

На самом деле у Крофта не было выбора, и он это знал. Он отвел их наверх и постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал еще раз. Изнутри по-прежнему не доносилось ни звука. Он положил руку на дверную ручку, потом убрал ее и снова постучал, на этот раз окликая сына по имени. Гамаш с интересом наблюдал за происходящим. Наконец он не выдержал, шагнул вперед, повернул ручку двери и вошел в комнату.

Филипп сидел спиной к двери и покачивал головой. Даже от порога Гамаш слышал тоненький, с металлическим лязгом, писк музыки из наушников. Филипп был в повседневной одежде — просторной толстовке и мешковатых брюках. Стены комнаты были заклеены постерами рок- и рэп-групп, представленных исключительно нахальными молодыми людьми. Из-под постеров кое-где робко проглядывали обои. Маленькие хоккеисты в красных свитерах команды «Монреаль канадиенс».

Гиметт тронул Филиппа за плечо. Он открыл глаза и метнул на них взгляд, исполненный такой ненависти и отвращения, что мужчины отшатнулись. Потом это выражение исчезло. Филипп снова сделал неверный выбор, и не в первый раз.

— Что вам нужно?

— Филипп, я Клод Гиметт из адвокатуры, а это старший инспектор Гамаш из Сюртэ, Службы общественной безопасности.

Гамаш ожидал увидеть испуганного мальчугана, а страх, как ему было известно, может принимать разные формы. Чаще всего он выражается в виде агрессии. Люди, которые сердились и гневались, почти всегда были напуганы. Дерзость, слезы, напускное спокойствие, и при этом глаза и руки, которые не находят покоя. Что-то всегда выдавало скрытый страх. Но непохоже было, что Филипп Крофт боялся. Он выглядел… Кем? Триумфатором.

— Ну?

— Мы здесь потому, что расследуем гибель Джейн Нил.

— Ага. Я слышал об этом. А при чем тут я?

— Мы думаем, что это сделал ты, Филипп.

— Да? А почему вы так думаете?

— Потому что на луке, который мы нашли в вашем подвале, была ее кровь и твои отпечатки. Ее кровь обнаружена и на некоторых предметах твоей одежды.

— И все?

— На твоем велосипеде тоже найдена кровь. Кровь мисс Нил.

Филипп выглядел чрезвычайно довольным собой.

— Я не делал этого.

— А как ты объяснишь все это? — спросил у него Гамаш.

— А вы?

Гамаш сел.

— Хочешь послушать? Хорошо, я расскажу тебе, как, по моему мнению, все произошло. В то воскресенье ты вышел из дома с утра пораньше. Что-то вынудило тебя взять с собой старый лук и стрелы и поехать на велосипеде к тому месту. Нам известно, что там обычно охотился твой дедушка. Он даже соорудил засидку на старом клене, правильно?

Филипп продолжал молча смотреть на него. «Или, точнее, сквозь меня», — подумал Гамаш.

— Но потом что-то произошло. Или у тебя устала рука и стрела сорвалась по ошибке, случайно, или же ты выстрелил намеренно, думая, что это олень. В любом случае последствия оказались фатальными. Что было дальше, Филипп?